Глава 15 Эпоха исследований: уничтожение местных культур и народов
Глава 15 Эпоха исследований: уничтожение местных культур и народов
Испанские конкистадоры пришли к выводу, что у коренных народов нет души, а потому совершенно справедливо порабощать или убивать их. Большинство подобного рода взглядов существует сегодня в таких странах, как Парагвай, Бразилия, Чили и другие, где коренных жителей выслеживают и убивают. Следует задать вопрос, какого рода богословие распространяли институционализированные церкви, чтобы привести к такому бесчеловечному отношению к народам. И действительно ли этот вид богословия все еще сохраняется в церквях в 1980-х?[293]
Зло, творимое людьми при жизни, остается после них, польза часто уходит в землю с их костями[294].
Для понимания причин жажды исследований, охватившей человечество с конца XV века, и последующего использования вновь открытых земель нам следует рассмотреть предшествующий период. Жестокость, жадность и нетерпимость были отличительными чертами так называемых Крестовых походов, чему есть документальные подтверждения. Нетерпимость к иноверцам стала причиной жестокого уничтожения мусульман крестоносцами. Ислам, как считали его приверженцы, был основан на откровениях, которые Аллах передал Мухаммеду, чтобы исправить ошибки христианства и заменить его истинным монотеизмом. Христианство не придумало ничего лучше, как ответить на это жестокостью. Крестоносцы отнеслись к своим единоверцам в Восточной империи ничуть не лучше, чем к мусульманам. Попытки обратить африканцев в христианство предпринимались уже в 1444 году, но к середине XVI века от них отказались. Полученные к тому времени знания об Африке и ее народах были использованы практически только для того, чтобы наладить торговлю рабами.
Движимые жадностью, перенаселенностью, любопытством и частично проповедническим пылом, европейские купцы и исследователи отправились в путешествия. Это было состязание, в котором соперники в поисках цели следовали разными маршрутами, но для достижения целей использовали на удивление одни и те же методы. Перед всеми экспедициями ставилась задача обращения язычников, но наиболее серьезно к миссионерской деятельности относились на территориях, занятых испанцами и португальцами, однако основным побудительным мотивом была, конечно, выгода. Миссионерской деятельностью занимались религиозные ордены, главным образом францисканцы и доминиканцы, которые сопровождали исследователей, действовавших в соответствии с королевскими указами[295]. Позже важную роль стали играть иезуиты. У всех была своя мотивация. Духовенством двигало религиозное рвение; власти нуждались в покорной рабочей силе в колониях, сами поселенцы надеялись, что религиозная однородность станет гарантией спокойной жизни. Переход в христианство был результатом завоевания; местному населению было жестко сказано, что их боги подвели их и что христианский бог занимает самое высокое положение. Иначе как европейцы одержали победу?
Деятельность Хуана де Сумаррага, первого епископа Мексики, иллюстрирует позицию белого духовенства. Епископ вел жестокую борьбу, пытаясь уничтожить малейшие признаки дохристианских верований. Этот фанатик разрушил более 500 храмов и более 20 тысяч идолов; многие современные историки называют его главным разрушителем древних памятников за всю историю не только Южной Америки, но и всего мира. Завидная репутация для человека господствующей христианской культуры[296].
Позиция францисканца Бернардино де Саагуны резко отличалась от официальной позиции. Этот ученый монах провел более шестидесяти лет в Мексике. Он считал, что жизненно важно понять «духовные болезни» и «слабые стороны» страны, чтобы не только обратить в христианство все население, но и включить его в колониальную систему. Используя оригинальную методологию и экстраординарные способности, Бернардино де Саагуна собрал уникальные материалы, вошедшие в главный труд его жизни под названием Historia general de las cosas de la Nueva Espana («Всеобщая история Новой Испании»). Этот монументальный труд, состоявший из двенадцати книг, был издан на двух языках, на науатле и испанском. Автор подробнейшим образом с большим уважением описывает богов, религиозные церемонии, обычаи, праздники, сферы жизни, флору, фауну, языки. Многие ученые справедливо считают, что этот монументальный труд является наибольшим достижением в литературно-исторической области за весь период Ренессанса[297]. В 1577 году Филипп II запретил миссионерам писать об индейских обычаях и верованиях, и сочинение Бернардино де Саагуны опять увидело свет только в 1779 году.
