"Рыночный характер" и "кибернетическая религия"

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

"Рыночный характер" и "кибернетическая религия"

Самым важным для понимания характера и тайной религии современного человеческого общества является то изменение в социальном характере, которое произошло за период с начала эры капитализма до второй половины XX столетия.

Авторитарный, одержимый, накопительский характер, развитие которого началось в XVI веке и который продолжал преобладать в структуре характера, по крайней мере средних классов общества, до конца XIX века, медленно уступал место рыночному характеру.

(Я описал смешение различных ориентаций характера в книге "Человек для самого себя".)

Я назвал это явление рыночным характером, потому что в этом случае человек ощущает себя как товар, свою стоимость не как "потребительную стоимость", а как "меновую стоимость". Живое существо становится товаром на "рынке личностей".

Один и тот же принцип определения стоимости действует и на рынке личностей и на товарном рынке: на первом продаются личности, на втором товары. В обоих случаях стоимость определяется их меновой стоимостью, для которой потребительная стоимость является необходимым, но не достаточным условием.

И хотя соотношение мастерства и человеческих качеств, с одной стороны, и личности - с другой, как предпосылок успеха бывает различным, решающую роль в достижении успеха всегда играет "личностный фактор". Успех зависит главным образом от того, насколько выгодно удается людям преподнести себя как "личность", насколько красива их "упаковка", насколько они "жизнерадостны", "здоровы", "агрессивны", "надежны", "честолюбивы", более того, он зависит от их происхождения, принадлежности к тому или иному клубу и от знакомства с "нужными"

людьми. Тип личности зависит до некоторой степени от той специальной области, работу в которой может выбрать человек. Биржевой маклер, продавец, секретарь, железнодорожный служащий, профессор колледжа или управляющий отеля, - каждый из них должен предложить особый тип личности, который независимо от их различий должен удовлетворять одному условию пользоваться спросом.

Отношение человека к самому себе определяется тем фактом, что одних умений и наличия соответствующих способностей еще недостаточно для выполнения той или иной работы; для успеха необходимо еще победить в жесткой конкуренции. И если бы для того, чтобы заработать на жизнь, было бы достаточно полагаться на свои знания и умения, то чувство собственного достоинства было бы пропорционально способностям человека, то есть его потребительной стоимости. Но так как успех зависит главным образом от того, как человек продает свою личность, то он чувствует себя товаром или, вернее, одновременно продавцом и товаром.

Человека не заботят ни его жизнь, ни его счастье, а лишь то, насколько он годится для продажи.

Цель рыночного характера - полнейшая адаптация, чтобы быть нужным, сохранить спрос на себя при всех условиях, складывающихся на рынке личностей.

Личности с рыночным характером по сравнению, скажем, с людьми XIX века не имеют даже своего собственного "я", на которое они могли бы опереться, ибо их "я" постоянно меняется в соответствии с принципом "Я такой, какой я вам нужен".

У людей с рыночным характером нет иных целей, кроме постоянного движения, выполнения всех дел с максимальной эффективностью, и если спросить их, почему они должны двигаться с такой скоростью, почему они стремятся к наибольшей эффективности, то на этот вопрос у них нет настоящего ответа, они предлагают одни лишь рационализации типа "чтобы было больше рабочих мест" или "в целях постоянного расширения компании". Они не интересуются (по крайней мере сознательно) такими философскими или религиозными вопросами, как "для чего живет человек?" и "почему он придерживается того, а не иного направления?". У них свое гипертрофированное, постоянно меняющееся "я", но ни у кого нет "самости", стержня, чувства идентичности. "Кризис идентичности" - этот кризис современного общества - вызван тем фактом, что члены этого общества стали безликими инструментами, чувство идентичности которых зиждется на участии в деятельности корпораций или иных гигантских бюрократических организаций. Там, где нет аутентичной личности, не может быть и чувства идентичности.

Люди с рыночным характером не умеют ни любить, ни ненавидеть. Эти "старомодные"

эмоции не соответствуют структуре характера, функционирующего почти целиком на рассудочном уровне и избегающего любых чувств, как положительных, так и отрицательных, потому что они служат помехой для достижения основной цели рыночного характера - продажи и обмена, - а точнее, для функционирования в соответствии с логикой "мегамашины", частью которой они являются. Они не задаются никакими вопросами, кроме одного насколько хорошо они функционируют, - а судить об этом позволяет степень их продвижения по бюрократической лестнице.

