7. Левые: старые и новые
7. Левые: старые и новые
Айн Рэнд
Если вам довелось видеть очень плохой кинофильм «Знак язычника» (Sign of the Pagan), недавно показанный по телевидению, который рассказывает о завоевании Европы Аттилой, вероятно, вы заметили, что единственным советчиком, всегда находившимся рядом с Аттилой и дававшим ему советы накануне каждого кровавого похода, был астролог. Возможно, вы испытали при этом чувство собственного превосходства (на достижение которого западному человеку понадобилось полторы тысячи лет), лучше всего выражающееся во фразе: «Теперь такого быть не может». Вероятно, вы считаете астрологию чем-то примитивным, антинаучным и забавным, однако вполне подходящим для Аттилы; и кстати, для опустошения мира он и его орды располагали лишь дубинками и мечами.
А теперь скажите, сочли бы вы забавным, если бы тот же Аттила поигрывал атомной бомбой и спрашивал у астролога совета, стоит ли ее сбросить?
Что ж, вы могли увидеть или, скорее, услышать проникнутое радостным предвкушением объявление о приближении этого события из уст каких-нибудь глашатаев консервативного толка, зачитанное ими вовсе не из летописей гуннов, а со страниц считающегося глубоко благопристойным журнала, и не в 450 году нашей эры, а 19 декабря 1969 года.
Статья под заголовком «Грядущее десятилетие: в поиске целей» появилась в этот день на страницах журнала Time, и начинается она с обращения к астрологии за поддержкой и подтверждением прогноза на будущее десятилетие. Оказывается, путь, по которому в настоящее время движется планета Нептун, представляет собой «знак идеализма и духовных ценностей», которые произведут «огромные перемены» в способе мышления и действий людей.
«Не исключено, — заявляет — нет, не советник Аттилы, а журнал Time, — что астрологи правы… В исторической перспективе это и следующее десятилетие вполне могут быть оценены как переходный период, подобный тому, который последовал за Средневековьем и предшествовал Возрождению.
Преклонение перед рационализмом было особым мифом современного человека. Неотъемлемыми частями картины мира, созданной благодаря воцарению разума как высочайшей человеческой ценности и меры всего, стали индивидуализм и конкуренция; сейчас этот миф отмирает… Культурная революция 1960-х провозглашала не аполлонические, а дионисийские добродетели, в 1970-х ее ждет дальнейшее развитие».
Ничем, кроме астрологии, подтвердить подобные заявления невозможно. Необходимость их как-то комментировать вызывает полное замешательство. Но ради самых юных я все же остановлюсь на некоторых вещах, которые на самом деле очевидны.
Средние века были эпохой мистицизма, где правила слепая вера и слепое подчинение догмату превосходства веры над разумом. Период Возрождения стал в первую очередь временем возрождения разума, освобождения человеческого мышления, триумфа рациональности над мистицизмом — непродолжительным, неполным, но страстным триумфом, который позволил зародиться науке, индивидуализму и свободе.
Я не знаю, в чем корень заявлений Time — в невежестве или в чем-то похуже. Я знаю только, что, когда я говорила о главенстве разума в человеческой жизни, я не приводила в пример историческую эпоху, являющуюся примером прямо противоположной тенденции. Но эта добродетель аполлоническая, а не дионисийская.
В приведенной цитате есть единственный элемент правды, и очень любопытно обнаруживать подобное упущение в данном контексте: эта правда — в упоминании о том, что разум ведет к индивидуализму и конкуренции, то есть к капитализму (и является его фундаментом). Врагам капитализма об этом известно. А его так называемые друзья до сих пор пытаются вывернуться, изо всех сил избегая этого знания.
Хочу также напомнить, что разум — способность, позволяющая идентифицировать и свести в систему материал, поставляемый органами чувств человека; то есть разум — единственный имеющийся у человека инструмент познания реальности и обретения знаний, и, таким образом, человек, отказавшийся от разума, будет вынужден действовать, невзирая на факты реальности или даже вопреки им.
Один из таких фактов — существование ядерного оружия. Если люди отбросят «миф рационализма», как они будут решать, нужно ли использовать это оружие, и если да, то когда, где и против кого? Они не будут располагать ничем, кроме своих «инстинктов» и астрологов, дающих стратегические советы. По сравнению с такими перспективами Аттила покажется самым осмотрительным человеком на свете.