Более чем за тысячу лет до испанского завоевания в Андах уже было высокоразвитое ирригационное земледелие. Живший в то время народ с глубоким пониманием и уважением относился к природе. Самыми развитыми на Андском нагорье были государства Тиауанако и Чиму и возникшая позже империя инков. Интенсивное земледелие полностью зависело от государственной ирригационной системы; регулярно получаемые значительные излишки продукции распределялись в соответствии с волей императора. Распределение излишков использовалось как средство общественного управления для укрепления правления и власти императора. Испанские конкистадоры, находившиеся в непрекращающихся поисках золота, безжалостно разрушили это хорошо организованное общество, уважительно относящееся к природе. Императора взяли в плен и, несмотря на то что за своего императора инки заплатили огромный выкуп, казнили. Лишенная императора империя распалась. Основали новые города и деревни; местное население жило в них на правах слуг и рабов; завезли европейские зерновые культуры. Многие местные жители сбежали на неплодородные земли в высокогорные Анды. Не желая попасть в рабство, они работали в шахтах и хозяйствах в новой колонии на правах крепостных.
Уничтожение местного населения на протяжении ста лет после вторжения европейцев было не чем иным, как геноцидом. До появления европейцев численность населения составляла, по приблизительным оценкам, 75–80 миллионов человек. После появления христиан меньше чем за сто лет осталось приблизительно 10–12 миллионов человек. Население Вест-Индии было почти полностью истреблено; на одном из островов все местное население составляло всего двадцать четыре семьи[298]. По отношению к населению всей планеты на то время это преступление по своему масштабу, характеру и жестокости превзошло даже нацистский холокост в отношении евреев, цыган и русских во время Второй мировой войны. Нехватка рабочей силы, связанной с этой волной массового убийства, стала причиной восстановления торговли черными рабами из Западной Африки. Поскольку первоначально рабство исчезло из европейского общества по экономической, а не теологической причине, то христиане ни одной из конфессий не испытали никаких угрызений совести – просто возникли проблемы с ресурсами; новая система капиталистической торговли вскоре жестко решит проблему спроса и предложения.
Лютер и первые протестанты на большей части Северной Европы не принимали участия в миссионерской деятельности. Они были скорее обеспокоены обращением христиан других конфессий, чем проповедью христианства язычникам, обычай, сохранившийся во многих фундаменталистских сектах до наших дней. Несколько иной была ситуация в Англии. Многие моряки и купцы были набожными, даже фанатичными протестантами, испытывавшими непреодолимое желание обращать в свою веру. В Северной Америке миссионерской деятельностью почти всегда занимались светские лица. Таким образом, обращение имело отчетливую цель – отвечать интересам и задачам коммерции. Государство и англиканская церковь если и оказывали, то весьма незначительную поддержку.
Первоначальный европейский вариант христианского государства, основанного исключительно на религиозных принципах, претворялся в жизнь на территории, которую теперь занимают Соединенные Штаты. Зарождение протестантской Америки были актом обдуманной политики, установлением церковно-государственного перфекционизма. Однако отношение протестантов к рабству не отличалось от отношения испанских католиков-колонистов. В 1667 году в штате Вирджиния приняли декрет, согласно которому «крещение не должно изменить условия жизни в отношении рабства или свободы». В 1743 году Джордж Армстронг заявил, что американские рабовладельцы относились к афроамериканцам с «презрением… как к существам другого сорта, которые не имели права обучаться и допускаться к таинству».
Это заявление отражает точку зрения испанцев, о которой говорится в эпиграфе к этой главе, и вскоре в Библии было найдено много мест, оправдывающих рабство[299]. Таким образом, реформированная церковь мало чем отличалась от своей родительницы. Только в XIX веке европейские и американские протестанты сообща наладили крупномасштабную миссионерскую работу. Но даже тогда к представителям разных стран и культур продолжали относиться с презрением и осмеивать их культурные ценности. Миссионерство было тесно переплетено с колониализмом, и местное население, особенно африканцы и индейцы, с большим недоверием относилось к миссионерской деятельности протестантов.
