Методика законоведения

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Методика законоведения

Час I

Под методикой законоведения следует разуметь смешанную – теоретико-практическую – дисциплину, решающую вопрос о сущности преподавания права вообще и в частности в средних учебных заведениях.

Это не особая наука и не самостоятельная, но вспомогательная и примененная; это даже не наука, а смесь научных данных и сведений с практическими указаниями и советами. Но основою для разрешения практического задания должны быть научные данные. Какие же?

Это определяется основным вопросом: как надлежит преподавать право?

Два центральных термина: что такое преподавание; что такое право; и притом право как предмет преподавания. (Соответственно: что есть важнейшее в праве; в чем его сущность; что именно следует преподавать так, чтобы право было усвоено в его истинном и существенном составе.)

На основании этого в дальнейшем может быть разрешен практический вопрос: как следует преподавать право. Отсюда две части в методике законоведения: вопрос о том, что?; и вопрос о том, ка?к.

Двигаясь в порядке систематическом, начнем с первого отдела.

Часть первая. О правосознании как предмете преподавания

1) О сущности правосознания.

Что такое правосознание? Преподавание есть процесс живого общения между знающим и незнающим ради передачи знания. Вдумаемся в это, с виду банальное и чуть ли не тавтологическое определение и постараемся проникнуть анализом в скрытую за ним сущность. Преподавание есть научное общение; отсюда три вопроса:

что такое знание?

что такое общение?

и может ли общение передать знание?

Итак, прежде всего – что такое знание?

Элементы его:

представлять себе что-либо – иметь представление,

что-либо определенное – omnis determinatio est negatio1 – ограниченное и фиксированное,

представлять себе с максимальной ясностью и отчетливостью – передача неразвитому в мин[имуме] слов,

помнить знаемое – т. е. обладать способностью вызывать его быстро и неискаженно в сознании,

формулированная речь о знаемом – банальный и поверхностный критерий знания (экзамен).

Обычно в средних учебных заведениях этим удовлетворяются как максимумом или даже намеками на это, – полноту отодвигая как идеал.

Ограниченность предмета обеспечивается делением на науки, часы и между преподавателями.

Пумнение обеспечивается заучиванием и экзамена ценной проверкой.

Но ясность и отчетливость уже ничем не обеспечивается – возникая в результате счастливой комбинации преподавательского таланта и способностей ученика.

Казалось бы, что можно добавить к этому определению знания? Не все ли сказано? И вот необходимо признать, что в действительности этим определением сказано слишком мало, и притом, может быть, не сказано самого существенного. Почему же? Тот, кто ясно и отчетливо представляет себе что-либо определенное и помнит раз представленное, может быть лишен подлинного знания истины о предмете. Ему может не хватать: во-первых, подлинного знания, во-вторых, предметного знания, в-третьих, истинного знания. Так, например, ученик или ученица, отчетливо выучившие по учебнику Крюковского и Товстолеса (рек.), что «право в субъективном смысле есть совокупность правоотношений», не имеет ни подлинного, ни предметного, ни истинного знания.

Итак:

1) Что такое подлинное знание.

Всякое знание в истинном смысле слова есть реальное, активное отношение души к объективному, предметному обстоянию. Следовательно, прежде всего, это есть отношение души к предмету. Что такое предмет? Какого рода отношение? Почему души, а не сознания только?

а) Что такое предмет? Под предметом я разумею любую содержательно определенную реальность (фрагмент реального мира), как она существует на самом деле. Это означает, что я противопоставляю предмет изучающей и знающей души тому, что? она о предмете воображает, и тому, что она о предмете знает. Сказав «противопоставляю», я оговариваюсь: между предметом и душою нет качественной, непроходимой бездны, но нет и первоначального тождества.

Нет качественной бездны:

трансцендентная теория познания;

учение Канта о вещи в себе;

учение о потусторонности предмета, недоступности;

субъект искажает предметное обстояние своим познавательным восприятием.

То, что объективно есть – и то, что для субъекта есть, – расходится в корне и безнадежно, т. е. предмет, как он есть на самом деле, непознаваем.

Для нас: сущность права, как она есть на самом деле, непознаваема – снимаются все юридические науки, и все преподавание права, и вся методика законоведения.

Нет и первоначального тождества:

имманентная теория познания;

смешение содержания сознания с предметом;

то, о чем знается, и то, что? о нем знается, не различается;

то, о чем знается, и есть то самое, что? знается;

предмет исчерпывается тем, что содержится в душе под этим названием.

Грубая ошибка и плачевные последствия, воображаемый образ вещи выдается за вещь, гипотезы о мире – за реальный космический процесс, почувствованное от музыки волнение – за содержание музыкальной пьесы, желанные свойства Божества – за природу самого Бога в праве; субъективное, может быть, неверное, извращенное, больное переживание права – за подлинную сущность права (такова теория Петражицкого: право – это то, что кому покажется правом или переживается – может быть, сослепу, сдуру, стемну – как право).

В противоположность этому:

душа не совпадает с предметом искони, так что мышление бытия не бытию мыслимого (Риккерт);

или не так плохо – мыслимое бытие сущее бытие (Гегель, Гуссерль, etc.);

или в этом роде – воображенное бытие сущему предмету, etc.