Но это, кажется, не обескураживает пророка из Time, который говорит далее о страхе, порожденном «последствиями» «науки и технологии». Его идеологические братья чаще всего используют пример ядерного оружия в качестве обвинения против науки и основного инструмента интеллектуального террора. Но если их страхи и мотивы действительно таковы, они уже давно должны были бы стать убежденными адвокатами разума: ведь они должны понимать, что водородная бомба не упадет на город сама по себе, и поэтому иррациональность сегодня совершенно неприемлема для человечества. Но их страхи и мотивы совсем иные.
«Возможно, — продолжает Time, — что хиппи — это первые представители, по крайней мере по духу, людей, которые будут жить и мыслить [?] в следующем десятилетии… Индивидуалистические тенденции, вероятно, продолжат ослабевать по мере того, как люди станут искать самоидентификацию через групповую принадлежность… Маршалл Маклюэн предрекает с полной уверенностью: “Нам предстоит снова пройти через период племенного строя, только на этот раз в полном сознании”».
Как можно быть «в полном сознании», если разум отвергается, и как можно применять такое определение к исключительно рассеянному, зомбированному состоянию транса, характерного и необходимого для племенной ментальности, Time не объясняет. Объяснений всегда требуют только аполлонийцы, а не дионисийцы.
«При том, что промышленные технологии продолжат создавать самые разнообразные приспособления, от видеотелефонов до домашних компьютеров, их приобретение уже не будет основной целью для граждан. “Вместо того чтобы покупать товары при возникновении потребности в них, — говорит Бакминстер Фуллер [бодрый молодой человек 75 лет], — все больше и больше людей будут брать их напрокат. Понятие собственности устаревает”».
Еще один молодежный авторитет, гарвардский социолог Питирим Сорокин, предсказывает, согласно Time, что «США станут “обществом развитой чувственности”… Под этим он подразумевает превознесение удовольствий над пуританским долгом и праздного времяпрепровождения над работой». Мистер Сорокин, до мозга костей русский мистик-альтруист, родился в 1889 год у. Самому молодому из этих бунтарей, Маршаллу Маклюэну, 59 лет. Я подозреваю, что журналу, который в своих материалах обращается за поддержкой к астрологии, не приходится быть слишком разборчивым в том, кого из авторитетов цитировать. Но хиппи должны обратить внимание на то, кто занимается формированием их податливых мыслей и пластичных душ и насколько новы и оригинальны побитые молью идеи, которыми им забивают головы.
«Образование, получаемое с целью обогащения и развлечения, — продолжает свой марш Time, — а не ради приобретения профессиональных навыков, станет процессом, продолжающимся всю жизнь… Фактически, говорит Маршалл Маклюэн, пожилым людям придется возвращаться в школу, чтобы получить начальное образование. Молодежь, утверждает он, не интересуется скучными знаниями, нужными для функционирования технологической цивилизации; если старшее поколение хочет, чтобы эта цивилизация продолжала существовать, ему придется овладевать этими знаниями самим».
А почему старшее поколение должно этого хотеть? А что, если оно решит, что ему наплевать? Никаких ответов Time не дает. Однако будущее этого мира Time волнует.
«Все это [дионисийская утопия будущего], — заявлено в статье, — будет зависеть от роста экономики Соединенных Штатов, который, по мнению подавляющего большинства экспертов, неизбежен… Бизнес придется вести в новых, вероятно, более жестких условиях. Хотя прибыль будет оставаться основным движущим мотивом, часть капитала акционеров придется тратить на нужды общества и контроль над загрязнением окружающей среды».
Далее в эйфорическом пророчестве все же проскальзывает нотка беспокойства:
«Не исключено, что в начале 1970-х наступит период репрессивной реакции на дионисийские тенденции в молодежной среде… Также возможно, что упадок трудовой этики или снижение потребительского спроса на товары способны подорвать экономический фундамент гедонистической цивилизации».
Поразмышляв на эту тему на протяжении двух абзацев, Time заключает:
«Возможно, но маловероятно — по крайней мере на протяжении большей части десятилетия». Обратите внимание на период времени, который рассматривают эти якобы серьезные и думающие об общественном благе комментаторы. А что произойдет после этого десятилетия? Но заглядывать так далеко дионисийцы не хотят и не могут, это прерогатива аполлонийцев.