Пуритане, в поисках религиозной свободы и основанного на христианских принципах государства создавшие Соединенные Штаты, были, в своей фанатичной убежденности, плохо приспособлены для создания атмосферы терпимости или действенного протестантизма.
«Они не смогли сделать ничего значительного, и мы знаем, что так оно и есть. Их короткий, горький час здесь… лишь печальное, микроскопическое повторение истории, которую христианство уже разыгрывало в Старом Свете… беспомощное повторение его [христианства] подвигов: подавление инакомыслящих, поиск и уничтожение враждебных иностранцев, и репрессии, в конечном итоге расколовшие саму секту. Для того чтобы стать подлинными реформаторами, им надо было соответствовать Новому Свету. Но ничто в их истории не объяснило им, как это можно сделать»[300].
В этой книге не ставилась задача описывать постепенное, методичное уничтожение североамериканских индейцев европейскими колонизаторами. Перечислим только основные моменты, которые привели к уничтожению местного населения: белые люди не выполняли договоров, прибегали к помощи войны, умышленно заражали оспой, сгоняли в резервации, которые являлись не чем иным, как концентрационными лагерями, и использовали еще множество других средств для уничтожения этого народа. Белые христианские современники описывали индейцев как «кровожадных дикарей». Какими же моральными принципами руководствовались те, кто дал подобное описание этого народа?
Индейцы были глубоко духовными людьми, жившими в гармонии с землей и всеми населяющими ее существами, проникая, благодаря природной интуиции, в духовную суть каждого создания. Эта форма духовности, как говорилось ранее, характерна для сообществ охотников-собирателей, и об этом они говорят сами:
«Для моего народа каждая пядь этой земли священна. Каждая сверкающая сосновая шишка, каждый песчаный берег, каждый клочок тумана в темном лесу, каждая поляна и каждая жужжащая мошка – все они святы для памяти и чувств моего народа. Сок, текущий в стволах деревьев, несет в себе память краснокожих… Наши усопшие никогда не забывают этой прекрасной земли, ибо она – мать краснокожих. Мы – часть этой земли, и она часть нас самих. Душистые цветы – наши сестры, олень, конь, большой орел – наши братья. Горные вершины, сочные луга, теплое тело мустанга и человек – все они одна семья… Журчание воды – это голос отца моего народа. Реки – наши братья, они утоляют нашу жажду… Для краснокожего воздух – сокровище, ибо одним [им] дышит все живое: и зверь, и дерево, и человек дышат одним дыханием… Для бледнолицего земля не брат, а враг, и он идет вперед, покоряя ее… Его жадность пожирает землю и оставляет за собой пустыню… Возможно, что я просто дикарь и многого не понимаю… Что будет с человеком, если не станет зверей? Если все звери погибнут, люди умрут от полного одиночества духа. Что бы ни случилось с животными, это случается с человеком. Все взаимосвязано»[301].
«Бешеный Конь мечтал и вошел в мир, где не было ничего, кроме духа всех вещей. Это реальный мир, который находится за этим, и все, что мы видим здесь, некое отражение, некая тень из того мира»[302].
«Все вещи – творение Великого Духа. Мы все должны понимать, что он во всем: в деревьях, траве, реках, горах, и во всех четвероногих животных; и, что еще важнее, мы должны понять, что он, прежде всего, все это и люди»[303].
Белые колонизаторы, вдохновленные христианскими заповедями о любви, истине и милосердии, преследовали и предавали индейцев, которых описывали, как говорилось выше, дикарями-язычниками. Однако на самом деле индейцы, обладавшие глубокой духовностью, относились с любовью и почтением к Божьему дару – природе, чего явно недостает даже сегодня их белым братьям.
Жадность европейских захватчиков, их вера в свое интеллектуальное и расовое превосходство, возможно, были достаточны для того, чтобы привести к геноциду и уничтожению культуры, последовавшим за вторжением в Америку. Вера и фанатизм в сочетании с новыми научными теориями и протестантской трудовой этикой, глубоко внедренной в новое вероисповедание, привели к десакрализации всего живого в умах колонистов.