Но так: предмет, как он есть на самом деле, может быть познан душою, стать ее содержанием – через адекватное испытание, интуицию, мышление.

Час II

Итак, мы установили: знание есть реальное, адекватное отношение души к объективному предметному обстоянию; предмет же есть любая содержательно определенная реальность, как она существует на самом деле. При этом: между предметом и душою нет качественной непроходимой бездны, но и нет первоначального тождества; предмет, как он есть на самом деле, может быть понят душою, стать ее содержанием – через адекватное испытание, интуицию, мышление.

b) Итак, прежде всего: испытание, опыт (не эксперимент – нарочно, изоляционный опыт).

Все науки начинаются с опыта. Нет и не может быть ни одной неопытной науки по исходу. Опыт есть встреча познающей души с объектом, встреча не в объекте, а в познающей душе. Нет встречи, нет вос-приятия – и душа остается пустою. Познание невозможно. Опыт не есть непременно чувственный опыт: т. е. душа испытывает то, о чем свидетельствуют периферические изменения в органах чувств. Чувственный, так называемый «внешний» опыт есть средство познания о вещи и о всяком вещественном инобытии. Однако не все же на свете вещественно и не все есть инобытие. Рационалисты думали, что мышление не есть опыт и не дает опыта, что оно сверхопытно. Они ошибались: то, что мыслится, становится содержанием души, т. е. испытывается ею, – и возникает опыт.

Итак: опыт может быть внешний (свидетельство чувств, изменение в моей центральной вещи) и внутренний (свидетельство душевных, нетелесных актов).

Всякий душевный акт есть испытание и дает опыт.

Акт воображения – опыт иллюзии (есть, но не то, не так), опыт галлюцинации (все создано). Например, опыт с поездом и платформой, опыт двойника.

Акт воли – опыт переживания неосуществленной цели, опыт абулии, опыт раздвоенной воли – хотения.

Акт чувствования – опыт зависти, ненависти, ревности, опыт христианского умиления, опыт влюбленности.

Акт мышления – опыт чистого безо?бразного мышления, опыт логического ошибания, опыт противоречивого тезиса.

Отсюда: не все опытное чувственно и убразно; у каждого из нас есть опыт сверхчувственный; нечувственное может быть исследовано в опыте.

Но если все познание начинается с опыта, то с какого? Знание требует:

Опыт должен быть

самостоятелен – т. е. лично получен и пережит. Вне личного, самостоятельного опыта нет настоящего знания, но суждение из вторых рук. Чужой опыт – лишь вторичное подспорье, пригодное для проверки; «сытый голодного не разумеет»; не имевший опыта безо?бразного мышления, не имевший опыта абулии, христианского умиления, не имевший опыта правовой власти, судимости, политического самопожертвования, etc. – с трудом разумеет или вовсе не разумеет имевшего. Огромная часть юридических знаний в гимназиях и университетах есть мертвая кладь; люди не понимают, что и наука права должна начинаться и только и начинается с субъективного опыта, самостоятельно пережитого; что нужен, прежде всего, особый опыт – опыт правосознания, – и вне его вся юридическая наука остается пустым разговором или же вредной и извращенной софистикой. Итак: преподавание права есть, прежде всего, преподавание опыта правосознания. Для того чтобы его преподавать, надо вырастить его в себе.

Далее опыт должен быть

подлинен – т. е. не заменен фикцией, не поверен в кредит, не сокращен воображением. Гарантия подлинности – в культивировании его (подобно естественным наукам). Там подлинность дается наличными изменениями и повторяется инструментами. Внутренний опыт не имеет инструментов. Необходимо: признать важность опыта; сосредоточить внимание на его получении, на условиях получения, на содержании получаемого. Применить по возможности законы индукции; повторно, при разных обстоятельствах, в разных настроениях воспроизвести опыт; выследить свои предубеждения и бессознательные интересы, альтерирующие опыт; добиться интенсивного, обжигающего душу, потрясающего испытания, одинакового при повторении содержания; проверить его в беспристрастном и доверчивом общении, что он подлинен – я в предмете или предмет во мне.

Наконец, опыт должен быть

адекватен – т. е. содержание испытанное должно точно, до совпадения воспроизвести собою содержание испытываемого предмета. Здесь необходимы те же приемы индуктивного порядка, как и в создании подлинности опыта. Только культура своей души – ее восприятия, ее бессознательного, ее внимания, очищение ее интуиции – дает некоторую гарантию адекватности. Особенно опасны предвзятые теории, заслоняющие взор исследователя.

С такого опыта начинается и знание права,

исследуете ли вы взором текст, напечатанный в своде;

или воображением построяете типическое право-отношение или состояние души преступника;

или волею и чувством добиваетесь истинного правосознания;

или мышлением вскрываете точный смысл закона, понятия юриспруденции, etc.

Этот опыт дает содержание испытанное. Силою внимания вы делите его – останавливаетесь поочередно на частях – отдаете себе отчет, что здесь есть – описываете – определяете – уясняете – превращаете в понятие – классифицируете (это работа интуиции и мышления). Нередко опыт – интуиция и мышление – сливаются в единый, нерасчлененный, быстрый акт. Отсюда опасность просмотреть опыт и решить, что его нет или он неважен. Для познания же он централен; если бы поставить опыт в правоведении на высоту – масса научных разногласий исчезла бы как дым.