А вот еще предсказания:
«Наиболее важной тенденцией 1970-х вполне может стать религиозное возрождение… В ответ на тенденцию к секуляризации общества [то есть к рациональности] вполне может начаться процесс возвращения к фундаментализму, особенно фанатичного пятидесятнического толка… Многие люди откажутся от традиционных западных религий, найдя вдохновение и утешение в мистических восточных культах или эклектичных духовных практиках собственного изобретения… Для многих астрология, нумерология и френология перестанут быть бреднями и превратятся в образ жизни».
Про искусство:
«Меняющаяся атмосфера повлияет и на искусство, которое может стать эфемерным, преходящим, прихотливым и в конечном счете одноразовым».
Здесь предсказатель выдает свое отношение к сегодняшнему искусству, распространяя его и в будущее. За исключением неверного употребления времени, эта оценка верна. «Эфемерное, преходящее и в конечном счете одноразовое» — эвфемизм для мусора, о котором уже завтра все забудут, который никому не нужен, никем не ценится, кроме ангажированных журналистов.
Это доказывает метафизическую природу искусства: варварыдионисийцы, отвергающие разум и живущие под влиянием сиюминутных ощущений, не имеют метафизического взгляда на жизнь и не нуждаются в искусстве более сложном, чем хеллоуиновские маски и новогодние шляпы, которым суждено на следующее утро быть выброшенными усталой горничной истории.
Большой раздел статьи в Time с подзаголовком «Человек и окружающая среда» посвящен проблеме загрязнения.
«Правительство и бизнесмены будут вынуждены тратить все больше и больше средств — возможно, от $10 млрд до $20 млрд в год, по оценке Германа Кана, — на контроль загрязнения атмосферы и вод и на защиту природной красоты от уничтожения». (Курсив мой. — А. Р.) И далее: «В следующие несколько лет… люди осознают, что нарушение ландшафтов в результате строительства торговых центров или дорог так же сложно обратить вспять, как и любые другие формы загрязнения среды».
Термин «загрязнение» предполагает опасность для здоровья человека, например смог или плохое качество воды. Но не об этом преимущественно беспокоятся авторы статьи; обратите внимание, что они сваливают в одну кучу и «природную красоту», и идею о том, что нам угрожают такие факторы загрязнения, как торговые центры и дороги.
Молодые люди, над которыми висит постоянная угроза военного призыва, также должны заметить, что эти люди, намеревающиеся тратить от $10 млрд до $20 млрд в год на сохранение «природной красоты», считают сумму в $4 млрд в год, необходимую для создания и содержания контрактной армии, чрезмерной.
Подлинный мотив, стоящий за кампанией против загрязнения окружающей среды, утверждается почти открыто:
«В течение следующего десятилетия станет совершенно ясно, что, если старания экологов увенчаются успехом, от большинства существующих сегодня технологий придется отказаться и заменить их чем-то новым… Станет очевидным, что любой вид общественного транспорта, какие бы источники энергии в нем ни использовались, эффективнее, чем личные авто… Гораздо больше внимания будет уделяться планированию».
А вот и мотив, стоящий за этим мотивом:
«Характерная для сегодняшнего мировоззрения вера в то, что все технологии по определению полезны, подвергнется радикальной переоценке. “Наше общество привыкло воспринимать любые технологии как признак прогресса или как нечто неизбежное, — говорит нобелевский лауреат Джордж Уолд, биолог из Гарварда. — Должен ли каждый делать все, что может делать? Обычно отвечают — конечно, но правильный ответ — конечно же, нет”».
Бертран де Ювеналь добавляет: “Западный человек никогда не жил в своей естественной среде. Он только подчинял ее себе”».
Благодаря Аристотелю, Галилею, Пастеру, Эдисону и другим ученым, часто становившимся мучениками, западный человек действительно не жил в своей естественной среде в том смысле, который заключен в этой цитате. Но остальное человечество жило и продолжает жить в ней.
Азиатский крестьянин, работающий от зари до зари с инструментами, изготовленными в библейские времена, южноамериканский индеец, пожираемый пираньями в реке среди джунглей, африканец, которого кусают мухи цеце, араб с позеленевшими сгнившими зубами — все они живут в своей «естественной среде», но вряд ли способны оценить ее красоту. Попробуйте сказать китаянке, чей ребенок умирает от холеры: «Должен ли каждый делать все, что он может делать? Конечно же, нет». Попробуйте сказать русской женщине, отправляющейся по морозу за несколько километров в государственный магазин, чтобы выстоять там длинную очередь за продовольственным пайком, что Америку разрушают торговые центры, шоссейные дороги и личные автомобили.