Поскольку люди с рыночным характером не испытывают глубокой привязанности ни к себе, ни к другим, им абсолютно все безразлично, но не потому, что они так эгоистичны, а потому, что их отношение к себе и к другим столь непрочно.

Этим, возможно, также объясняется, почему их не беспокоит опасность ядерной и экологической катастрофы, несмотря даже на то, что им известны все данные, свидетельствующие о такой угрозе. Тот факт, что этих людей не беспокоит угроза их собственной жизни, можно было бы, пожалуй, объяснить тем, что они чрезвычайно смелы и нисколько не эгоистичны; однако мы не можем принять такое объяснение ввиду отсутствия у них беспокойства и за своих детей и внуков. Это отсутствие беспокойства на всех уровнях является результатом утраты каких бы то ни было эмоциональных связей, даже с "самыми близкими". Дело в том, что у людей с рыночным характером нет "самых близких", они не дорожат даже собой.

Удивительно, почему современные люди так любят покупать и потреблять, но совсем не дорожат тем, что приобретают. Наиболее правильный ответ на этот вопрос заключается в самом феномене рыночного характера. Отсутствие привязанностей у людей с таким характером делает их безразличными и к вещам. И пожалуй, единственное, что имеет для них какое-нибудь значение, это престиж или комфорт, которые дают эти вещи, а не сами вещи как таковые. В конечном счете они просто потребляются, как потребляются друзья и любовники, поскольку и к ним не существует никаких глубоких привязанностей.

Цель человека рыночного характера - "надлежащее функционирование" в данных обстоятельствах - обусловливает его рассудочную в основном реакцию на окружающий мир. Разум в смысле понимания является исключительным достоянием Homo sapiens; манипулятивный же интеллект как инструмент достижения практических целей присущ и животным, и человеку. Манипулятивный интеллект, лишенный разума, опасен, так как он заставляет людей действовать таким образом, что это с точки зрения разума может оказаться губительным для них. И чем более выдающимся является неконтролируемый манипулятивный интеллект, тем он опаснее.

Не кто иной, как Чарлз Дарвин показал трагедию человека, занятого исключительно наукой, трагедию отчужденного интеллекта и ее последствия. В своей автобиографии он пишет, что до тридцатилетнего возраста находил большое наслаждение в музыке, поэзии, живописи, но затем на многие годы утратил всякий вкус к ним:

"Кажется, что мой ум стал какой-то машиной, которая перемалывает большие собрания фактов в общие законы... Утрата этих вкусов равносильна утрате счастья и, может быть, вредно отражается на умственных способностях, а еще вероятнее - на нравственных качествах, так как ослабляет эмоциональную сторону нашей природы" с. 148].

Описанный Дарвином процесс развивался с тех пор очень быстро; возник почти полный разрыв между разумом и сердцем. Особого внимания заслуживает тот факт, что такое вырождение разума не коснулось большинства ведущих ученых, работающих в области точных и наиболее революционных наук (например, в теоретической физике). Всех их глубоко интересовали философские и нравственные проблемы, я имею в виду таких ученых, как А. Эйнштейн, Н. Бор, Л. Силард, В.

Гейзенберг, Э.

Шредингер.

Преобладание рассудочного, манипулятивного мышления неразрывно связано с атрофией эмоциональной жизни. А поскольку эмоции не культивировались, считались ненужными и рассматривались скорее как помеха для оптимального функционирования, они остались неразвитыми и так и не смогли превзойти уровня эмоционального развития ребенка. Поэтому лица с рыночным характером чрезвычайно наивны во всем, что касается эмоциональной стороны жизни. Их могут привлекать "эмоциональные люди", однако в силу своей наивности они часто не могут определить, являются ли такие люди естественными или фальшивыми. Вот почему так много обманщиков и мошенников добиваются успеха в духовной и религиозной сферах жизни; вот почему политики, изображающие сильные эмоции, очень привлекают людей с рыночным характером и почему последние не могут отличить подлинно религиозного человека от того, кто просто демонстрирует глубокие религиозные чувства.

Конечно, термин "рыночный характер" отнюдь не является единственным термином, описывающим этот тип личности. Для характеристики его можно было бы также воспользоваться термином Маркса отчужденный характер; люди с таким характером отчуждены от своего труда, от самих себя, от других людей и от природы.

Используя психиатрический термин, человека с рыночным характером можно было бы назвать шизоидным, однако такой термин может ввести в заблуждение, так как шизоидная личность, живя среди других шизоидных личностей и успешно функционируя, не испытывает чувства беспокойства, которое свойственно ей в более "нормальном" окружении.

