А. Субъективное понятие.

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

А. Субъективное понятие.

а. Понятие как таковое.

§ 163.

Понятие как таковое содержит в себе: 1) момент всеобщности, как свободного равенства с самим собою в ее определенности, 2) момент особенности, определенности, в которой всеобщее остается незамутненно равным самому себе, и 3) момент единичности, как рефлексии внутрь себя определенностей всеобщности и особенности, отрицательное единство с собою, которое есть в себе и для себя определенное и вместе с тем тожественное с собою или всеобщее.

Примечание. Единичное есть то же самое, что действительное, но первое произошло из понятия и, следовательно, в качестве всеобщего, положено как отрицательное тожество с собою. Так как действительное вначале есть лишь в себе или, иными словами, непосредственно есть единство сущности и существования, то оно может, действовать.

Единичность же понятия есть то, что безусловно действует, и при этом уже действует не подобно причине, которая по видимости производит некое другое, а производит самое себя. Но единичность следует при этом брать не в смысле лишь непосредственной единичности, в том смысле, в каком мы говорим о единичных вещах или единичных людях; эта определенность единичности появляется впервые лишь в суждении. Каждый момент понятия сам есть все понятие (§ 160), но единичность, субъект, есть понятие, положенное как целостность.

Прибавление 1-е. Когда говорят о понятии, то обыкновенно нашему умственному взору предносится лишь абстрактная всеобщность, и тогда понятие определяют как общее представление. Говорят, согласно этому, о понятии цвета, растения, животного и т. д. и считают, что эти понятия возникли благодаря тому, что опускается все особенное, отличающее друг от друга различные цвета, растения, животные и т. д., и сохраняется то, что у них есть общего. Таков способ понимания понятия рассудком, и чувство право, объявляя такие понятия пустыми и бессодержательными, одними лишь схемами и тенями. Но всеобщее понятия не есть только нечто общее, которому противостоит особенное, обладающее своим собственным существованием, а скорее оно есть само себя обособляющее (само себя специфицирующее) и с незамутнен-

{269}

ной ясностью остающееся у самого себя в своем другом. В высшей степени важно, как для познания, так и для практического поведения, чтобы мы не смешивали лишь общее с истинно всеобщим, с универсальным. Все упреки, которые обыкновенно выдвигаются точкой зрения чувства против мышления вообще и еще более против философского мышления, и часто повторявшиеся утверждения об опасности якобы слишком далеко заходящего мышления основаны на этом смешении.

Всеобщее в его истинном и широком значении есть, впрочем, мысль, о которой нужно сказать, что понадобились тысячелетия, прежде чем она вошла в сознание людей, и лишь благодаря христианству она получила полное признание. Столь высокообразованные в других отношениях греки не знали ни бога в его истинной всеобщности, ни человека. Боги греков были лишь особенными силами духа, а всеобщий бог, бог всех народов, был для греков еще неведомым богом. Поэтому и существовала для греков абсолютная пропасть между ними самими и варварами, и человек, как таковой, еще не был признан в его бесконечной ценности и его бесконечном праве. Ставился вопрос, в чем лежит основание того, что в современной Европе исчезло рабство, и для объяснения этого явления привлекалось то одно, то другое обстоятельство. Истинного основания того, почему в Европе нет больше рабов, следует искать не в чем ином, как в принципе самого христианства. Христианская религия есть религия абсолютной свободы, и лишь для христиан обладает значимостью человек, как таковой, в его бесконечности и всеобщности. То, чего недостает рабу, это — признания его личности; принцип же личности есть всеобщность. Господин рассматривает раба не как лицо, а как не обладающую самостью вещь, и не сам раб признается «я», а господин есть его «я». Указанное нами различие между лишь общим и истинно всеобщим мы находим превосходно выраженным в знаменитом «Contrat social» Руссо; там говорится, что законы государства непременно должны иметь своим источником всеобщую волю (volonte generale), но они вовсе не обязательно должны быть потому волей всех (volonte de tous). Руссо сделал бы гораздо более основательный вклад в теорию государства, если бы он всегда имел в виду это различие. Всеобщая воля есть понятие воли, и законы суть имеющие свое основание в этом понятии особенные определения воли.

Прибавление 2-е. Относительно даваемого в рассудочной логике обычного объяснения возникновения и образования понятия следует еще заметить, что не мы вовсе образуем понятия и что

{270}

вообще понятие вовсе не должно рассматриваться как нечто возникшее. Понятие во всяком случае не есть только бытие или непосредственное, а в него входит также и опосредствование; последнее лежит в нем самом, и понятие есть опосредствованное через себя и самим собою. Было бы превратно принимать, что сначала предметы образуют содержание наших представлений и что уже затем привходит наша субъективная деятельность, которая посредством вышеупомянутой операции абстрагирования и соединения того, что обще предметам, образует их понятия. Понятие, наоборот, есть истинно первое, и вещи суть то, что они суть, благодаря деятельности присущего им и открывающегося в них понятия. В нашем религиозном сознании мы это выражаем, говоря, что бог сотворил мир из ничего, или, иначе выражаясь, что мир и конечные вещи произошли из полноты божественной мысли и божественных предначертаний. Этим мы признаем, что мысль, или, говоря точнее, понятие, есть та бесконечная форма, или свободная творческая деятельность, которая для своей реализации не нуждается в находящемся вне ее материале.