Работорговля, ставшая основой экономических систем Испанской Америки и Вест-Индии, сыграла роль в накоплении богатства и развитии промышленности Англии. Развивающимся экономическим системам колоний требовался постоянный приток дешевой рабочей силы. До некоторой степени эта проблема решалась за счет самих колонистов, рабочих по договорам и заключенных, но в основном за счет института рабства. Возникшая трехсторонняя торговля не только поддерживала растущие потребности новых государств, но и заложила основу многих состояний. Дешевые товары, отправленные в Африку, обменивались на рабов, которых доставляли в Новый Свет, где они работали в тяжелейших условиях, и в свою очередь обменивали на табак, сахар, хлопок и другие товары, которые отправляли в Англию. Благодаря этой омерзительной торговле человеческими страданиями рос и процветал Бристоль. Исследование и развитие Африки задержалось на несколько столетий, но западное побережье быстро превратилось в источник рабов.
Колонизация Африки и господство Европы в экономической, военной и культурной областях способствовали дальнейшему уничтожению местных культур и духовности. Образ жизни африканцев, населявших этот огромный континент с разными климатическими и топографическими зонами, отличался в зависимости от места проживания. Приведем всего несколько примеров, чтобы понять разницу в духовных и культурных аспектах жизни племен, населявших эту огромную территорию. Банту, самая большая этническая группа на территории, которая теперь называется Южной Африкой, были знакомы с Солнечной системой и знали, что Земля вращается вокруг Солнца, задолго до того, как Галилео был за это обвинен в ереси[304]. Трудно сказать, как они это поняли; возможно, они просто предположили, что их планета не является центром Вселенной, поскольку духовное смирение занимало главное место в их религии. Это же смирение позволило им узнать у животных секреты лекарственных растений, которые могут излечивать болезни, в то время как у белых до сих пор нет эффективных средств для борьбы с этими болезнями. Они знали Галеновы средства для безболезненного избавления от желчных и почечных камней. Бушмены могли бы многому научить европейских захватчиков, если бы у высокомерных христиан хватило ума выслушать их.
«Бушмены, хотя и продолжают в силу обстоятельств жить как доисторические люди, были и остаются самым интеллектуальным и талантливым народом в Африке. Своими рисунками в пещерах и убежищах они внесли самый большой вклад в «документальную» историю Африки. Бушмены оставили ценные свидетельства с помощью пиктографического письма много тысяч лет тому назад… Бушмены – самый ученый народ в Южной Африке. Они первыми придумали календарь… Их знания лекарственных растений, ядов и противоядий до сих пор вызывает удивление у белых ученых»[305].
К тому времени, когда европейцы полностью открыли Черный континент, научные знания в западном мире достигли высокого уровня развития. Колонисты даже не пытались понять культуру, религию и историю подчиненных народов и относились к африканцу либо как к дикарю, которого следует подчинить, либо, в лучшем случае, как к неграмотному и непослушному ребенку, которого следует наказывать. Весь континент рассматривался как источник сырья для ненасытных европейских фабрик и заводов, как рынок для европейских товаров и политических имперских забав. Несколько основных европейских держав в то или иное время принимали участие в эксплуататорской колониальной игре. Великобритания, Франция, Голландия, Германия, Португалия, Испания и, наконец, Италия, позволявшие себе жестоко эксплуатировать народы и страны, добились расцвета европейского христианского колониального идеализма – апартеида. Но даже когда в Африке задул «ветер перемен», политическое и экономическое господство не просто осталось, а усилилось: экономическая помощь и международная кредитная система по-прежнему сохраняют власть над бывшими колониями.
Африка и Америка были не единственными получателями сомнительных даров европейской христианской культуры. С XVI века христиане пытаются проповедовать христианство то одной аудитории, то другой, и временами весьма энергично. Но их деятельность не вызывает цепную реакцию; наоборот, им постоянно требуется поощрять и стимулировать. Христианству удалось закрепиться в Южной Америке, но в Азии, где миссионерам пришлось соперничать с известными, прочно укоренившимися религиями, результат был совсем иным, тем более что миссионерам не хватало поддержки колониального правительства. Там, где уже был ислам, христианство если и добилось, то незначительных успехов. Такое положение сохраняется в Западной Азии, Северной Индии, Малайе и Яве, несмотря на то что христиане обладают там огромной политической и экономической властью. Это касается и других восточных религий, таких как индуизм, буддизм и конфуцианство. Там, где окончательно утвердились эти религии, не было места христианству[306], что, к сожалению, не мешало колониальным державам усиливать свою политическую и экономическую власть.