Подлинное знание (права) есть знание, начинающееся с самостоятельного, подлинного, предметного и адекватного переживания права. Не тех или других сведений из области юриспруденции, понятий о законах, о субъекте права, о государстве. Нет – самой внутренней душевной и духовной сущности самого права как такового. Что делается в душе, коснувшейся права? Что она воспринимает, переживает; как это влияет на нее, к чему ведет? Для чего это с ней делается? Кто это делает? Что нужно от души, для чего в нее вводится право? Что ей делать? Чего хотеть? Что такое право как предмет? Как сила? Как ценность? В чем задача права? Его цель? Его назначение? Обязательно ли оно? Нужно ли оно? Иными словами: в чем природа права как предмета правосознания и как содержания правосознания, стоящего на духовной высоте.

Подлинное знание права начинается с воспитания правосознания. Человек с невоспитанным, неразвитым, низменным правосознанием никогда не будет ни знать права, ни жить правом. Жизнь его будет юридически невежественна; она будет попиранием права и извращением его; а потому унижением для науки и человеческого духа. И так будет – даже будь он профессором университета (теперь нетрудно найти таких), сенатором, судьею или министром.

Час III

Так и во всех областях: чтобы знать и жить знанием – необходимо воспитать душу, сообщить ей это измерение, этот способ жизни: жить зная, жить в качестве знающего, жить знанием (жить зная – низшая ступень – уделять знанию время и интерес; жить в качестве знающего – выше – включить знание в мотивировку жизни; жить знанием – высшее слить свою судьбу с судьбою знания).

Чтобы знать добро и жить им – душа должна быть воспитана к этому измерению, этому способу жизни: жить, ориентируясь на благие цели, ища их, включить добро в жизнь как мотивирующий фактор, слить свою судьбу с судьбою добра.

Чтобы иметь отношение к красоте – необходимо, чтобы человек знал, что есть такое специфическое измерение реальных и воображаемых образов: не измерение удовольствия, или приятности, или занимательности, или облегчения души, или красивости, но измерение художественной красоты (духовные значительности, облеченные в адекватные и закономерные образы).

Чтобы иметь отношение к Божеству – чувство верховного совершенства, реального в мире должно быть пробуждено в душе прежде всякой определенной религии и догмы. Есть души религиозно пустые и пустынные. Никакое жизненное потрясение, никакое изучение Закона Божия, никакое занятие философией не пробудит в них этого чувства: что есть в жизни главное, абсолютное средоточие, совершенное, объективно совершенное – ради осуществления которого только и сто?ит жить человеку на Земле.

И вот точно так же с духом вообще; большинство людей живет на свете, не предполагая, что не все одинаково духовно значительно из происходящего; и что духовно значительному противостоит объективно-пошлое; и что задача в жизни в том, чтобы искоренить в себе и оградить себя от пошлого и (Аристотель) присвоить себе все прекрасное – чтобы открыть его в душе. Необходимость специфического ви?дения – значительного и пошлого, необходимость вызвать его в воспринимаемом – через усвоение ему предметного опыта величия.

Наконец – о праве. Необходимо воспитать в душе своей (ребенке и в подрастающем) чувство права, сознание важности и необходимости права, уважение к праву, интерес к праву, умение им жить – отстаивая обоснованное – и умение его совершенствовать и им совершенствовать жизнь. Необходимо заложить в душе основы правосознания и основы этих основ: чувство собственного достоинства, уважения к себе и другим, умение жить свободным признанием блага, способность к самоуправлению и бескорыстию, стойкость в отстаивании права и чувство справедливости.

Вне этого право и правосознание останутся мертвыми знаками, обозначающими душевные язвы и духовные пустуты. И это задача общего воспитания и в особенности преподавания права2, законоведения.

Час IV

Мы установили основу всякого право-познания и право-преподавания: это живой опыт правопознания. То, что создается и сообщается в преподавании права, законоведения, и есть этот живой опыт. Но живой опыт нельзя преподать, его можно только воспитать. Что значит воспитать опыт? Какое бы значение ни раскрылось за этими терминами, одно уже ясно: преподавать значит воспитывать. Старый вопрос встает здесь как будто перед нами: знание – для знания? или знание – для жизни? Знание довлеет ли себе? Что, оно самодовлеюще? Или оно само имеет какую-нибудь высшую цель? Например, в жизни? Вопрос решается в зависимости от того, что разуметь под знанием? Если знание состоит в том, чтобы «представлять себе что-либо определенное и помнить представленное», то такое знание, конечно, не сто?ит того, чтобы видеть в нем последнее достижение. Но если знание состоит в том, чтобы иметь в душе самостоятельное, подлинное и адекватное переживание предмета в опыте – тогда как? Такое знание само уже есть жизнь; это особый modus vivendi, новый способ жизни; и если этот способ жизни посвящен духовно значительным содержаниям, то возникает другая постановка проблемы: именно – не знание сопоставляется с жизнью, а духовно значительная и предметно обогащенная жизнь сопоставляется с повседневным, обыденным, заурядным поживанием, посвященным подслеповатому барахтанию в кое-чем. Тогда может оказаться, что не «знание для жизни», а «жизнь для знания»; т. е. жить стоит только для того, чтобы жить духовно значительно, т. е. прежде всего опытом, посвященным духовным предметам.