Во время окончательного редактирования рукописи этой книги мне представилась возможность прочесть подготовленную к публикации работу Майкла Маккоби "Игроки:

новые корпоративные лидеры". В этом глубоком исследовании Маккоби анализирует структуру характера двухсот пятидесяти руководителей, менеджеров и инженеров двух преуспевающих крупных компаний в США. Многие полученные им результаты подтверждают то, что я описывал как черты кибернетической личности, особенно преобладание у нее рассудочной сферы и слабое развитие сферы эмоциональной.

Принимая во внимание, что описываемые Маккоби руководители и менеджеры либо уже являются, либо будут лидерами американского общества, результаты проведенного им исследования приобретают большое социальное значение.

Следующие данные, полученные Маккоби в результате проведения с каждым членом изучаемой группы от трех до двадцати интервью, дают нам четкое представление об этом типе характера:

Глубокий и живой научный интерес к пониманию динамичного смысла работы - 0% Сосредоточенный, энергичный, искусный, не испытывает, однако, глубокого научного интереса к природе вещей - 22% Интерес к работе стимулируется самой работой и является неустойчивым - 58% Умеренно продуктивный, несосредоточенный. Интерес к работе - в основном инструментальный, ради обеспечения заработка и надежного экономического положения - 18% Пассивный, непродуктивный, рассеянный - 2% Отрицая работу, отрицает реальный мир - 0%

100%

Особенно поразительны два факта: 1) отсутствие глубокого интереса к пониманию ("разум") и 2) то, что у подавляющего большинства интерес к работе неустойчивый либо работа является в основном средством обеспечения надежного экономического положения.

Полной противоположностью этому является картина того, что Маккоби называет "шкалой любви".

Любящий, положительный, творческий - 0% Ответственный, сердечный, пылкий, но неглубоко любящий - 5% Умеренный интерес к другому человеку, способен любить более глубоко - 40% Традиционные интересы, благопристойный, ориентированный на ролевое поведение - 41% Пассивный, нелюбящий, равнодушный - 13% Отрицающий жизнь, черствый - 1%

100%

Никого в этом исследовании нельзя было охарактеризовать как "глубоко любящую личность", хотя 5% составляют "сердечные и пылкие". Всем же остальным свойственны умеренные или традиционные интересы, неспособность любить или прямое отрицание жизни - действительно, поразительная картина недостаточного эмоционального развития и явно выраженной рассудочности.

Этой общей структуре характера соответствует "кибернетическая религия"

рыночного характера. За фасадом агностицизма или христианства скрывается откровенно языческая религия, хотя люди и не осознают ее как таковую. Эта языческая религия с трудом поддается описанию, ибо такое описание возможно лишь на основе того, что люди делают (и не делают), а не на основе их сознательных размышлений о религии или догмах той или иной религиозной организации. Самым поразительным на первый взгляд является то, что человек превратил себя в бога, потому что он обрел техническую возможность создать второй мир вместо того мира, который, как утверждает традиционная религия, был впервые создан богом. Можно сформулировать эту мысль иначе: мы превратили машину в бога и, служа машине, стали подобны богу. Не важно, какую формулировку мы выберем: важно то, что люди, находясь в состоянии наивысшего реального бессилия, воображают, будто стали благодаря науке и технике поистине всемогущими.

И чем в большей изоляции мы оказываемся, чем менее эмоционально реагируем на окружающий мир и чем более неизбежным и катастрофическим кажется нам в то же самое время конец цивилизации, тем более пагубным становится влияние этой новой религии. Мы перестаем быть хозяевами техники и, напротив, становимся ее рабами, а техника - некогда жизненно важный элемент созидания - поворачивается к нам своим другим ликом - ликом богини разрушения (вроде индийской богини Кали), которой и мужчины и женщины жаждут принести в жертву и самих себя, и своих детей. Продолжая сознательно цепляться за надежду на лучшее будущее, кибернетическое человечество закрывает глаза на тот факт, что оно уже превратилось в поклонников богини разрушения.

Можно привести множество различных доказательств этого тезиса, но ни одно из них не является столь убедительным, как два следующих, а именно, что великие державы (и даже некоторые менее крупные государства) продолжают разработку ядерного оружия со все увеличивающейся разрушительной силой и не приходят к единственному здравому решению уничтожению всех ядерных вооружений и заводов, поставляющих необходимый материал для создания ядерного оружия, и что, в сущности, ничего не делается для того, чтобы положить конец угрозе экологической катастрофы.

Короче говоря, ничего серьезного не делается для сохранения человеческого рода.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.