Рита Райт и Рашель Прус
Соприкосновение с историей через общение с живыми её свидетелями вообще редко кого оставляет равнодушным. Помню, как, затаив дыхание, слушала наша студенческая аудитория в Ленинграде конца 70-х годов, писательницу и переводчицу Риту Яковлевну Райт-Ковалеву, дружившую с Лилей Брик и рассказывавшую нам о Пастернаке и Маяковском не как о бронзовых памятниках истории, а как о близких, дорогих людях – о Володе и Боре. При этом, когда она говорила о Боре, мы слышали, как дрожит её голос. Это был голос сквозь слёзы. Так говорят только об очень близком…
Из энциклопедического словаря: «Рита Яковлевна Райт-Ковалёва – русская писательница и переводчица. Автор превосходных биографических книг („Роберт Бернс“, 1959 и др.), блестяще переводившая на немецкий Владимира Маяковского (в том числе „Мистерию-буфф“ – по его личной просьбе), с немецкого – Франца Кафку и Генриха Белля, с английского – Эптона Синклера, Джерома Сэллинджера (по существу Райт-Ковалева стала соавтором русской версии его знаменитого романа „Над пропастью во ржи“) и Уильяма Фолкнера. Ее переводы, идеально точные не в ущерб органике текста, сами по себе были и остаются произведениями искусства».
Она родилась в Курске в апреле 1898 года. Её отец был известным в Курске врачом, и она по семейной традиции отправилась получать медицинское образование – сначала в Харьков, а затем – в Москву. После переезда в Питер она по собственной инициативе устроилась на работу в лабораторию к гениальному всемирно известному физиологу, первому русскому нобелевскому лауреату, Ивану Петровичу Павлову. В лаборатории Павлова она проработала семь лет. С Маяковским, Бриками, Хлебниковым и Пастернаком она познакомилась в Москве – по счастливому стечению обстоятельств.
Кстати, после общения с Ритой Яковлевной у меня осталось стойкое впечатление, что она, не просто дружила со знаменитыми поэтами, но, как минимум, была увлечена Борисом Пастернаком не в одном только в поэтическом смысле…
Однажды, в далёкой юности, мой бакинский приятель Глеб Фалалеев пригласил меня в поселок Разино, где жила удивительная пожилая женщина, о которой Глеб перед этим прожужжал мне все уши. Звали её Рашель Владимировна Прус.
Сколько ей было лет в ту пору, не берусь утверждать. Но при всем этом её память меня просто поразила. Дело в том, что Рашель Владимировна, которая за столом, накрытым белоснежной скатертью с кружевами угощала нас тогда чаем с вареньем из изящных розеточек, была соседкой по квартире Владимира Ильича Ленина и Надежды Константиновны Крупской в период их дореволюционной швейцарской эмиграции!
Рашель Владимировна прекрасно владела французским и немецким. Она продемонстрировала нам с Глебом письма Анри Барбюса. Они переписывались довольно долго.
Как известно, Ленин писал он нем: «Одним из особенно наглядных подтверждений повсюду наблюдаемого, массового явления роста революционного сознания в массах можно признать романы Анри Барбюса: «Le feu» («В огне») и «Clarte» («Ясность»). Анри Барбюс до самого конца жизни собирал материал для большой биографии В. И. Ленина, но так и не успел завершить эту работу. Барбюсом совместно с А. Куреллой было составлено предисловие к французскому изданию ленинских «Писем к родным», опубликованных в 1936 году. Самого писателя в это время уже не было в живых.
30 августа 1935 года во время поездки в СССР при довольно туманных обстоятельствах он скончался. Впрочем, внезапной кончиной в те годы нас уже вряд ли можно удивить. Вот и отец Рашель Владимировны, заразившийся революционными идеями часовых дел мастер, после революции вернулся в Россию, видимо, полагая, что партия учтет его эмигрантские заслуги и личное знакомство с вождем мировой революции. «Канэшна», учли! Прус был арестован и умер в тюрьме. Вдруг вот тяжело заболел и сразу умер прямо в камере за одну секунду. Понятно – почему так внезапно болели и умирали тогда? Понятно: увы, не все выдерживали пыток и доживали до суда.
Дядю Володю и тётю Надю Рашель Владимировна помнила довольно хорошо. На Циммервальдской конференции проходившей 5 – 8 сентября 1915 года в зале, где проходило собрание было душно и жарко. Маленькая Рашель, сидевшая на коленях у дяди Володи, норовила улизнуть от него при всяком удобном случае. Конечно, мы поинтересовались почему. Женщина ответила просто, не по-революционному: от дяди сильно разило пивом, он был раздражен и много говорил.
Действительно, ему пришлось много говорить. Дело в том, что, как напишут позже: «Конференция, которая ставила себе целью объединить все революционные элементы социалистического движения, оказалась далеко не однородной по своему составу…» В общем, у Ильича были проблемы.
Вообще, жизнь Ульяновых в Берне, складывалась не очень удачно. 5 сентября (по старому стилю 23 августа) 1914 г. Ленин выехал в Берн и переехал в Цюрих в феврале 1916 переехал в Цюрих, где жил до апреля (по старому стилю до марта) 1917, то есть до самого отъезда в Россию. По сравнению с низкими ценами и дешёвой жизнью, к которой Ульяновы привыкли в Польше в 1912—1914 годах, бернские цены времен первой мировой войны просто удручали. Основным средством существования для четы Ульяновых служили литературные заработки, а политические антивоенные статьи и книги издавать было очень трудно. Ленин писал: «О себе лично скажу, что заработок нужен. Иначе прямо поколевать, ей-ей!! Дороговизна дьявольская, а жить нечем».
Крупская вспоминала, как они с мужем ходили в Берне на спектакль Л. Толстого «Живой труп»: «Хоть шла она по-немецки, но актер, игравший князя, был русский, он сумел передать замысел Л. Толстого. Ильич напряженно и взволнованно следил за игрой.» Это был редкий случай, обычно же дяде Володе не нравились пьесы, на которые они ходили, и после первого действия чета Ульяновых покидала зрительный зал. Супруга вождя с иронией и сожалением пишет: «Над нами смеялись товарищи, – зря деньги переводим.»
Именно в Берне скончалась теща Владимира Ильича, которую супруги пытались лечить. Одним из адресов Ульяновых в Берне был Диетельвег, 11… Жили они чрезвычайно скудно, довольствовались простой одеждой и обстановкой. В экспозиции музея-квартиры представлены предметы, принадлежавшие тогда В. И. Ленину и Н. К. Крупской: чернильница, стакан с подстаканником, ложечка для заварки чая, столовые ножи…
Кстати, именно туда, в Берн, по регулярным сообщениям русской разведки (есть документы и по этому поводу, не буду их здесь приводить: слишком много) приезжал Ленин неоднократно для тайных встреч в германском посольстве.
Рашель Владимировна оказалась чудесной гостеприимной женщиной, нисколько не озлобившейся, хотя жизнь прожила тяжелую до чрезвычайности. Помню её улыбку и слова о том, как довелось ей в конце жизни вновь посетить места своего швейцарского детства. На швейцарской границе один из служащих на всякий случай, не надеясь ни на какой ответ спросил её: «Шпрехен зи дойч?» Старушка улыбнулась и бодро ответила: «Натюрлих!»
Невидимыми нитями пронизано настоящее прошлым. Мы часто не замечаем их, ещё реже задумываемся об этом. Но именно они дают нам право считать эту жизнь – вечной…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.