Воспитывать человека значит именно сделать его способным к такой жизни; это воспитание к предметно-духовному опыту начинается другими, а ведется и заканчивается каждым самостоятельно. И вот преподавание есть существенный и важный ингредиент первой стадии. В то время молодая душа еще не знает: ни что нужен опыт; [ни] что такое вообще «опыт»; ни что такое предметный опыт; ни что есть объективно значительное; ни в чем отличие его от незначительного; ни как подойти к этому и т. д. В лучшем случае многое из этого предчувствуется смутно и живет потенциально. Задача преподавателя не есть задача принудительного вколачивания хорошо памятных смутных представлений о разных (по рубрикам) материях. Но задача воспитателя. И прежде всего: воспитателя предметного опыта в известной сфере. Это значит постепенно и незаметно привить известный интерес, измерение жизни; т. е. желания жить известным предметом (думать о нем, испытывать, спрашивать, фиксировать, вынашивать убеждения и мотивировать ими свою деятельность) самую жизнь этим и, наконец, технику (умение) этой жизни. Об этом подробно впоследствии.

Факт тот, что такой опыт возможно мобилизовать в душе. Как же объяснима возможность эта при разъединенности людей? Эта возможность объясняется особым сочетанием и распределением общего и одинакового, одинакового и различного в жизни людей. Каждый человек имеет во внешней и во внутренней жизни элементы общего и необщего, одинакового и различного с другими людьми; но эти элементы распределены так, что позволяют людям иметь опытное общение и воспитывать друг в друге предметный опыт. Ограничимся здесь только внутренним опытом. Общим – называется то, что едино для всех и принадлежит (или, по крайней мере, обстоит) для обоих (схема троичная ; каждый может сказать про общее: это мое, одновременно с другим – и будет прав. Оба могут сказать про общее: это наше – и будут правы; так: общим будет вещь в собственности, отец у единокровных, мать у единокровных, храм у прихожан, Пушкин у всех русских, Бог у всех людей).

Одинаковым называется то, что двоично для двоих и принадлежит каждому порознь и обстоит для каждого порознь; у каждого свое, хотя и похожее (схема четверичная . Каждый может сказать про свое одинаковое: это мое – но не про чужое; может спутать его с чужим – и будет неправ; может заметить сходство, но не захватить себе; так: одинаковыми будут два похожих платья, тела для людей, душевные настроения у друзей. Различным будет несхожее двоичное для двоих по схеме четверичной; у каждого свое и непохожее).

И вот воспитание предметного опыта в чужой душе возможно потому, что хотя души людей различны, но их переживания могут быть одинаковыми, когда предмет, ими переживаемый, общ.

Единый предмет – две разные души: если опыт непредметен, то переживаемые содержания будут различны и самые переживания будут несхожи (например, музыка – два слушателя, или: единая правовая норма – и два корыстных ходатая по делам, или: единая книга – и два читателя); если же опыт предметен, то переживаемые содержания будут одинаковы и самые переживания будут схожи.

Но во внутреннем опыте имеются подлинные предметы с объективным и даже тождественным содержанием.

Относительно внешнего опыта людям легче это понять: например, одна картина, одно животное, одно землетрясение, одна планета.

Во внутреннем опыте это понимается труднее. А между [тем] на самом деле имеется помимо индивидуальных переживаний и их похожих и непохожих содержаний еще и предмет – не воспринимаемый чувственно, не существующий в виде вещи или душевного переживания, не сводимый к душевному состоянию, хотя познаваемый именно через него. Где же он? – Если о пространстве, то нигде. Когда же он бывает? – Если о времени, то он переживается душою во времени; но это не значит, что он сам по себе во времени.

Почему же люди узнаю?т, что он есть, и как об этом можно узнать? Если кто-нибудь из юристов сильно сомневается в этом, то пусть он спросит себя: право – вещественно ли оно? Или право – сводится ли оно к человеческому субъективно-душевному состоянию? Если да, то к чему же? Всегда ли, когда человек не знает о своих правах и обязанностях, – их нет и на самом деле?

Точный смысл закона – если все люди переживают его искаженно, неточно, неверно – и сам исказился? Так что нашедший его впоследствии создал его вновь или же нашел лишь то, что объективно и без его осознания было налицо. Возьмите любой «предельный» случай – пример, на котором остро выявляется спорное, и вы увидите, что так обстоит и в непредельных примерах: в глухой деревушке у одинокой женщины родился сын – наследник всего ее имущества; что же – его полномочие наследственного характера возникает тогда, когда мать оправилась и подумала об этом; или когда он подрос и осознал его; или в момент рождения? Но ведь в момент рождения никто из людей не переживает в душе этого полномочия: ни новорожденный, ни мать; все другие не знали о его существовании.

Об этом – т. е. об объективном составе положительного права позднее. Сомневающимся следует обратиться к логике. Понятие тождественно себе – соблюдает свое неизменное содержание и в том случае, если никто из людей о нем не мыслит, или мыслит неверно, или мыслит его меняющимся. В этом сущность закона тождества. В этом педагогическое значение изучения логики: привычка к тождеству и объективности постигаемого внутреннего. Преподавание права есть преподавание об[ъективного] единого предмета, который необходимо испытывать.