§ 164.

Понятие целиком конкретно, потому что отрицательное единство с собою, как определенность в-себе и для-себя, которая есть единичность, само составляет свое соотношение с собою, всеобщность. Поэтому моменты понятия не могут быть отделены друг от друга.

Рефлективные определения должны быть понимаемы и иметь значение каждое само по себе, отдельно от противоположных определений, но так как в понятии их тожество положено, то каждый из его моментов может быть понят непосредственно лишь из других и вместе с другими.

Примечание. Всеобщность, особенность и единичность, взятые абстрактно, суть то же самое, что и тожество, различие и основание.

Но всеобщее есть тожественное с собою с явно выраженной характеристикой, что в нем вместе с тем содержатся также и особенное и единичное. Особенное, далее, есть различенное или определенность, но оно таково в том смысле, что оно всеобще внутри себя и есть как единичное. Единичное точно так же должно пониматься так, что оно есть субъект, основа, содержащая внутри себя род и вид, есть само субстанциальное. Понятие—положенная нераздельность моментов в их

{271}

различии (§ 160). Такова ясность понятия, прозрачность его, которая не нарушается и не омрачается никаким различием.

Нет ничего обычнее утверждения, что понятие есть нечто абстрактное. Это отчасти правильно постольку, поскольку мышление вообще, а не эмпирическо-конкретное чувственное, служит его стихией; отчасти же это правильно, поскольку понятие еще не есть идея. В меру этого субъективное понятие еще формально; оно, однако, формально вовсе не в том смысле, будто оно должно еще иметь или получить другое содержание, чем его собственное. Будучи самой абсолютной формой, оно есть всяческая определенность, но так, как эта определенность есть в своей истине. Поэтому, хотя понятие и абстрактно, оно, однако, есть конкретное, и именно целиком конкретное, есть субъект как таковой. Абсолютно конкретное есть дух (см. § 159), есть понятие, поскольку оно существует как понятие, отличающее себя от своей объективности, которая, однако, несмотря на это различение, остается его объективностью. Всякое другое конкретное, как бы оно ни было богато, так внутренне не тожественно с собою и поэтому не столь конкретно само по себе, менее же всего конкретно то, что обычно считают конкретным—внешне связанное многообразие. То, что иногда также называют понятиями и даже определенными понятиями, например человек, дом, животное и т. д., суть простые определения и абстрактные представления, — суть абстракции, заимствующие от понятия лишь момент всеобщности и опускающие особенность и единичность; они, таким образом, не получают развития в направлении этих моментов и, следовательно, абстрагируются как раз от понятия.

§ 165.

Момент единичности только впервые и полагает моменты понятия как различия, так как единичность есть отрицательная рефлексия внутрь себя понятия, и поэтому единичность есть прежде всего свободное различение понятия как первое отрицание; этим полагается определенность понятия, но определенность как особенность, т. е. положено, что различные моменты, во-первых, обладают в отношении друг друга лишь определенностью моментов понятия, и, во-вторых, положено также и их тожество, положено, что одно есть другое; эта положенная особенность понятия есть суждение.

Примечание. Обычное разделение понятий на ясные, отчетливые и адэкватные касается не учения о понятии, а психологии, так как под

{272}

ясным и и отчетливыми понятиями разумеются представления; причем под ясным представлением разумеется абстрактное, просто определенное представление, а под отчетливым — такое представление, в котором, однако, выделен еще какой-нибудь признак, т. е. какая-нибудь определенность, которая служила бы указанием для субъективного познания.

Нет более красноречивого признака внешнего характера и упадка логики, чем эта излюбленная категория признака. То, что называется адэкватным понятием, больше намекает на подлинное понятие и даже на идею, но оно также ничего другого еще не выражает, кроме того формального обстоятельства, что понятие или представление соответствует своему объекту, — соответствует внешней вещи. — В основании деления понятий на так называемые подчиненные и соподчиненные лежит лишенное понятия различение между всеобщим и особенным, отношение и соотношение между которыми имеет своим основанием некоторую внешнюю рефлексию. Разделение же понятий на, противоположные и противоречивые, утвердительные и отрицательные и т. д. есть не что иное, как случайный набор определенностей мысли, которые сами по себе принадлежат сфере бытия, или сущности, где они уже были нами рассмотрены, и которые не имеют никакого отношения к самой определенности понятия как таковой. Подлинные различия понятия — всеобщее, особенное и единичное — также составляют его виды лишь постольку, поскольку они внешней рефлексией насильно удерживаются раздельно друг от друга. Имманентное различение и определение понятия имеется в суждении, ибо процесс суждения есть процесс определения понятия.

b. Суждение.

§ 166.

Суждение есть понятие в его особенности, как различающее соотношение своих моментов, которые положены как для себя сущие и, вместе с тем, тожественные с собою, а не друг с другом.