Естественно, рыцари крестового похода против загрязнения — то есть против технологий — осведомлены об условиях, в которых живут люди среди неподчиненной природы. И кажется невероятным, что, зная об этом, они призывают вернуться к ней. Однако вот он, этот призыв, раздающийся из их уст.
Делать публичные заявления, которые заставили бы людей, в них поверивших, бежать прочь, как от чумы, возможно благодаря тому, что в эти заявления никто не верит. Большинство людей с детства приучили воспринимать широкие обобщения, абстрактные идеи, фундаментальные принципы и логические построения как нечто несуществующее, неважное, неверное или бессмысленное. «О, на самом деле они вовсе не это имеют в виду, они не собираются заходить настолько далеко. Они просто хотят избавиться от смога и сточных вод» — так обычно относятся люди к борцам с технологиями. Что ж, Гитлер тоже открыто сформулировал свои принципы и цели, прежде чем приступить к их осуществлению, и современные ему прагматики отреагировали на это примерно так же. Советы открыто проповедуют завоевание мира на протяжении вот уже полусотни лет и уже подчинили своей власти треть мирового населения, однако некоторые так до сих пор и не верят, что они именно это имели в виду.
(Если говорить о настоящей проблеме загрязнения, надо понимать, что это вопрос не политический, а преимущественно научный. Единственный политический принцип, имеющий к этому отношение, состоит в следующем: если кто-то создает физическую угрозу жизни и здоровью других людей или условия, которые могут оказаться для них неблагоприятными, например антисанитарные условия, и если это будет доказано, он может и должен нести ответственность за это перед законом. Если такие неблагоприятные для людей условия созданы коллективно — например, в перенаселенном городе, — должны быть приняты соответствующие адекватные и объективные законы, направленные на защиту прав всех заинтересованных лиц, как это уже сделано в отношении добычи нефти, использования воздушного пространства и т. д. Но такие законы не должны требовать невозможного, не должны быть направлены против одного козла отпущения, то есть промышленников, и должны принимать во внимание всю полноту проблемы, то есть необходимость развития промышленности, если в качестве определяющего стандарта берется сохранение человеческой жизни.)
В прессе много раз говорилось о том, что загрязнение окружающей среды будет целью следующего великого крестового похода активистов нового левого движения, после того как война во Вьетнаме потеряет свою актуальность. При этом цель такого похода — отнюдь не чистый воздух, точно так же, как установление мира не было целью и мотивом предыдущего.
В сегодняшней леволиберальной идеологии произошла серьезная перемена, определившая отличие новых левых от старых: это отличие заключается не в главных целях или фундаментальных мотивах, а в форме, которую они принимают; и статья в Time служит излишне красноречивой демонстрацией этого.
В некотором смысле линия поведения новых левых более жесткая и честная — честная не в благородном смысле этого слова, а в смысле сочетания наглости и отчаяния, порожденного верой или надеждой на то, что это сойдет им с рук. Это напоминает поведение пьяницы (или наркомана), который может неожиданно выпалить часть правды, которую он много лет пытался скрыть. Социальная маска коллективистов трещит по швам, и их психологическая мотивация лезет наружу.
Старые левые потратили годы усилий, тонны типографской краски, миллиарды долларов и реки крови на то, чтобы сохранить аполлонийскую маску. Марксисты старого образца объявляли себя сторонниками разума, утверждали, что социализм и коммунизм — научно обоснованный общественный строй, что продвинутые технологии невозможно использовать в капиталистическом обществе, потому что для того, чтобы они приносили максимальную пользу людям и обеспечивали материальный комфорт и повышение уровня жизни, требуется наличие научно спланированного и организованного общества. Они предсказывали, что советские технологии превзойдут американские. Они обвиняли капиталистические государства в обмане народа при помощи так называемой «политики Царствия Небесного», то есть обещаний духовного вознаграждения тем, кто страдал от материальной нищеты. Коммунистические агитаторы даже обвиняли некоторые правительства — в частности, бывших руководителей Китая и британских колонизаторов Индии — в намеренном поощрении наркоторговли с целью достижения пассивности, податливости, безразличия и бессилия народных масс.
Маска рассыпалась после Второй мировой войны.