Истина, добро, красота, понятие, право – все это суть предметы внутренно постигаемые и объективные в своей природе. Надо раз навсегда понять: всякий спор мыслим только о едином и общем предмете; сущность всякого спора в том, чтобы добиться у двух одинакового переживания этого предмета. Иначе спор – бессмыслица: если двое говорят о разном или одном, но в разных отношениях. Спор фиксирует всегда тезисы – подлежащие в содержании своем законам тождества и противоречия. Посему: всякий спор предполагает единство и общность внутреннего предмета – понятия.

Итак: воспитание внутреннего опыта – к знанию, красоте, добру и праву – возможно именно потому, что эти внутренно постигаемые предметы имеют объективный, общий для общающихся, единый состав.

Задача в том, чтобы самому предметно пережить сущность права и помочь это сделать другому. Преподаватель, не имеющий сам уверенного предметного ви?дения предмета, не может преподавать надлежащим образом. Он не знает сам, что? в предмете, «не был с ним» и потому не знает, «как туда попасть и как туда вообще попадают». Потому не может и помочь другому. Преподавателю права необходимо начать с того, чтобы обратиться к самому себе и пересмотреть в деталях свое собственное правосознание. Упразднить одно, изменить другое, укрепить третье. Заняться своим опытом, опредметить его и затем, после всего, поставить себе вопрос – что я делал, перевоспитывая его в себе. Я хотел бы выразить это так: надо «заболеть» вопросом о праве; т. е. испытать эту проблему с такой неотвязной остротой, чтобы она стала поперек жизни. Или иначе: надо открыть себе глаза на право в собственной жизни и спросить себя: «где в моей жизни право, в чем оно; не мнение ли; где его пределы; на чем оно основано; от чего началось, от чего пошлу; от чего кончится; правое ли это право?» и т. д., надо перерыть углы своего сознания. И потом обратиться во вне. И спросить то же о других. Теперь это время пришло как никогда. Россия заживо разлагается от отсутствия правосознания; и не думайте, что только вверху; нет, и снизу. Сухомлинов продал слишком многое, и все ахнули и возмутились; а здесь среди нас продают меньшее за меньшее – и хвастаются. Начнем же эту работу – по обновлению правосознания в России; начнем с самих себя. И спросим, прежде всего: в чем же сущность настоящего творческого3 правосознания?

Часть вторая. О сущности правосознания

(конспект статьи)

I. (Введение).

В душах людей есть полу-осознанные стороны жизни. Это не значит, что они – духовно незначительные. Это может быть потому, что их сущность и значение противостоит своекорыстному интересу и близорукому воззрению повседневного сознания. Часто люди готовы удивиться тому, что у них есть свое мировоззрение, вкус, совесть, правосознание. Люди живут этими сторонами и тогда, когда не подозревают этого: тогда эти функции или состояния души определяют их поведение незаметно, бессознательно и сами чаще всего оказываются деградированными. Людям неизбежно иметь хотя бы тупое мировоззрение, дурной вкус (не Вкус), глухую совесть, уродливое правосознание.

Итак, людям неизбежно иметь правосознание. Правосознание генетически предшествует положительному праву. Это сознание о разноценности внешних социальных поступков. Даже злоупотребляющий идеею права исходит из того же сознания, хотя разрешает неверно вопрос, оперирует неверным критерием и компрометирует идею права.

Слагается трагикомедия, характерная не только для правосознания: каждый из нас связан с вершинами духа, но только через свой собственный, замкнутый, индивидуальный, внутренний опыт. Здесь единственный источник для познания и суждения об истине, добре, красоте, справедливости; необходимо подлинное испытание и самостоятельная проверка. Люди забывают об этих условиях: не ищут подлинности опыта, предметности и адекватности знания, основываются на личной склонности, довольствуются субъективным мнением. Возникает недостойное и комическое зрелище, претендующая, посягающая разноголосица, шумливый базар, где каждый выхваляет свой никуда не годный товар; сверхличная очевидность подменяется самоуверенностью, ум блуждает, колеблется, хватается за то и за это и, наконец, приходит к бесплодному и беспочвенному релятивизму. Утрачивается вера в возможность истинного знания, единства добра, объективности красоты, в правое право. С верою гаснет и воля к ним. Личная корысть остается единственным руководителем, и жизнь незаметно вырождается. Самые условия существования права благоприятствуют этому вырождению. В праве, по-видимому, все относительно. Право обусловлено: местом, временем, интересом, силою и случаем. Запретное позволяется и предписывается поочередно во времени: сейчас здесь – завтра там право различно. Содержание права всегда достаточно неопределенно и относительно.

Современное правосознание вырастает в этом убеждении. Оно проникнуто глубоким релятивизмом и не знает, что оно может и должно быть иным. Незаметность возникновения релятивизма и выгодность его для интереса узкого и себялюбивого упрочивает его: темнота порождает зло, а зло поддерживает темноту. Люди не верят в право и его объективную ценность, не уважают его, не любят его и культивируют только в меру личной корысти. Правосознание сводится к запасу непродуманных сведений из области положительного права и умению своекорыстно пользоваться этими сведениями. О праве люди вспоминают только по случаю своей собственности и квартиры да еще при виде полицейских чинов, здания суда или толпы гонимых по улице беспаспортных. Необходим радикальный духовный пересмотр правосознания: жизни души и ее содержаний.

