Глава IX. Древо средоточия

Глава IX. Древо средоточия

Другой аспект символики креста состоит в отождествлении его с тем, что в различных традициях обозначают понятием «Древо средоточия» или каким-либо другим эквивалентным термином; впрочем, мы уже видели, что это Древо — один из многочисленных символов «Мировой оси».¹²³

Итак, здесь в основном следует рассмотреть вертикальную линию креста — образ этой оси: она представляет собой ствол Древа, тогда как горизонтальная линия (или две горизонтальные линии для трехмерного креста) образует его ветви. Это древо возвышается в центре мира или, скорее, одного из миров, т. е. области, в которой развертывается некое состояние существования, а именно человеческое состояние, обычно рассматриваемое в подобном случае. В библейской символике, в частности, это — «Древо жизни», растущее посреди «земного Рая», который сам представляет центр нашего мира, как мы уже объясняли в других случаях.¹²⁴

Хотя мы не намереваемся рассматривать здесь все вопросы, относящиеся к символике древа (что потребовало бы специального исследования), с ним связаны, однако, несколько моментов, которые мы считаем нелишним разъяснить.

В земном Раю имелось не только «Древо жизни»; было там и другое, игравшее роль не менее важную и даже более широко известную, — «Древо познания добра и зла».¹²⁵

Отношения между двумя этими деревьями весьма загадочны: в библейском рассказе непосредственно после упоминания «Древа жизни», растущего «посреди рая», называется «Древо познания добра и зла»;¹²⁶ далее говорится, что это последнее также находилось «среди рая»;¹²⁷ и, наконец, что Адаму, отведавшему плода «Древа познания», достаточно было лишь «простереть руку», чтобы взять также и плод «Древа жизни».¹²⁸

Во втором из трех этих отрывков запрет, наложенный Богом, отнесен только к древу, что находится посреди рая, которое никак иначе не определено; но, обращаясь к другому отрывку, где данный запрет уже возвещен,¹²⁹ мы видим, что речь в этом случае явно идет о «Древе познания добра и зла». Несомненно, такое соседство обоих деревьев стало причиной связи, объединившей их в символике до такой степени, что некоторые эмблематические деревья выражают черты, напоминающие то и другое одновременно; но остается объяснить, в чем на самом деле состоит эта связь.

Природа «Древа познания добра и зла», как видно из самого его названия, может быть охарактеризована как двойственная; мы находим в этом обозначении два термина, не только не взаимодополняющих, но по-настоящему противоположных; в целом можно сказать, что вся их суть кроется в этой оппозиции; и впрямь, когда последняя преодолена, уже не может идти речи ни о добре, ни о зле, ни о «Древе жизни», функция которого как «Мировой оси», напротив, по преимуществу предполагает единство. Итак, когда мы находим в одном символическом древе образ дуальности, то в этом следует видеть явный намек на «Древо познания», даже когда в других отношениях рассматриваемый символ бесспорно являлся бы «Древом жизни». Так обстоит дело, например, с «сефиротическим древом» еврейской Каббалы, которое однозначно определяется как «Древо жизни» и где, однако, «правый столп» и «левый столп» составляют образ дуальности; но между обоими находится «срединный столп», где противоположные тенденции уравновешиваются и, таким образом, обретается истинное единство «Древа жизни».¹³⁰ Двойственная природа «Древа познания» открывается Адаму только в момент «грехопадения», поскольку лишь тогда он становится способным различать добро и зло.¹³¹ Именно тогда удалился он от центра — места первичного единства, которому соответствует «Древо жизни»; и именно для того чтобы охранять путь к «Древу жизни», Херувимы («тетраморфы», объединяющие в себе кватернер силы элементов), вооруженные пылающим мечом, были поставлены у входа в Эдем.¹³² Этот центр сделался недоступным для падшего человека, утратившего «чувство вечности», каковое есть также «чувство единства»;¹³³ вернуться в центр, путем восстановления «первоначального состояния», и достичь «Древа жизни» — значит обрести вновь это «чувство вечности».

С другой стороны, известно, что сам крест Христов символически отождествляется с «Древом жизни» (Lignum vitae), что, впрочем, легко понять; но согласно «легенде о Кресте», имевшей хождение в Средние века, он был сделан из древесины «Древа познания»; таким образом последнее — бывшее орудием «грехопадения» — стало также и орудием «искупления». Здесь мы видим выражение связи обеих идей — «грехопадения» и «искупления», которые в известном смысле взаимно противоположны; в этом заключен своего рода намек на восстановление изначального порядка.¹³⁴ В этой новой роли «Древо познания» отчасти отождествляется с «Древом жизни», поскольку дуальность на деле вновь стала единством.¹³⁵

В связи с этим можно вспомнить о «медном змии», воздвигнутом Моисеем в пустыне¹³⁶ и также считавшемся символом «искупления»; шест, на котором он был водружен, равнозначен в данном отношении кресту, напоминая также и «Древо жизни».¹³⁷

Однако змея, как правило, связана с «Древом познания»; но в этом случае проявляется ее зловещий аспект, и мы уже ранее отмечали, что, как и многие другие символы, символ змеи имеет два противоположных значения.¹³⁸ Не следует смешивать змею как выражение жизни и змею как образ смерти; первая есть символ Христа, вторая — Сатаны (даже когда они оказываются тесно объединенными, как в любопытном изображении «амфисбена» или змеи с двумя головами); можно сказать, что соотношение двух этих противоположных аспектов в известном смысле отображает соотношение ролей, которые играют соответственно «Древо жизни» и «Древо познания».¹³⁹