Видя во всей полноте судьбу промышленности и уровень жизни в Советской России, социалистической Британии и коммунистических странах Европы, никто не может уверенно или убедительно доказывать технологическое превосходство социализма над капитализмом. Старая мысль о том, что капитализм был необходим для создания индустриальной цивилизации, но не для поддержания ее существования, теперь не слишком популярна. Социалистические обещания изобилия звучат не слишком убедительно в мире, где большая часть рабочей молодежи боготворит американские товары и изобретения и готова, появись такая возможность, вплавь преодолеть океан, чтобы попасть в Америку; а обещания свободы мысли при социализме представляются пустым звоном в мире, испытывающем все большее беспокойство по поводу утечки своих лучших мозгов.
Когда-то необходимость индустриализации была главным лозунгом западных либералов, которым они оправдывали любые проявления жестокости, в том числе жуткую бойню в Советской России. Теперь этот лозунг не увидишь и не услышишь нигде. Оказавшись перед выбором между индустриальной цивилизацией и коллективизмом, либералы предпочли отречься от индустриальной цивилизации; оказавшись перед выбором между технологиями и диктатурой, они предпочли отречься от технологий; оказавшись перед выбором между раз умом и прихотью, они предпочли отречься от разума.
Таким образом, сегодня мы можем наблюдать старых марксистов, которые прославляют и поддерживают молодых отморозков (своих же собственных отпрысков и наследников), провозглашающих превосходство чувств над разумом, веры над знанием, отдыха над производством, духовных исканий над материальными удобствами, первобытной природы над технологией, астрологии над наукой, наркотиков над сознанием.
Марксисты старой школы привыкли утверждать, что однаединственная современная фабрика способна обеспечить обувью все население земли и мешает этому только капитализм. Когда они разглядели реальные факторы, имеющие к этому отношение, они объявили, что лучше ходить босиком, чем носить обувь.
Вот вам и забота о бедных и об улучшении человеческого существования на земле.
На первый (очень поверхностный) взгляд непритязательная мораль может найти в идее порабощения и пожертвования поколений ради установления постоянного и всеобщего материального благополучия для всех определенную привлекательность. Но делать это ради сохранения «природной красоты»? Заменить союз кровожадных головорезов и высоколобых интеллектуалов, который и так малоприятен, союзом кровожадных головорезов и дамских садовых клубов?
Если не по содержанию, то по форме марксисты старой школы были порядочнее.
Однако содержание леволиберальных идей — основополагающие принципы, психологические мотивы, конечная цель — осталось прежним. Главное в нем — ненависть к разуму, прикрывается ли она костюмом «мускулистого героя» или, скинув маску, обращается к «духовности» джунглей, проповедует ли диалектический материализм или заменяет его доктринами равной научной ценности: астрологией, нумерологией, френологией.
Формы могут различаться, лозунги — меняться, все что угодно может быть, однако в неприкосновенности остаются три кита: мистицизм — альтруизм — коллективизм. И вместе с ними остается неизменным и их психологическое воплощение — жажда власти, то есть жажда разрушения.
Активисты новых левых стали ближе к раскрытию своих подлинных мотивов: они не стремятся взять заводы в свои руки, они стремятся полностью уничтожить технологии.
Комментаторы, подобные провидцу (или провидцам) из Time, возможно, и не понимают философской сущности и последствий своих заявлений: они подверглись той же самой вакцинации прагматизмом в тех же самых колледжах, что и их жертвы. Среднестатистический современный интеллектуал не стремится сознательно к уничтожению технократического общества или последних остатков капитализма в обществе со смешанной экономикой. Он просто плывет по течению и хочет создать «более жесткие условия» для бизнесменов, при этом не сомневаясь в том, что они все равно будут обеспечивать его всеми необходимыми товарами и всем прочим.
Но самое мерзкое в культурном отношении и самое главное в статье Time состоит в том, что жертвы все это терпят, что выступления в защиту дикой природы и астрологии не встречают никакого заметного протеста. Это свидетельствует об уровне современного презрения к интеллекту. Это демонстрация несостоятельности левых и пустоты культуры, в которой уважение к разуму было уничтожено поколениями кантианско-прагматистского философствования.
Новая линия поведения левых — гротескная карикатура на старую и, как многие карикатуры, многое открывает. Ненависть к разуму ведет к страху перед реальностью; поскольку страх всегда был самой яркой стимулирующей эмоцией для левых, именно его они чаще всего используют как основной психологический инструмент пропаганды, будучи уверены в том, что он имеет такую же абсолютную власть над сознанием всех прочих, как и над их собственным.
