Как выпекались кумиры

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Как выпекались кумиры

История карьеры Фрейда поразительно похожа на легенду о докторе Фаусте – не в том поэтизированном варианте, какой предложил Гете, а в изначальном фольклорном изложении, которое, конечно, гораздо ближе к истине. Фауст был вовсе не профессором, а студентом, притом весьма нерадивым, частенько сбегавшим с лекций, чтобы посидеть в кабачке. Честолюбия же в нем было предостаточно, и однажды, захмелев, он воскликнул: «Я все отдал бы, чтобы стать знаменитым!» И тут, откуда ни возьмись, к нему подсел хорошо одетый господин и участливо сказал: «Я помогу вам в этом, только для проформы сделайте пустячок: напишите расписочку своей кровью». И началось головокружительное восхождение давшего эту расписку молодого человека к славе.

Фрейд не был шалопаем и прогульщиком. Он прилежно осваивал профессию врача в центре тогдашней медицинской мысли – в Париже. Одним из его учителей был крупнейший невролог Шарко. Вернувшись в родную Вену, он открыл там частную практику, приносившую ему не бог весть какой, но стабильный достаток – вполне по его квалификации, ибо доктор он был весьма неплохой, но не из тех, кого называют «светилами» и платят им большие деньги даже за краткую консультацию.

Его пациенты принадлежали к весьма специфическому разряду: это были лица, подвергшиеся в детстве сексуальным домогательствам и страшно напуганные этим. Сами домогательства ими забылись, а безотчетный страх, особенно сильный по ночам, остался. Фрейд применял для лечения этих неврозов начавшую тогда входить в обиход методику: под гипнозом заставлял больного или больную вспомнить обстоятельства их детского кошмара, выводил их в область ясного сознания, делая тем самым причину переживаний понятной и объяснимой, тогда как до этого она оставалась мистической и поэтому пугающей. Прискорбное бытовое злоключение – это вовсе не прячущиеся в темноте по углам злые духи, тут можно поставить точку.

Любопытная деталь: занимаясь этой практикой, Фрейд не жаловался на нехватку клиентов. Значит, педофилия, достигшая ныне в Европе таких масштабов, что общественность начала требовать за это преступление смертной казни, заявила о себе уже в XIX веке. Разумеется, Фрейд не одобрял этой мерзости, но она приносила ему доход, тем более что папочки соблазнялись своими крошечными дочками и особенно падчерицами почти исключительно в богатых семьях. Но он не был удовлетворен, он хотел не просто большего, а гораздо большего. 21 сентября 1897 года он отправил своему другу Флиссу следующее письмо:

«У меня и вправду немало причин для досады. Так приятно было ожидать неувядаемой славы, как впрочем, и определенного достатка, полной независимости, возможности путешествовать, воспитывать детей без тех суровых лишений, в которых прошла моя молодость. Все зависело от того, выйдет ли толк из лечения истерии. А теперь снова надо быть тихим и скромным, снова беспокоиться, откладывать деньги на старость».

Это написано после доклада на врачебном съезде о своей методике, не вызвавшего никакой реакции. А ему уже 41 год, время уходит. Что-то надо делать, не оставаться же хорошим, но безвестным врачом. А что именно? Кто посоветует?

Советчик нашелся. Он как-то подслушал жалобу Фрейда на свою судьбу, понял, что это очень честолюбивый и жадный до денег и славы человек – и взял над ним свое шефство, как когда-то над студентом Фаустом.

С 1898 года в прежней телесной оболочке жил уже совершенно новый Зигмунд Фрейд. Он заявил себя уже не каким-то лекарем, а глубоким мыслителем, мудрым философом и учителем человечества. И человечество признало его таковым. Еще бы: ему нашептывал формулу успеха и открывал перед ним зеленый свет тот, кто, имея рога и копыта, ухитряется быть невидимым. Он подарил миру великое открытие, не потребовавшее от него ни дополнительных исследований, ни клинической проверки, ни статистической обработки данных – для него нужна была лишь дерзость, соединенная с апломбом, и умение включать в ложь элементы истины, создавая картину общего правдоподобия. Здесь он действовал по той же стратегии, что и другие кумиры XIX века – Маркс и Дарвин: котлеты из конины пополам с мясом рябчика: один конь, один рябчик.

«Открытие» ошеломило публику. Фрейд вывернул наизнанку результаты своих наблюдений и объявил, что тут преступное сексуальное влечение испытывали не родители к детям, а дети к родителям. Далее он обобщил это утверждение, перенеся его со своих пациентов на всех людей вообще. У кого-то этот «эдипов комплекс» с годами забылся, а у кого-то подсознательное воспоминание о нем сохранилось, и именно их он лечил в своей клинике. Но и тех, у кого нет выраженных истерик и неврозов, тоже надо лечить его методом, который он назвал психоанализом, ибо страх и тревога все равно гнетут душу. Обобщения на этом не кончились. Сексуальное начало в человеке, или «либидо», сказал Фрейд, определяет не только психические аномалии, но и почти всю внутреннюю жизнь человека, порождая в процессе «сублимации» даже самые высокие чувства.

Так добросовестный врач, приносивший людям пользу, в момент превратился в одного из предсказанных Евангелием лжепророков (Мф 24), нанесшего делу познания истины огромный вред. Чтобы разоблачить его лжелечение, нужно аккуратно отделить в нем ложь от правды, что мы и попытаемся сейчас сделать.

Утверждение, будто в раннем детстве каждый мальчик хочет совокупиться со своей матерью, а каждая девочка – со своим отцом, совершенно абсурдно. Элемент же правды, на котором Фрейд здесь играет, состоит в наличии в каждом человеке первородного греха, проявляющегося уже в младенческом возрасте. Однако этим наследственным грехом является вовсе не блудная страсть, которая вторична, а эгоизм, гордыня, желание «стать как боги».

Такая же лукавая подмена сделана и во фрейдовской теории происхождения любви. Да, та любовь, которую можно назвать «брачной», известная всем молодым людям влюбленность, идеализация возлюбленного или возлюбленной, доходящая до сумасшествия любовная эйфория, которая, кстати сказать, очень кратковременна и часто сменяется ненавистью, – это чувство, конечно же, есть облагороженное половое влечение, т. е. «сублимация либидо». Да, скопцы не влюбляются. Но ведь влюбленность – специфический вид любви, это совсем не та любовь, о которой сказано «Бог есть любовь». А Фрейд распространил свою теорию сублимации и на эту, подлинную любовь, не имеющую к похоти никакого отношения. И получилось, что сама религия рождается из полового инстинкта.

Так Фрейд завершил дело своих предшественников. Маркс изгнал Бога из истории, Дарвин – из живой природы, а он – из сердца человека. Как хвостатому было не содействовать его мирской славе?

Но ведь этот персонаж требует за свои услуги платы. Расписки кровью, видимо, не было, и он завладел душой своего подопечного иначе: Фрейд покончил жизнь самоубийством. Кто толкнул его на это в 83 года, совершенно очевидно.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.