Примечание. Говоря о суждении, обычно мыслят самостоятельные крайности, субъект и предикат: субъект есть вещь или самостоятельное определение, предикат есть также всеобщее определение, которое находится вне этого субъекта, скажем, в моей голове, а затем я присоединяю предикат к субъекту, и, таким образом, мы образуем суждение. Однако, так как связка «есть» высказывает предикат о субъекте, то это внешнее, субъективное подведение субъекта под предикат снова

{273}

устраняется, и суждение принимается как некое определение самого предмета. Этимологическое значение слова Urtheil (суждение, буквально — перво-часть) в нашем языке глубже и выражает единство понятия как первоначальное единство, которое, различаясь, производит первоначальное деление, чем и является суждение на самом деле.

Абстрактное суждение выражается в предложении: единичное есть всеобщее. Это — те определения, которые сначала имеют по отношению друг к другу субъект и предикат, когда моменты понятия берутся в их непосредственной определенности или цервой абстракции (предложения «особенное есть всеобщее» и «единичное есть особенное» составляют дальнейшее определение суждения). Следует признать удивительным отсутствием наблюдательности то обстоятельство, что мы не находим в логиках указания на тот факт, что в каждом суждении высказывается положение «единичное есть всеобщее» или, еще определеннее, «субъект есть предикат* (например: бог есть абсолютный дух). Определения: единичность и всеобщность, субъект и предикат, разумеется, также и различны, но, тем не менее, это не устраняет того вполне всеобщего факта, что каждое суждение высказывает эти определения как тожественные.

Связка «есть» проистекает из природы понятия, по которой оно в своем отчуждении (in seiner Entausserung) тожественно с собою; единичное и всеобщее, как его моменты, суть такие определенности, которые не могут быть изолированы. Предшествовавшие рефлективные определенности в своих отношениях имеют также и соотношение друг с другом, но их связь есть лишь обладание, а не бытие, не есть тожество, положенное как таковое, или всеобщность.

В суждении мы поэтому впервые видим истинную особенность понятия, ибо суждение есть определенность или различение понятия,— определенность, которая, однако, остается всеобщностью.

Прибавление. Суждение обыкновенно рассматривается как соединение понятий и именно разнородных понятий. Правильно в этом понимании то, что понятие, несомненно, образует предпосылку суждения и выступает в суждении в форме различия. Говорить о разнородных понятиях, напротив, неправильно, ибо понятие, как таковое, хотя оно и конкретно-, есть, однако, по существу своему единое понятие, и содержащиеся в нем моменты не должны рассматриваться как различные виды; также ошибочно говорить о связывании сторон суждения, так как, когда говорят о связывании, связываемые члены мыслятся существующими также и вне этой связи, сами по себе. Внешний характер Логика. 18

{274}

этого понимания обнаруживается затем еще явственнее, когда говорят о суждении, что оно получается благодаря тому, что субъекту приписывается предикат. Субъект при этом считается существующим самостоятельно вне нас, а предикат—находящимся в нашей голове. Этому представлению, однако, противоречит уже связка «есть». Когда мы говорим «эта роза есть красная» или «эта картина прекрасна», мы этим утверждаем, что не мы извне заставили розу быть красной или картину быть прекрасной, а это составляет собственные определения этих предметов. Дальнейший недостаток обычного в формальной логике понимания суждения состоит в том, что, согласно этой логике, суждение представляется вообще лишь чем-то случайным и переход от понятия к суждению не доказывается. Но понятие, как таковое, не остается недвижимым внутри себя, вне процесса, как это полагает рассудок; оно, наоборот, как бесконечная форма, целиком деятельно, есть как бы punctum saliens всякой жизненности и, значит, отличает себя от самого себя. Это положенное собственной деятельностью понятия распадение его на различие своих моментов есть суждение, которое поэтому следует понимать как обособление понятия. Понятие, правда, в себе уже есть особенное, но в понятии, как таковом, особенное еще не положено, а находится в незатемненном единстве со всеобщим. Так, например, зародыш растения, как мы раньше (§160, прибавление) заметили, уже, правда, содержит в себе особенное корня, ветвей, листьев и т. д., но это особенное, однако, существует пока лишь в себе и полагается лишь тогда, когда зародыш раскрывается, распускается, что должно рассматриваться как суждение растения. Этот пример может служить также и для того, чтобы сделать для нас ясным,что ни понятие, ни суждение не находятся только в нашей голове и не образуются лишь нами.

Понятие есть то, что живет в самих вещах, то, благодаря чему они суть то, что они суть, и понять предмет означает, следовательно, осознать его понятие. Не наша субъективная деятельность приписывает предмету тот или другой предикат, когда мы переходим к рассмотрению предмета, а мы рассматриваем предмет в положенной его понятием определенности.

§ 167.

Суждение обычно берется в субъективном смысле, берется как операция и форма, встречающаяся лишь в самосознающем мышлении.

Но этого различия нет еще в логике, и суждение следует брать в том совершенно всеобщем смысле, что все вещи суть суждения, т. е.

{275}

суть единичные, имеющие внутри себя некую всеобщность или внутреннюю природу, или, иными словами, они суть индивидуализированное, оединиченное всеобщее; всеобщность и единичность отличны в них, но в то же самое время они тожественны.