Торговля, завоевание и эксплуатация были теми средствами, с помощью которых европейские идеи и культура оказывали свое разрушительное влияние. Европейские стандарты торговли, работы, землепользования и постколониальной индустриализации оказали разрушительное воздействие не только на коренное население Азии, но и на население всего мира.
Обладающие глубочайшей духовностью восточные народы, подвергавшиеся осмеянию в колониальную эпоху, сохранили в целости свои духовные способности и теперь приходят на помощь страдающим от отсутствия духовности народам Европы и Америки. Многие идеи, пришедшие к нам с Востока, кажутся знакомыми. Рихард Вильгельм, говоря о пути Дао, показывает, какой глубокий смысл заключен в понятии, что «человек принимает участие во всех космических движениях и внутренне, так же как и внешне, тесно связан с ними»[307]. Французский философ Габриэль Марсель, говоря о тайном характере западных посвященных, живущих в репрессивном христианском обществе, и выказывая глубокое уважение их восточным коллегам, утверждает, что пользу от священного знания должно получать более многочисленное сообщество: «Истинная функция мудреца, конечно, объединить и установить согласие… Я обратился не к Греции, а к классическому Китаю, Китаю Лао-цзы, и понял, что мудрец действительно связан со Вселенной. Нет сомнений, что порядок, который будет установлен в жизни – неважно, человека, города или империи, – будет неотделим от космического порядка»[308].
Современный ученый Фритьоф Капра считает, что понятия современной физики зачастую обнаруживают удивительное сходство с представителями, воплощенными в религиозных философиях Востока, столь высмеиваемых колонистами. Он связывает даосскую мудрость с концепциями нобелевского лауреата Ильи Пригожина: «Понятия процесса, изменения и флуктуации, которые играют такую определяющую роль в системном взгляде на живые организмы, подчеркиваются в восточных мистических традициях, особенно в даосизме. Идея о флуктуациях как основе порядка, которую Пригожин ввел в современную науку, является одной из главных тем во всех даосских текстах. Благодаря тому, что даосские мудрецы осознавали значение флуктуаций в своих наблюдениях живого мира, они также подчеркивали противоположные, но дополнительные тенденции, которые представляются неотъемлемым аспектом жизни. Среди восточных традиций именно в даосизме наиболее явно выражена экологическая точка зрения, но взаимозависимость всех аспектов действительности и нелинейная природа их взаимосвязей подчеркивается везде в восточном мистицизме»[309].
До I века н. э. китайская цивилизация достигла такого уровня стабильности, порядка и компетентности, который намного превышал уровень Европы эпохи Ренессанса. Основанная на «мудрости мудрецов» – та же «тайная мудрость» западных посвященных, – действуя в соответствии с конфуцианскими понятиями семьи, преданности и порядка, Китайская империя развивалась как аграрная цивилизация, объединив эффективность, процветание и стабильность. Даосские посвященные обладали знаниями в области философии, медицины, науки, и народ уважал их за их деяния. Население огромной империи жило за счет интенсивного развития сельского хозяйства, которое, в свою очередь, зависело от ирригационных систем, точных календарей, глубоких знаний времен года и эффективной технологии, которая помогала одному человеку с помощью простых приспособлений поднимать воду из реки на поля. С изобретением печати знания о растениях и зерновых культурах распространились по этой огромной территории; энциклопедии по сельскому хозяйству и медицине были в ходу задолго до того, как христианство стало официальной религией Римской империи. Поощрялись и уважались ученость, грамотность и исследовательская деятельность. Бюрократический аппарат отличался многочисленностью и большим объемом полномочий, что определяло его социальную значимость; чиновники пользовались большим уважением; существовали школы, где на протяжении по крайней мере шести лет готовили чиновников; для того чтобы войти в этот привилегированный класс, требовалось сдать экзамен по чтению и письму. И это в то время, когда в средневековой Европе царили неграмотность и невежество[310]. Династия Сун прекратила существование не по собственной слабости, а по внешним причинам, связанным с вторжением монголов. Эти дикие всадники господствовали в Китае на протяжении почти девяноста лет. Династия Мин восстановила Китайское государство, поддерживая стабильность с помощью возврата к древней священной мудрости прошлого. Китайцы знали, что их государство является культурным центром мира. Иностранные купцы должны приезжать в Китай за плодами китайской культуры – Китай не будет выходить в мир. Из Китая поступали не только экзотические товары, такие как шелк и фарфор, но и медицинские знания, которые попадали в Европу через арабов, и изобретения, такие как книгопечатание и порох, все то, что полностью преобразило облик не только Европы, но и всего мира.