II. Право для большинства людей характеризуется так: другие люди, облеченные властью, хотят, чтобы я соблюдал такие-то формальности в устроении своей жизни. Если даже допустить, что это так, то все же этим обозначено только положительное право, а между тем положительное право есть нечто подчиненное и вторичное. Первенство и основная природа принадлежит праву естественному. В чем их отличие?

Предварительно: естественное право есть право, основывающее свое значение не на постановлении людей, а на самом основном способе бытия человеческого духа на Земле. Значение его проистекает из ценности духовной жизни; содержание его определяется способом этой жизни и ее необходимыми видами. Что это за способ? Что за виды? В чем эта ценность? Что такое дух человека, в отличие от его души? Все это разберется в свое время. Если не успеется, то найдется в моей статье (отсылка).

Теперь установим: всякое положительное право есть более или менее несовершенное видоизменение естественного права. Сознание естественного права дает естественное правосознание. Сознание положительного права дает положительное правосознание. Второе есть всегда более или менее несовершенная модификация первого. Следовало бы начать изложение с корня. Но для доступной наглядности мы начинаем с внешней поверхности, с явления. Итак: в чем сущность положительного правосознания.

Положительное правосознание есть, прежде всего, знание положительного права. Но это не значит, что им оно и исчерпывается; однако знание это необходимо. Народ, не знающий законов своей страны, ведет внеправовую жизнь или довольствуется самодельными и неустойчивыми зачатками права. Не знать своих обязанностей – как блюсти их? Как противостать вымогательствам воеводы или ростовщика? Не знать своих полномочий – значит превышать их и уступать силе. Не знать своих запретностей – или быть невменяемым, или жить безудержно.

Результаты незнания: произвол сильного и запуганность слабого, невозможность жить в праве и по праву, невменяемость – от неведения; неведение не предоставлено; невменяемость – унизительна. Народу необходимо и достаточно знать законы своей страны – этого требует самая сущность правовой жизни. Право говорит на языке сознания – к сознанию – ради знания – и соответственно знанию поведения. Кому – можно, должно, нельзя – субъект права. Право – от мысли – к мысли – и через нее к воле. Недопустимо, чтобы народу было недоступно право его страны: обилие неграмотных в стране, написанность на чужом языке (рецепция римского права в Средние века; латинская служба у католиков; вырождение религии; «помилось» и «жезаны»4), скрытость текста от народа (понтифы; поступок тирана Дионисия), сложный, запутанный, непонятный текст. Возникновение иерархии корыстных посредников, дань за отыскание правоты, безнадежные дела, кривотолк, запутывание, представительство у обеих сторон. Вырождение права от невозможности принять его непосредственно в сознание – народа.

Однако само знание положительного права должно быть предметным. Особый подход: право имеет свое, объективно данное содержание, имеющее свой определенный и законченный смысл. Этот смысл был ранее кем-то подуман и облечен в слова. Ныне он должен быть точно выяснен и неискаженно понят. Положительное право дается как система тезисов для адекватного уразумения. Необходимо, чтобы к этому предмету приспособились восприятие, внимание и мысль. Необходим добросовестный и беспристрастный теоретический подход; он воспитывается только наукой и научным преподаванием. Он свойствен не только ученому; иногда именно ученые им не обладают, руководствуются в преподавании практическими нуждами, готовят беспринципных практикантов. Интерес и совестное отношение к «точному смыслу закона» может быть и у простого человека. Но справиться с этой задачей ему будет трудно за отсутствием привычки научно мыслить вообще и юридически в частности.

Развитому правосознанию присуща непоколебимая уверенность в том, что право и закон имеют определенное объективное содержание. Задача в том, чтобы его адекватно понять. Право, в его зрелом виде, есть норма; норма имеет форму тезиса, выраженного в словах; норма есть правило внешнего поведения, оно устанавливает известный порядок, как имеющий юридическое значение (например, позволенный, предписанный, воспрещенный). Это грамматическое предложение; за словами его смысл; смысл в форме тезиса; тезис имеет определенное объективное содержание: это правило поведения – должного – норма, а не описание единичного факта и не позитивный закон, говорящий о постоянном и необходимом в действительности. Содержание права подумано и определено мыслью: смысл. За каждым грамматически данным словом понятие со своим содержанием. Все понятия сводятся к двум, сложным, слагающимся в тезис: понятие человеческого субъекта, образ действий коего регулируется, и понятия известного внешнего поведения, предписанного, позволенного или воспрещенного.

Знать право знать норму знать логический смысл и ее нормативное содержание. Предметное право видит в нем логический тезис и правило поведения.

а) Изучение права как тезиса. Правовая норма стоит в ряду смыслов. Формально-логическое рассмотрение. Каждое понятие должно быть раскрыто в перечислении родовых и видовых признаков (ничто само собою не разумеется). Логико-анатомическая задача – чисто теоретическая. Верность теоретической задаче повышает уровень правознания, правосознания и правотворчества.