Примечание. Вышеуказанному лишь субъективному толкованию суждения, согласно которому я будто бы приписываю некоему субъекту некий предикат, противоречит явно объективное выражение суждения: роза есть красная, золото есть металл и т. д., — значит, не я приписываю субъекту некое свойство. Суждения отличны от предложений; в последних содержатся такие определения субъектов, которые не стоят в отношении всеобщности к ним— состояние, отдельный поступок и т. п. — Цезарь родился в Риме в таком-то и таком-то году, вел в продолжение десяти лет войну в Галлии, перешел Рубикон и т. д., — все это предложения, а не суждения. Совершенно нелепо также сказать, что такого рода предложения, как, например: я сегодняшнюю ночь хорошо спал или: становитесь под ружье! — могут быть облечены в форму суждения. Лишь в том случае предложение, гласящее «карета проезжает мимо», было бы суждением, а именно субъективным суждением, если бы могло подвергаться сомнению, есть ли движущийся мимо предмет карета, либо описывалось бы, движется ли предмет или тот пункт, с которого мы его наблюдаем, — лишь в том, следовательно, случае, когда мы интересуемся тем, чтобы найти определение для еще неопределенного надлежащим образом представления.

§ 168.

Точка зрения суждения служит выражением конечности, и конечность вещей с этой точки зрения состоит в том, что они суть некоторое суждение (Uith il, буквально перво-часть), что хотя их наличное бытие и их всеобщая природа (их тело и их душа) соединены друг с другом, ибо в противном случае они были бы ничто, все же эти их моменты уже разнствуют между собою и вообще отделимы друг от друга.

§ 169.

В абстрактном суждении: единичное есть всеобщее, субъект, как то, что отрицательно относится к себе, есть непосредственно конкретное, предикат же, напротив, есть абстрактное, неопределенное всеобщее.

Но так как они связаны через «есть», то и предикат в своей всеобщ- 18*

{276}

ности должен также содержать в себе определенность субъекта; таким образом эта определенность есть особенность, и последняя есть положенное тожество субъекта и предиката; определенность, следовательно, здесь, как равнодушная к этому различию формы, есть содержание.

Примечание. Лишь в предикате субъект получает свою четкую определенность и содержание; сам по себе он, поэтому, — одно лишь представление или пустое имя. В суждениях «бог есть всереальнейшее и т. д. существо» или «абсолютное тожественно с собою» и т. д.

бог, абсолютное представляют собою пустое имя; лишь в предикате высказывается, что представляет собою субъект. Что такое этот конкретный субъект еще помимо того, — это данного суждения не касается (ср. § 31).

Прибавление. Если говорят: субъект есть то, о чем нечто высказывается, а предикат есть то, что высказывается о нем, то это очень тривиально, и мы почти ничего не узнаем о различии между ними.

Субъект есть по самому смыслу своему прежде всего единичное, а предикат—всеобщее. В дальнейшем развитии суждения субъект не остается только непосредственно единичным, а предикат не остается только абстрактно всеобщим; субъект и предикат получают затем и другое значение: один получает значение особенного и единичного, другой — значение особенного и всеобщего. Таким образом в двух сторонах суждения, при сохранении ими одних и тех же названий субъекта и предиката, имеет место перемена их значения.

§ 170.

Что же касается более строгого определения субъекта и предиката, то следует сказать, что первый, как отрицательное соотношение с самим собою (§ 163, 166), есть тот прочный субстрат, в котором предикат обладает и своим устойчивым существованием и присутствует идеально (он присущ субъекту); и так как субъект вообще и непосредственно конкретен, то определенное содержание предиката есть лишь одна из многих определенностей субъекта, и последний богаче и шире предиката.

Предикат, наоборот, как всеобщее, обладает самостоятельным устойчивым существованием и равнодушен к тому, есть данный субъект или нет его; он выходит за пределы субъекта, подводит его под себя и, со своей стороны, шире субъекта Только определенное содержание предиката (предшествующий параграф) составляет тожество субъекта и предиката.

{277}

§ 171.

Субъект, предикат и определенное содержание, или тожество, положены сначала в суждении в самом их соотношении как различные, внешние друг другу. Но в себе, т. е. согласно понятию, они тожественны, так как конкретная целостность субъекта состоит в том, что он есть не какое-нибудь неопределенное многообразие, а только единичность, есть особенное и всеобщее в некотором тожестве, и именно это единство есть предикат (§ 170). В связке, далее, тожество субъекта и предиката хотя и положено, но положено сначала как абстрактное «есть». В согласии с этим тожеством должен быть положен в определении предиката также субъект, благодаря чему предикат получает определение субъекта, и связка наполняется. Это — дальнейшее определение суждения, которое через посредство наполненной связки переходит в умозаключение. Само развитие суждения состоит в том, что всеобщность, которая вначале есть только абстрактная, чувственная всеобщность, специфицируется как всякость (Allheit), род и вид и, наконец, как развитая всеобщность понятия.