Поставив себе конечной целью уничтожение капитализма, они вначале пытались возбудить в обществе экономический страх — распространяя идею о том, что капитализм ведет к общему обнищанию и концентрации богатства в руках все меньшего и меньшего числа людей. В Европе эта стратегия имела определенный успех, но для США оказалась неудачной, так как здесь слишком очевидны факты, свидетельствующие об обратном.
Следующей попыткой левых была ставка на страх перед атомной бомбой, сопровождаемая предположением, что мы должны сдаться без боя коммунистам, чтобы предотвратить уничтожение всего живого. Помните лозунг: «Лучше быть красным, чем мертвым»? Однако и это не прошло.
Если кроме утверждений, подобных таким, как «Капитализм приведет вас в работный дом» и «Капитализм приведет вас к войне», у новых левых не остается ничего лучше, чем «Капитализм разрушит красоту вашей сельской местности», то любой может справедливо заключить, что как интеллектуальная сила коллективизм себя изжил.
Но возможно, у левых еще есть шанс добиться успеха — по умолчанию. Общество не может долгое время существовать в интеллектуальном вакууме. Наша культура достигла такой стадии, когда любой может оказаться лидером, главное, чтобы его идеи были достаточно иррациональны. В культурном вакууме возникают свои любители ловить рыбку в мутной воде — и при таких условиях побеждает тот, кто лучше всех мутит воду.
В статье «Выгодное дело: студенческие волнения» (глава 1), посвященной студенческому бунту в Беркли, я писала: «Для пестрой левацкой верхушки студенческие беспорядки — это пробный шар, своего рода измерение культурной температуры общества. Это проверка пределов, до которых они могут безнаказанно дойти, и сил противника, с которыми им придется столкнуться». Также я говорила о том, что основная идеологическая цель лидеров беспорядков состояла в том, чтобы «подготовить страну к признанию силы как метода разрешения политических противоречий».
Обратите внимание на распространение насилия, случившееся за прошедшее с того момента время, и на соглашательское, извиняющее и поддерживающее отношение к насилию со стороны публичных деятелей сегодня.
Статьи, подобные пророчеству Time, — пробный шар того же рода, что и все хулиганские методы новых левых: это часть проверки, направленной на выяснение того, насколько далеко зашло уничтожение разума.
Я спрашивала у моей знакомой, интеллигентной молодой девушки, как студенты колледжей могут читать без возмущения подобные статьи. «Да они их не читают, — ответила она. — Они не читают ничего, кроме новостей. Как правило, они пролистывают редакционные статьи, только мельком оценивая их содержание». То же самое, естественно, можно сказать и про бизнесменов.
И как раз в этом кроется основная опасность статей подобного рода: не в том, что читатель будет с ними согласен — на это никто не рассчитывает, — а в том, что его безразличие к идеям, интеллектуальным проблемам и прогнозам на будущее будет подкреплено, усилено и в конце концов превращено в умственную атрофию.
Если бы Эллсворт Тухи выступал сегодня, он бы мог сказать Питеру Китингу: «Пусть себе приходят и уходят. Те, кто верит в астрологию, будут нашей паствой: никто, кроме нас, не защитит их с их чувством вины и слабостью. Те, кто не верит, будут испытывать такое отвращение, презрение и разочарование, что все равно отступятся от сферы идей и разума. Интеллектуальный паралич, Питер. Неважно, чем он вызван — наркотиками, горьким скептицизмом или невыносимым отвращением, главное, чтобы они перестали думать и сдавались, сдавались, сдавались…»
Если бизнесмены готовы игнорировать заявления новых левых и служить дойными коровами для наглых, любящих природу отморозков, значит, они заслужили то, что получат.
Но молодежь этого не заслуживает — по крайней мере те из молодых людей, кто задыхается в сегодняшней атмосфере и слепо тянется хоть к какому-то проблеску разумности. Именно они должны бороться за свою хрупкую твердыню разума, которая сегодня подвергается систематическому подрыву.
Первый шаг в этой схватке — понять, что их враг — это не писклявые марионетки-хиппи, а те умеренные и уважаемые граждане, которые мягко внушают им в школьных кабинетах, что слова, идеи и философия не имеют значения и что Аттила вовсе не это имел в виду.
Февраль 1970 г.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.