Мудрость даосизма, культурное наследие китайской цивилизации и прочная, отлаженная имперская система – все это вместе способствовало созданию защиты не только от нашествий христианских католических миссий, но и от проникновения европейской культуры[311]. Христианам, впервые принятым при дворе императора, пришлось резко изменить свое мнение, поскольку к ним отнеслись не как к проповедникам высшей мудрости, а как к ученикам низшей культуры – горькая пилюля для высокомерных европейцев. Европейцы очень поздно проникли в Китай, а когда появились, то стали воевать, а не обращать в свою веру и занялись торговлей, чему всячески препятствовали китайские власти. Речь идет о торговле опиумом. Китайцы быстро пристрастились к опиуму, что и требовалось британским политикам. Торговля опиумом привела к так называемым «опиумным войнам»[312]. В результате этих конфликтов Китай попал под политическое, экономическое и научное влияние Запада.
Первые колонисты вступили в конфликт с народами и культурами, которые сопротивлялись христианству, но вскоре были найдены другие средства, с помощью которых одновременно решались две задачи – завоевание и экономическая эксплуатация. Европейские народы, исповедовавшие христианство, в полной мере овладели правилами игры «разделяй и властвуй». Любые конфликты подчиненного народа, произошли они по расовой, этнической, религиозной или иной причине, беззастенчиво использовались колониальной державой для собственной выгоды. В Африке соперничество между племенами, а позже напряженные отношения между купцами и африканцами зачастую были верным путем к господству; в Индии этому способствовал конфликт между мусульманским и индуистским населением, в Азии – соперничество между коренными народами и вездесущими китайскими предпринимателями; в Палестине арабо-еврейские разногласия не только открыли прямой доступ к власти, но и посеяли семена более поздних конфликтов.
Нет ничего удивительного, что духовный и политический лидер, возглавивший движение за независимость Индии, Махатма Ганди, связывал грех и с духовностью, и с политикой. Ганди был твердо убежден, что все грехи являются производными от himsa, главного греха. Для него самым страшным грехом был attavada, разновидность himsa, то есть «грех обособленности» – от природы, от собрата и, в конечном итоге, от Бога[313]. Согласно джайнизму, тот, кто победил этот грех, тот победил и остальные. «Обособленность «я» открывает путь к ошибке и греху, а спасение означает уничтожение этой обособленности». Слова Махатмы Ганди, что он является неотъемлемой частью целого, перекликаются с высказыванием Джона Донна, настоятеля собора Святого Павла: «Нет человека, который был бы как Остров, сам по себе, каждый человек есть часть Материка, часть Суши; и если Волной снесет в Море береговой Утес, меньше станет Европа, и также если смоет край Мыса и разрушит Замок твой и Друга твоего; смерть каждого Человека умаляет и меня, ибо я един со всем Человечеством».
Никто, к счастью или к несчастью, не может изменить историю, единственное, что мы можем сделать, – это извлечь из нее уроки. Во времена глобального кризиса надо оглянуться назад, чтобы понять, что привело к институционализации неравноправия и несправедливости. Те, кто не делают выводы из истории, осуждены повторять прежние ошибки. У нас нет времени, позволяющего расширить допуск на возможные ошибки, поскольку научно-промышленная революция и все, что явилось ее следствием, привело к полному отчуждению человека от природы.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.