Примечание. Только познание процесса определения суждения сообщает как связь, так и смысл, тому, что обыкновенно приводят в логике как виды суждения. Помимо того, что обычное перечисление выглядит совершенно случайным, оно представляет собою в своем указании различий видов суждения нечто поверхностное и даже нечто нелепое и дикое. Признаки, которыми отличаются друг от друга положительное, категорическое, ассерторическое суждения, отчасти взяты с потолка, отчасти остаются неопределенными. Различные суждения должны рассматриваться как необходимо вытекающие друг из друга и как некоторое последовательное определение понятия, ибо само суждение есть не что иное, как определенное понятие.

По отношению к обеим предшествовавшим сферам бытия и сущности определенные понятия, как суждения, суть воспроизведения этих сфер, но воспроизведения, положенные в том простом соотношении, которое свойственно понятию.

Прибавление. Различные виды суждений должны быть понимаемы не только как эмпирическое многообразие, но и как некая определенная мышлением целостность. Одной из великих заслуг Канта является то, что он впервые выдвинул это требование. Хотя выставленное Кантом согласно схеме его таблицы категорий деление суждений на суждения качества, количества, отношения и модальности не может быть

{278}

признано удовлетворительным, отчасти из-за чисто формального применения схемы этих категорий, отчасти также и из-за их содержания, однако в основании этого деления все же лежит истинное воззрение, понимание того, что различные виды суждения определяются именно всеобщими формами самой логической идеи. Мы, согласно этому, получаем сначала три главных вида суждений, которые соответствуют ступеням бытия, сущности и понятия. Второй из этих главных видов, соответственно характеру сущности, как ступени дифференциации, сам, в свою очередь, двойственен внутри себя. Внутреннее основание этой систематики суждения следует искать в том, что так как понятие есть идеальное единство бытия и сущности, то раскрытие его, получающееся в суждении, тоже должно сначала воспроизводить эти две ступени в преобразованном сообразно понятию виде, а само понятие оказывается тем, что определяет истинное суждение. Различные виды суждения должны рассматриваться не как стоящие рядом друг с другом, не как обладающие одинаковой ценностью, а, наоборот, как последовательный ряд ступеней, и различие между ними зависит от логического значения предиката. Понимание этого мы встречаем уже в обыденном сознании, поскольку оно, не колеблясь, приписывает лишь очень слабую степень способности суждения тому, кто произносит лишь такого рода суждения, как, например: эта стена зеленая, эта печь тепла и т. д.,и называет человеком, обнаруживающим истинную способность суждения, лишь того, в суждении которого идет речь о том, прекрасно ли известное произведение искусства, хорош ли данный поступок и т. п. В суждениях первого рода их содержание составляет лишь абстрактное качество, для решения о наличности которого вполне достаточно непосредственного восприятия, тогда как, наоборот, если мы говорим о произведении искусства, что оно прекрасно, или о поступке, что он хорош, названные предметы приходится сравнивать с тем, чем они должны быть, т. е. с их понятием.

а) Качественное суждение.

§ 172.

Непосредственное суждение есть суждение наличного бытия, есть субъект, положенный в некоей всеобщности как составляющей его предикат, который есть некое непосредственное и, следовательно, чувственное качество. 1) Положительное суждение — единичное есть некое особенное. Но единичное не есть некое особенное; говоря точнее,

{279}

такое единичное качество не соответствует конкретной природе субъекта. 2) Отрицательное суждение.

Примечание. Одним из существеннейших логических предрассудков является то, что такого рода качественные суждения, как, например: «роза красна» или «роза не красна», могут содержать в себе истину; они могут быть правильными, т. е. правильными в ограниченном круге восприятия, конечного представления и мышления; правильность эта зависит от содержания, которое точно так же есть конечное, само по себе не истинное содержание. Истина же опирается лишь на форму, т. е. на положенное понятие и соответствующую ему реальность; но такая истина не дана в качественном суждении.

Прибавление. Истинность и правильность рассматриваются в повседневной жизни как означающие одно и то же, и согласно этому часто говорят об истинности некоторого содержания там, где дело идет об одной лишь правильности. Последняя касается вообще только формального согласия нашего представления со своим содержанием, какой бы характер ни носило это содержание помимо этого. Истина же, напротив, состоит в согласии предмета с самим собою, т. е. со своим понятием.

Пусть будет совершенно правильно, что имя-рек такой-то болен или что имя-рек такой-то украл; но такое содержание не истинно, ибо больное тело не согласно с понятием жизни, и точно так же воровство есть поступок, который не соответствует понятию человеческой деятельности. Из этих примеров видно, что как бы ни было правильно непосредственное суждение, в котором о некоем непосредственном единичном высказывается некое абстрактное качество, оно все же может не содержать в себе истины, так как в нем субъект и предикат не находятся в отношении реальности и понятия друг к другу. Неистинность непосредственного суждения состоит, далее, в том, что его форма и содержание не соответствуют друг другу. Если мы говорим: эта роза есть красная, то связка «есть» подразумевает, что субъект и предикат находятся в согласии друг с другом. Но роза, как некое конкретное, не только красна, но также и благоухает, обладает некоторой определенной формой и разнообразными другими определениями, не содержащимися в предикате «красная». Этот предикат, с другой стороны, как некое абстрактное всеобщее, принадлежит не только этому субъекту.