Мы только что видели, что древо, принимающее форму тернера (как «сефиротическое древо»), может совмещать в себе в определенной мере свойства «Древа жизни» и «Древа познания», как если бы они были слиты воедино, поскольку тернер поддавался бы здесь разложению на единство и дуальность, суммой которых он является.¹⁴⁰ Одно и то же значение может быть выражено не только единственным древом, но и совокупностью трех дерев, сросшихся своими корнями, причем среднее будет «Древом жизни», а два других соответствуют дуальности «Древа познания». Нечто сопоставимое можно найти в изображении креста Христова между крестами доброго и злого разбойников; последние расположены, соответственно, справа и слева от распятого Христа, подобно тому как избранные и осужденные будут находиться справа и слева от торжествующего Христа на «Страшном Суде»; и, олицетворяя явным образом добро и зло, они в то же время соответствуют также, в отношении к Христу, «Милосердию» и «Строгости» — характерным атрибутам двух боковых колонн «сефиротического древа». Крест Христов всегда занимает центральное место, которое и принадлежит, собственно, «Древу жизни»; а когда он помещен между Солнцем и Луной — как мы это видим на большинстве старинных изображений, — то воистину символизирует собой «Мировую ось».¹⁴¹

В китайской символике известно древо, концы которого соединяются попарно, изображая синтез противоположностей или разрешение дуальности в единстве; таким образом получается единое древо, ветви которого разделяются и вновь соединяются своими концами.¹⁴² Это процесс универсального проявления: все исходит из единства и возвращается к единству; в интервале возникает дуальность — разделение или дифференциация, — результатом чего оказывается фаза проявленного существования; идеи единства и дуальности, стало быть, здесь соединены, как и в других изображениях, о которых мы только что говорили.¹⁴³ Существуют также изображения двух различных деревьев, соединенных одной ветвью (так называемое «связанное древо»); в этом случае малая ветвь выходит из общей ветви, и тогда это ясно указывает, что речь идет о двух взаимодополняющих принципах и о результате их союза. Таким результатом может быть также универсальное проявление, итог союза «Неба» и «Земли», равнозначных Пуруше и Пракрити дальневосточной традиции или же взаимодействию Ян и Инь, мужского и женского элементов, из которых происходят и к которым причастны все существа и чей союз в совершенном равновесии составляет (или восстанавливает) первоначального «Андрогина», о котором говорилось выше.¹⁴⁴

Теперь вернемся к изображению «земного Рая»: из его центра, т. е. от самого подножия «Древа жизни», вытекают четыре реки в направлении четырех сторон света, которые таким образом чертят горизонтальный крест на самой поверхности земного мира — т. е. в плоскости, соответствующей уровню человеческого состояния. Эти четыре потока, которые можно отнести к кватернеру элементов,¹⁴⁵ истекают из одного источника, соответствующего первоначальному эфиру,¹⁴⁶ и разделяются на четыре части, которые можно соотнести с четырьмя стадиями циклического развития¹⁴⁷ и с круговой оградой «земного Рая», представляющей собой не что иное, как горизонтальный срез вселенской сферической формы, о которой шла речь выше.¹⁴⁸

«Древо жизни» находится в центре «небесного Иерусалима», что легко объясняется, когда известны отношения последнего с «земным Раем»:¹⁴⁹ речь идет о реинтеграции всех вещей в «первоначальное состояние», в силу соответствия конца цикла его началу, что мы еще объясним впоследствии. Примечательно, что это древо, согласно апокалиптической символике, приносит тогда двенадцать плодов.¹⁵⁰ Их, как мы говорили в другом месте, можно сопоставить с двенадцатью Адитьями индуистской традиции, поскольку последние, представляя собой двенадцать форм солнца, должны появиться все одновременно в конце цикла и возвратиться в сущностное единство их общей природы, будучи проявлением единой и неделимой сущности — Адити, соответствующей единой сущности самого «Древа жизни», тогда как Дити соответствует дуальной сущности «Древа познания добра и зла».¹⁵¹ Впрочем, в различных традициях образ солнца часто связан с образом «Мирового древа», как если бы солнце было его плодом; оно покидает свое древо в начале цикла и возвращается к нему на покой в конце.¹⁵²

В китайских идеограммах начертание, обозначающее закат солнца, представляет его отдыхающим на древе в конце дня (что аналогично концу цикла); тьма представлена иероглифом, изображающим солнце, упавшее к подножию древа.

В Индии находим тройное древо, несущее три солнца, — образ Тримурти, подобного древу, плодами которого являются двенадцать солнц, репрезентирующих, как мы только что сказали, двенадцать Адитьев.

В Китае также находим древо с двенадцатью солнцами, что связано с двенадцатью знаками Зодиака или двенадцатью месяцами года, — подобно Адитьям, — а иногда с десятью, числом циклического совершенства, как в пифагорейском учении.¹⁵³

В более общем плане различные солнца соответствуют различным фазам цикла;¹⁵⁴ они выходят из единства в начале и возвращаются туда в конце, который совпадает с началом другого цикла, в силу преемственной связи всех способов существования универсальной Экзистенции.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.