Удаляется: шаткость терминологии (1 понятие 2 имени), неустойчивость разумения (1 название 2 смысла), неопределенность в понятиях, логические пустоты, лишние термины, создается классификация юридических понятий, обнаружаются смысловые пределы кодекса.

В результате: создается научная основа для толкования и применения права, открывается борьба с юридическим кривотолком, повышается техника правотворчества, крепнет уровень правосознания в стране.

Записывание права и логическое тезирование его появляются в истории неслучайно. Verba volant – scripta manent5. Верное решение спора должно быть сохранено, повторено и распространено; энергия сэкономлена, пусть будет то же самое во всех одинаковых случаях.

Именно мысль имеет дар фиксировать и точно утверждать сущность, подведение под законы тождества и противоречия. Это дает возможность сохранять, накоплять, упрощать правила, устрояющие жизнь, дисциплинировать произвол и инстинкт силою разумной тождественности, приучать людей к самоограничению и увеличивать тем бесспорную сферу в человеческих отношениях, справедливо уравнивать одинаковое в жизни людей. Все это необходимо для разумного, мирного и равного порядка.

b) Изучение права как нормы, т. е. правила поведения. (Иногда оба изучения сливаются; вопрос предполагает первое и на нем стоит.)

Право устанавливается уполномоченными субъектами в установленном порядке – вне этого не право;

I. Формальные вопросы: кем и в каком порядке установлено? могут быть нормы, посягающие на звание правовых и на достоинство значащих без всякого основания, возможны произвольные воления, превышающие компетенцию, имеющие за собою лишь силу. Чтобы не противиться произволу, надо уверенно знать и предметно знать, где право. Правое сопротивление произволу – средство борьбы за право, сила духовной правоты может победить силу. Знание права входит в самую сущность правосознания.

II. Содержательные вопросы: каждая норма дает два критерия для рассмотрения человеческой жизни:

1) Что именно: какие действия и состояния людей – имеют вообще правовое значение – могут быть правомерными и неправомерными (в отличие от иррелевантных6).

2) В чем именно состоит правовое значение этих действий и состояний. Для каких субъектов какие устанавливаются полномочия, обязанности и запретности.

Итак: каждая норма говорит: какие именно действия и состояния людей, для каких именно субъектов устанавливают какие именно полномочия, обязанности и запретности и с какой санкцией. Всего 12 вопросов: что, кому, при каких обстоятельствах позволяется, воспрещается, предписывается.

Посему:

а) Необходимо методическое мышление; научная лаборатория, движение к истине – здесь, как везде, – трудно и ответственно. Положение юриста особенно трудное – крикливый голос повседневной борьбы за существование, тайный шепот личного, группового и классового интереса, рост правосознания заставляет сильного искать видимости права и правоты – отсюда власть ищет продажные души, готовые приспособить право. Теоретическая, практическая и этическая важность предметности в юридической науке. Народное правосознание стоит на высоте только там, где на высоте стоит юридическая наука. 4 порока: пристрастие, непредметность, невежественность, продажность юриспруденции. От них вырождается самая сердцевина правового мышления, теряется уважение к праву, ученый становится подьячим и вырождает духовную жизнь.

b) Необходим живой контакт между юридическою наукою и сознанием масс. Содержание положительного права должно быть не только доступно сознанию масс – но фактически ими усвоено.

Положительное правосознание состоит, прежде всего, в том, что человек знает о существовании положительного права, о своей связанности им, о том, что у него единый и определенный смысл, неизменяемый по произволу и интересу, о том, что содержание его таково-то: т. е. что мне по праву, при каких обстоятельствах, с такой-то санкцией, в таких-то пределах, то-то – можно, то-то – должно, того-то – нельзя.

Итак: объективное содержание условно назовем его смыслом; субъективное осознанное содержание его – его понятием.

Тогда: положительное правосознание состоит, прежде всего, в том, что человек переживает понятие положительного права адекватно его смыслу. Но это не все.

Объективное значение права

Вторая основа правосознания: право переживается как имеющее объективное значение, ему свойственно особым специфическим образом значить.

Первая встреча с правом обнаруживает: не все возможные и действительные поступки имеют одинаковое правовое значение. Не все предусмотрены; есть такие, о коих ничего не говорится. Предусмотренные деяния имеют особый характер: с ними связываются какие-то характеристики, изменения и последствия, они сохраняют свое значение, даже если кто-нибудь не захочет их признать; сделает вид, что «их нет»; жизнь сплетена сетью позволенностей, обязанностей и воспрещений, она узнаётся из записанных правил – в коих ничего не говорится о «в частности», а только о «вообще». С этой сетью «можно» нередко не считаться – ускользнуть; часто за это ничего не полагается – lex imperfecta7; иногда полагается неприятность – но от нее можно ловко уклониться; правопорядок лишен природной неукоснительности, запретное остается осуществимым, обязательное не становится неизбежным, позволенное не становится доступным. Закон природы нельзя нарушить – только жить по ним, комбинируя их целесообразно; закон правовой допускает сочетание законных событий с незаконными, нарушение и преступление. Но ведь «закон» – это то, что по самой сущности своей – «так, всегда». Следовательно, право не следует называть «законом», нет безвыходности – сила его слаба – он может и «не быть». Следовательно: право есть иллюзия, наваждение, фантазия: внешней реальности у него нет, внутренняя – воображена и часто не состаивается, эмоции вызывающие, оно создано воображением; право есть эмоциональная фантасма, вроде двойника – присмотреться и познать разоблачить и упразднить.