Существуют еще и другие цветы и вообще другие предметы, которые также красны. Субъект и предикат в непосредственном суждении как бы соприкасаются друг с другом только в одной точке, но не покрывают

{280}

друг друга. Иначе обстоит дело с суждением понятия. Если мы говорим: этот поступок хорош, это — суждение понятия. Мы тотчас же замечаем, что здесь между субъектом и предикатом имеет место не такое неустойчивое и внешнее отношение, как в непосредственном суждении. Между тем как в последнем предикат составляет какое-нибудь абстрактное качество, которое может принадлежать, но может также и не принадлежать субъекту, в суждении понятия, напротив, предикат есть как бы душа субъекта, который всецело как бы является телом этой души, всецело определяется ею.

§ 173.

В этом отрицании, как первом, еще остается соотношение субъекта с предикатом, который благодаря этому оказывается относительно всеобщим и лишь определенность которого подвергается отрицанию (роза не красна—подразумевает, что она все же обладает цветом, — прежде всего, другим цветом, что, однако, было бы, в свою очередь, лишь положительным суждением). Но единичное не есть некое всеобщее. Таким образом C) суждение распадается внутри себя: 1) на пустое тожественное соотношение: единичное есть единичное — тожественное суждение, и 2) на наличное полнейшее несоответствие между субъектом и предикатом — на так называемое бесконечное суждение· Примечание. Примером последнего служат такие суждения, как, например: дух не есть слон, лев не есть стол и т. п.,—предложения правильные, но такие же бессмысленные, как и тожественные предложения: лев есть лев, дух есть дух. Эти предложения, хотя и представляют собою истину непосредственного, так называемого качественного суждения,—не суть, однако, вообще суждения и могут встречаться лишь в субъективном мышлении, которое может фиксировать также и неистинную абстракцию. Рассматриваемые объективно, они выражают природу сущего, или чувственных вещей, выражают именно то, что они суть распадение на пустое тожество и на наполненное соотношение, которое, однако, есть качественное инобытие соотнесенных друг с другом субъекта и предмета,их полное несоответствие друг другу.

Прибавление. Отрицательно-бесконечное суждение, в котором между субъектом и предикатом уже нет более никакого отношения, обыкновенно приводится в формальной логике лишь как бессмысленный курьез. Однако на самом деле мы должны рассматривать это бес-

{281}

конечное суждение не только как случайную форму субъективного мышления; оно оказывается, наоборот, ближайшим диалектическим результатом предшествующих непосредственных суждений (положительного и просто отрицательного суждений), конечность и неистинность которых в нем явно выступает наружу. Как объективный пример отрицательно-бесконечного суждения можно рассматривать преступление.

Кто совершает преступление, скажем определеннее — совершает, например, воровство, тот отрицает не только особенное право другого лица на эту определенную вещь, как это имеет место в гражданском споре, а отрицает вообще его право, и вора поэтому не только обязывают отдать назад украденную им вещь, но и, кроме того, подвергают еще наказанию, потому что он нарушает право как таковое, т. е. право вообще. Гражданская тяжба является, наоборот, примером просто отрицательного суждения, так как в ней отрицается лишь данное особенное право и, следовательно, признается право вообще. Здесь дело обстоит так же, как в отрицательном суждении: этот цветок не красен, — суждении, которым отрицается в цветке только этот особенный цвет, а не цвет вообще, ибо цветок может быть еще голубым, желтым и т. д. Точно так же и смерть есть бесконечно-отрицательное суждение в отличие от болезни, которая есть просто-отрицательное суждение. В болезни тормозится или отрицается только та или иная особенная жизненная функция, между тем как в смерти, напротив, как обыкновенно выражаются, разлучаются друг от друга душа и тело, т. е. субъект и предикат совершенно разъединяются.

?) Рефлективное суждение.

§ 174.

Единичное, положенное в суждение как единичное (как рефлектированное внутрь себя) обладает некоторым предикатом, в сравнении с которым субъект, как соотносящийся с собою, вместе с тем остается неким другим. В существовании субъект уже более не непосредственно качественен, а находится в отношении и в связи с чем-то другим, с неким внешним миром. Всеобщность следовательно, стала означать эту относительность (например: полезен, опасен; тяжесть, кислота, затем влечение и т. д.).

Прибавление. Суждение рефлексии отличается вообще от качественного суждения тем, что его предикат уже больше не есть некоторое непосредственное абстрактное качество, а его предикат есть такого рода

{282}

суждение, благодаря которому обнаруживается, что субъект находится в соотношении с чем-то другим. Если мы,например, говорим:«эта роза.— красная»,то мы рассматриваем субъект в его непосредственной единичности, вне соотношения с другим. Если же мы, напротив, произносим суждение «это растение целебно», то мы рассматриваем субъект, растение, как находящееся через свой предикат, целебность, в соотношении с другим (с болезнью, которая может быть излечена этим растением).

Точно так же обстоит дело с суждениями: это тело эластично, этот инструмент полезен, это наказание действует устрашающе и т. д. Предикаты таких суждений суть вообще рефлективные определения, через которые совершается, правда, выход за пределы непосредственной единичности субъекта, но вместе с тем еще не указывается понятие последнего. Обычное рассуждательство растекается преимущественно в такого рода способе суждения. Чем конкретнее предмет, о котором идет речь, тем больше точек зрения он дает рефлексии; эта рефлексия, однако, не исчерпывает его своеобразной природы, т. е. его понятия.

