с. Многие одни. Отталкивание

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

с. Многие одни. Отталкивание

Одно и пустота составляют бытие для себя в его ближайшем существовании. Каждый из этих моментов имеет своим определением отрицание и вместе с тем положен, как некоторое существование. Как первое, одно и пустота есть отношение отрицания к отрицанию, другого к своему другому; одно есть отрицание в определении бытия, пустота есть отрицание в определении небытия. Но одно есть по существу только отношение к себе, как относящееся отрицание, т. е. есть само то, чем должна быть вне его пустота. Но оба положены так же, как утвердительное существование, первое, как бытие для себя, как таковое, вторая, как неопределенное существование вообще, причем оба относятся друг к другу, как к другому существованию. Но бытие для себя одного есть по существу идеализация существования и другого; оно относится не к другому, а только к себе. Но поскольку бытие для себя фиксировано, как одно, как сущее для себя, как непосредственно наличное, его отрицательное отношение к себе есть вместе с тем отношение к сущему; и так как это отношение равным образом отрицательное, то то, к чему одно относится, определяется, как существование и другое; как по существу отношение к самому себе, другое, есть не неопределенное отрицание, подобно пустоте, но есть также одно. Одно есть поэтому становление многих одних.

В сущности это не есть собственно становление, так как становление есть переход бытия в ничто, одно же становится только одним же. Одно, относящееся, содержит отрицательное, как отношение, и потому имеет последнее в нем самом. Вместо становления здесь, во-первых, имеется собственное имманентное отношение одного; а во-вторых, поскольку это отношение есть отрицательное, а одно есть вместе сущее, то одно отталкивает само себя от себя. Отрицательное отношение одного к себе есть отталкивание.

Но это отталкивание, как положение многих одних через само одно, есть собственный выход одного из себя, но к тому вне себя, что само есть лишь одно. Это есть отталкивание по понятию, сущее в себе. Второе отталкивание отличается от него и есть предносящееся представлению внешней рефлексии, не как произведение одного, а лишь как взаимное отстранение предположенных, уже имеющихся налицо одних. Теперь нужно посмотреть, как определяет себя то сущее в себе отталкивание к переходу во внешнее отталкивание.

Прежде всего нужно установить, какие определения свойственны многим одним, как таковым. Становление многих или произведение многих исчезает непосредственно, как положенное; произведенные суть одни, не для другого, но относящиеся бесконечно к себе самим.

Одно отталкивает самого лишь себя от себя, поэтому оно не стано{98}вится, но уже есть; то, что представляется, как отталкиваемое, есть также одно, некоторое сущее; отталкивание и его результат свойственны им одинаково и не составляют их различия.

Одни, таким образом, суть предположенные одно против другого; положенные через отталкивание одного от себя самого; предположенные, как не положенные; их положение снято, они суть одно против другого сущие, как относящиеся только к себе.

Таким образом, множественность является не как некоторое инобытие, а как совершенно внешнее определение одного. Одно, поскольку оно отталкивает само себя, остается также отношением к себе, как и то, что принимается ближайшим образом за отталкиваемое. То, что одно из одних относительно другого есть другое, что они сочетаются в определении множества, не касается, стало быть, одного. Если бы множество было взаимным отношением самих одних, то они ограничивали бы одно другое и имели бы бытие для другого утвердительно в них. Их отношение, как они здесь положены, вовсе не есть отношение, оно есть снова положенная ранее пустота. Но последняя есть для них внешняя граница, в которой они не должны быть одно для другого. Граница есть то, в чем ограничиваемое столько же есть, сколько не есть; но пустота определена, как чистое небытие, и лишь в этом состоит ее граница.

Отталкивание одного от себя самого есть раскрытие того, что есть одно в себе; бесконечность же, как находящаяся вне себя, есть вышедшая за себя бесконечность; вышла же она за себя вследствие непосредственности бесконечного, — одного. Она есть в такой же мере простое отношение одного к одному, сколько и абсолютная безотносительность одного; первое вследствие простого утвердительного отношения одного к себе, второе вследствие того, что это отношение есть также отрицательное. Или иначе множество одних есть собственное положение одного; одно есть не что иное, как отрицательное отношение одного к себе, и это отношение, т. е. само одно, есть множество одних. Но равным образом множество и совершенно внешне для одного, ибо одно есть именно снятие инобытия, отталкивание есть его отношение к себе и простое равенство с самим собою. Множество одних есть бесконечность в смысле наивно производящего себя противоречия.

Примечание. Выше было упомянуто об идеализме Лейбница. Здесь можно прибавить, что, исходя от представляющей монады, которая определяется, как сущая для себя, он достиг только до рассмотренного сейчас отталкивания и именно лишь до множественности, как таковой, в коем одни суть каждое лишь для себя, безразлично к существованию и бытию для себя других, или вообще другие вовсе не суть для одного. Монада есть для самой себя вполне замкнутый мир; она не нуждается в других монадах; но это внутреннее многообразие, которое она имеет в своем представлении, ничего не изменяет в ее определении — быть для себя. Лейбницев идеализм берет множественность непосредственно, как данную, а не понимает ее, как отталкивание монад; поэтому он понимает мно{99}жественность лишь со стороны ее отвлеченной общности. Атомистика лишена понятия идеализации; она постигает одно, не как таковое, не как то, что содержит в себе оба момента — бытие для себя и бытие для одного, т. е. не как идеализованное а, как лишь просто, сухо сущее для себя. Но она выходит за границы совсем отвлеченной множественности; атомы вступают один относительно другого в дальнейшее определение, хотя в сущности непоследовательным образом; тогда как наоборот в той безразличной независимости монад множественность остается в качестве неподвижного основного определения, так что их отношение приходится на долю лишь монады монад или же рассматривающего их философа.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.