Конец правосознанию: если сознавать право все равно что иметь клубок субъективных эмоций, посвященных реакции на мнимые, воображенные повеления, предоставления и запрещения. Весь вопрос о праве начинается только там, где допускается, что не все, кажущееся правомерным, на самом деле правомерно. Право есть нечто по самой сущности своей противостоящее мнимому праву, право есть нечто, в самом деле, объективно обстоящее, предметно определенное, значащее, само, где есть предмет, где возможен спор, где есть, следовательно, тождественный себе смысл и состязание о правовой истине, но смысл постигается не аффектом и не воображением – а мыслью. Право переживается не в виде случайных, не основанных «нормативно-атрибутивных» толчков и побуждений; оно предметно восприемлется и обоснованно испытывается как объективно значащее установление. Нужен опыт объективно-значащего содержания и на основании его убеждение в действительной наличности предмета с объективным значением (об этом достаточно было говорено в первом полугодии).

Усмотреть объективное значение права – вот задача. В чем оно? Квалификации как верного и неверного, разграничения и постановления, раз получившие характер права, – сохраняют свое значение правовой верности, правильности и обязательности независимо от случайного незнания, несогласия или систематического неповиновения одного или многих.

Если в стране есть темные люди, не знающие, что вообще есть право, что у каждого есть свой определенный статус, то…

Если все забыли о какой-нибудь правовой норме, а она не отменена; вспомнив – убедятся, что она значила.

Взяточник, вор, ростовщик, незаконный правитель не могут погасить право одним своим несогласием. Уголовное право – значит и для того, кто скрылся от наказания. Конституционное право – значит и для министра, нажимающего на закон. Международное право – значит и для разбойничающего государства.

Объективное значение права выражено и закреплено: в строгих формах «установления» и «отмены». Исторический генезис права не то же самое, что юридическое основание, обусловливающее его значение; известный состав внешних (scilicet8 и внутренних) событий (например, инициатива – обсуждение – утверждение – обнародование закона, подписание и рассылка циркуляра, признание – формулирование – применение обычая); фактическое осуществление их определенными людьми служит основанием и условием для того, чтобы право стало значащею нормою. Нормы права возгораются и отгорают в связи со строго определенными временными событиями. Но это не значит: во времени. Возгорание и угасание – события не психические и не исторические, но объективно-ценностные; психичны и историчны – суспендирующие9 факты и вызванные к жизни последствия.

Отвергая это объективное значение права, человек лишает себя той основы, на которой только и возможна правовая жизнь; тогда нельзя спорить о праве и бесправии, нельзя возмущаться на произвол, нельзя апеллировать к суду, нельзя настаивать на своих правах – ни на частных, ни на публично-политических, нельзя отрицать по праву свой мнимый долг. Ибо нет критерия для законного права, если содержание правовой нормы лишено объективного, тождественного себе смысла.

Мое право иллюзия, если право вообще иллюзия. Последовательный субъективист должен был бы

а) исключить себя из правовой жизни (это не удается: последовательное и формальное отречение от своих полномочий – здесь признание права в его объективном содержании и значении; оно все же не освободит его от объективно значащих обязанностей и запретностей);

b) или же лицемерно взывать к объективно значащему праву, посмеиваясь, подобно софистам, над доверчивостью слушателей.

Итак: смесь их наивности и лицемерия.

Судья, чиновник, адвокат, гражданин – живущие правом, блюдущие его, применяющие и не задающиеся вопросом: «а что на самом деле имеет правовое значение и в чем оно?» – не живут правом, не блюдут его и не применяют. Они фальсифицируют право и довольствуются его суррогатом, они выдают неправо за право и деградируют жизнь.

Много времени прошло, пока люди выносили внутренний опыт – что правовые «тезисы» и «формулы» скрывают за собой нормы с объективным значением. Объективность этого значения в том, что оно ненарушимо и непоколебимо – от установления до отмены. Предписание нормы можно нарушить – ускользнуть и посмеяться. Но значение ее как связующего права остается, по существу, ненарушенным и непоколебимым. Например, плательщик подоходного налога, обманувший казну в своей декларации… по-прежнему… дезертир… по-прежнему… скрывшийся от суда преступник… по-прежнему…

Право нарушимо: т. е. люди сохраняют способность к самостоятельному руководству своим поведением и могут не усмотреть в его требованиях мотива для повиновения. Нет практической безвыходности: правовой режим не каторжная тюрьма и не система машин. Это было бы ниже достоинства человека и его разумного духа.

Право ненарушимо: т. е. есть нормативно-ценностная безысходность, фактически есть возможность неповиновения, но нет средств изменить или погасить правность или противоправность поступка. Правонарушение остается правонарушением и в том случае, если никто не знает о нем, и даже сам совершивший (например, случайное убийство на охоте, принятое всеми за самоубийство). Этого не меняет данность преследования (понятие «непреследуемого за давностью преступления»), ни амнистия (фиксация «несовершённости преступления», но не «непреступности совершённого»).

Данный текст является ознакомительным фрагментом.