§ 175.

1) Субъект, единичное как единичное (в единичном суждении), есть некое всеобщее. 2) В этом соотношении он поднимается выше своей единичности (Singularitat). Это расширение есть внешнее расширение, субъективная рефлексия, сначала неопределенная особенность (в частном суждении, которое непосредственно столь же отрицательно, сколь и положительно, единичное разделено внутри себя: оно отчасти соотносится с собою, отчасти с другим). 3) Некоторые суть всеобщее; таким образом особенность расширена до всеобщности или, иначе говоря, всеобщность, определенная единичностью субъекта, есть совокупность всех (общность, обычная рефлективная всеобщность), всякость (Allh it).

Прибавление. Субъект, будучи определен в единичном суждении как всеобщее, этим самым выходит за пределы себя, за пределы этого только единичного. Если мы говорим: это растение целебно, то такое -суждение подразумевает, что не только это единичное растение целебно, а что многие или несколько растений целебны, и это дает частное суждение (некоторые растения целебны, некоторые люди изобретательны и т. д.). Через частность непосредственно единичное теряет свою самостоятельность и. вступает в связь с другим единичным. Человек, как этот человек, уже больше не есть этот единственный человек, а стоит в ряду с другими людьми и есть, таким образом, один из

{283}

множества людей. Но именно поэтому он принадлежит также и своему всеобщему и, следовательно, поднят до него. Частное суждение столь же положительно, сколь и отрицательно. Если только некоторые тела эластичны, то остальные не эластичны. Это, в свою очередь, приводит к дальнейшему движению, к переходу к третьей форме рефлективных суждений, т. е. к суждению, касающемуся совокупности всех данных предметов (все люди смертны, все металлы электропроводны). Совокупность всех есть та форма всеобщности, на которую обыкновенно раньше всего набредает рефлексия. Единичные образуют при этом основу, и наша субъективная деятельность объединяет их и определяет как «всех». Всеобщее представляется здесь лишь внешней связкой, объемлющей существующие сами по себе и равнодушные к этому объединению единичности. Однако на самом деле всеобщее есть основание и почва, корень и субстанция единичного.

Когда мы, например, рассматриваем Кая, Тита, Семпрония и остальных жителей города или страны, то обстоятельство, что все они люди, есть не нечто только общее им всем, а их всеобщее, род, и всех этих единичностей вовсе и не было бы без этого рода. Иначе обстоит дело с вышеуказанной поверхностной, лишь так называемой всеобщностью, которая на самом деле есть только принадлежащее всем единичным, то, что им всем обще. Выло замечено, что люди, в отличие от животных, имеют между собою то общее, что они снабжены ушной мочкой. Ясно, однако, что если бы даже тот или другой человек и не обладал ушными мочками, то этим ничуть не затрагивалось бы все прочее его бытие, не затрагивались бы его характер, его способности и т. д. Было бы, напротив, бессмысленно предположить, что Кай мог бы и не быть человеком и все же быть храбрым, ученым и т. д.

Отдельный человек в частности есть то, что он представляет собою лишь постольку, поскольку он прежде всего есть человек как таковой, поскольку он есть во всеобщем. И это всеобщее есть не только нечто, находящееся вне и на-ряду с другими абстрактными качествами или лишь рефлективными определениями, а, наоборот, представляет собою то, что проникает собою и заключает внутри себя все особенное.

§ 176.

Благодаря тому, что субъект определен также как всеобщее, тожество его и предиката, равно как вследствие этого и само определение суждения, положены как безразличные. Это единство содержания,

{284}

как всеобщности, тожественной с отрицательной рефлексией субъекта внутрь себя, делает соотношение суждения необходимым соотношением.

Прибавление. Дальнейшее движение, переход от рефлективного суждения всякости к суждению необходимости мы находим уже в нашем обычном сознании постольку, поскольку мы говорим: тем,, чем все обладают, обладает род, и оно поэтому необходимо. Когда мы говорим: все растения, все люди и т. д., то это то же самое, как если бы мы сказали: растение вообще, человек вообще и т. д.

?) Суждение необходимости.

§ 177.

Суждение необходимости, как тожество содержания в его различии: 1) содержит в предикате отчасти субстанцию или природу субъекта, конкретное всеобщее — род; частью же, ввиду того, что это всеобщее содержит внутри себя, как отрицательное, также и определенность, оно содержит в себе исключительную существенную определенность — вид; таково категорическое суждение.

2) В силу своей субстанциальности обе стороны получают образ самостоятельных действительностей, тожество которых есть лишь некое внутреннее тожество, и, следовательно, действительность одного есть вместе с тем не его бытие, а бытие другого; таково гипотетическое суждение.

3) Когда в этом отчуждении (Entausserung) понятия внутреннее тожество вместе с тем положено, то всеобщее есть род, который в своих исключающих друг друга единичностях тожествен с собою; суждение, которое имеет это всеобщее своими двумя сторонами (сначала всеобщее как таковое и затем всеобщее, как круг исключающих друг друга обособлений), суждение, «или—или» которого, либо «как это—так и это», которого есть род,—такое суждение есть разделительное суждение. Всеобщность, сначала как род, а теперь также как круг ее видов, определена и положена этим как целостность.

Прибавление. Категорическое суждение (золото есть металл, роза есть растение) есть непосредственное суждение необходимости и соответствует в сфере сущности субстанциальному отношению. Все

{285}

вещи суть некие категорические суждения, т. е. они обладают своей субстанциальной природой, которая образует их прочную и непреходящую основу. Лишь тогда, когда мы рассматриваем вещи с точки зрения их рода и как необходимо определенные последним, суждение начинает быть истинным. Следует признать признаком отсутствия логической культуры то, что такого рода суждения, как, например: «золото до- рого»и«золото есть металл»,рассматриваются как находящиеся на одной ступени. Что золото дорого, это касается внешнего отношения его к нашим склонностям и потребностям, к стоимости его добывания и т. д.; и золото остается тем, что оно есть, хотя бы это внешнее соотношение изменилось или отпало. То же, что золото — металл, напротив, составляет субстанциальную природу золота, без которой последнее со всем, что в нем есть помимо этого или что может быть о нем высказано, не может существовать. Так же обстоит дело, когда мы говорим: Кай — человек; мы этим высказываем, что все, чем бы, помимо этого, ни был Кай, имеет ценность и значение лишь постольку, поскольку оно соответствует этой его субстанциальной природе быть человеком. Но категорическое суждение, далее, также недостаточно, поскольку в нем еще не уделено должное место моменту особенности. Так, например, золото есть, правда, металл, но серебро, медь, железо и т. д. суть также металлы и род «металл, как таковой» относится равнодушно к особенному его видов. Поэтому получается дальнейшее движение, переход от категорического к гипотетическому суждению, которое может быть выражено формулой: если есть А, то есть и В. Перед нами здесь тот же самый переход, который мы видели раньше в переходе от отношения субстанциальности к отношению причинности. В гипотетическом суждении определенность содержания представляется опосредствованной, зависимой от другого, и это именно и есть отношение причины и следствия. Значение гипотетического суждения состоит вообще в том, что благодаря ему всеобщее полагается в своем обособлении и мы получаем таким образом, как третью форму суждения необходимости, разделительное суждение. А есть или В, или С, или D; поэтическое произведение искусства или эпично, или лирично, или драматично; цвет есть или желтый, или синий, или красный и т. д. Обе стороны разделительного суждения тожественны; род есть целостность своих видов, и целостность видов есть род. Это единство всеобщего и особенного есть понятие, и последнее-то и образует теперь содержание суждения.

{286}

?) Суждение понятия.

§ 178.

Суждение понятия имеет своим содержанием понятие, целостность в простой форме, всеобщее с его полной определенностью.

Субъект A) есть ближайшим образом некое единичное, имеющее своим предикатом рефлексию особенного наличного бытия на свое всеобщее — согласие или несогласие этих двух определений: хорош, истинен, правилен и т. д. Это — ассерторическое суждение.

Примечание. Лишь такого рода суждение,суждение о том, хорош ли, или дурен истинен, прекрасен, и т. д. такой-то предмет, поступок и т. д., называют также и в повседневной жизни словом «судить». Не приписывают же, обычно, силы суждения человеку, который, например, умеет образовывать лишь положительные или отрицательные суждения, вроде следующих: эта роза — красная, эта картина—красная, зеленая, пыльная и т. д.

Благодаря принципу непосредственного знания и веры, ассерторическое суждение, которое признается в обществе скорее неуместным, если оно притязает, чтобы его признавали на основании одного только его свидетельства, было признано даже в философии единственной и существенной формой учения. В так называемых философских произведениях, выставляющих этот принцип, можно прочесть сотни и сотни уверений в отношении разума, знания, мышления и т. д., которые, так как внешнему авторитету теперь придают мало значения, стараются снискать себе веру бесконечными повторениями одного и того же.

§ 179.

Ассерторическое суждение в своем — вначале непосредственном субъекте не содержит соотношения между особенным и всеобщим, которое выражено в предикате. Это суждение есть поэтому лишь некая субъективная партикулярность, и ему противостоит с одинаковым правом или, скорее, с одинаковым отсутствием права противоположное уверение. Оно поэтому тотчас же оказывается B) лишь проблематическим суждением. Но раз C) объективная партикулярность положена в субъекте, раз его особенность положена как конститутивная черта (В s haff nh it) его наличного бытия, то субъект выражает теперь соотношение этой особенности с его конститутивной чертой, т. е. соот-

{287}

ношение с его родом, выражает, следовательно, то, что (см. предшествующий параграф) составляет содержание предиката [этот (непосредственная единичность) дом (род), будучи таким-то и таким-то (особенность), хорош или плох]—таково аподиктическое суждение. Все вещи суть некий род (имеют определение и цель) в некоей единичной действительности, обладающей неким особенным строем,и их конечность состоит в том, что их особенное может быть соответственным или несоответственным всеобщему.

§ 180.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.