V. Принципы дзен-буддизма
V. Принципы дзен-буддизма
Выше я дал набросок фрейдовского психоанализа, дальнейшим развитием которого является «гуманистический» психоанализ. Речь шла о человеческом существовании и поставленном им вопросе; природа блага была определена как преодоление отчуждения и обособленности, а специфический метод психоанализа для достижения этой цели — как проникновение в бессознательное. Я затронул вопросы о природе бессознательного и сознания, затем о значении в психоанализе «познания» и «осознания», наконец, о роли аналитика в этом процессе.
Чтобы подготовить почву для обсуждения отношений между психоанализом и дзен-буддизмом, мне следовало бы дать систематическое изложение дзен-буддизма. К счастью, в этом нет нужды, так как лекции доктора Судзуки, опубликованные в этой книге, как и другие его труды, имеют своей целью содействие пониманию природы дзен-буддизма — насколько она вообще выразима в словах. Тем не менее мне следует сказать о тех принципах дзен-буддизма, которые прямо соотносятся с психоанализом.
Сущность дзен-буддизма — достижение просветления (comopu). Тот, кто не имел подобного опыта, никогда не поймет дзен целиком и полностью. Поскольку у меня не было опыта сатори, я могу говорить о дзен лишь косвенным образом, не основываясь на полноте опыта. Но не потому, что сатори, как то полагал К. Г. Юнг, «отображает путь и род просветления, практически невозможного для европейца»[51]. Если на то пошло, дзен не труднее для европейца, чем Гераклит, Мейстер Экхарт или Хайдеггер. Трудность состоит в чрезвычайности того усилия, которое требуется для достижения сатори; такое усилие превосходит силу воли большинства людей, а потому сатори является редкостью и в Японии. Тем не менее, хотя я не обладаю каким бы то ни было авторитетом для того, чтобы говорить о дзен-буддизме, чтение книг доктора Судзуки, слушание его лекций и знакомство со всею мне доступной литературой о дзен-буддизме дают мне хотя бы приблизительное представление об этом учении. Надеюсь, такого представления достаточно для сравнения дзен-буддизма и психоанализа.
Что является основной целью дзен? Судзуки пишет: «Дзен по своей сути есть искусство видеть природу собственного бытия, и он указывает путь от рабства к свободе… Мы можем сказать, что дзен высвобождает все скопленные в каждом из нас виды энергии, которые, как правило, искалечены и искажены до такой степени, что не находят адекватного доступа к деятельности… Спасение от безумия и искалеченности — таков объект дзен. Именно так я понимаю свободу: как свободную игру всех творческих и ведущих к благу побуждений, внутренне присущих нашему сердцу. Обычно мы не видим того, что владеем всеми необходимыми способностями, которые могут сделать нас счастливыми и любящими друг друга»[52]. В этом определении обнаруживается целый ряд существенных аспектов дзен, которые я хотел бы подчеркнуть: дзен — это способ видеть природу собственного бытия; это путь от рабства к свободе; он освобождает нашу природную энергию, он помогает нам не сойти с ума и не быть калекой; он побуждает нас реализовать наши способности к счастью и любви.
Конечной целью дзен является опыт просветления, именуемый сатори. В лекциях и в других своих трудах доктор Судзуки дает нам описание сатори ровно настолько, насколько этот опыт вообще поддается описанию. Я обращу внимание на те его аспекты, которые особенно важны для западного читателя, прежде всего для психолога. Сатори не является анормальным состоянием ума; это не транс, в котором исчезает реальность. Это не нарциссическое состояние, которое обнаруживается в некоторых религиозных феноменах. «Это совершенно нормальное состояние ума, — говорит Джошу. — Дзен — ваша каждодневная мысль. Тут все зависит от устройства дверной петли: куда открываться двери — наружу или вовнутрь»[53]. Сатори своеобразным образом воздействует на ту личность, которая его испытывает. «Вся деятельность вашего ума станет иной, более удовлетворительной, более покойной, полной радости — более, чем все вами ранее испытанное. Изменится тональность жизни. Дзен владеет чем-то обновляющим. Весенний цветок станет краше, горный поток прохладнее и прозрачнее»[54].
Понятно, что сатори представляет собой полное воплощение состояния благой жизни, которое описано Судзуки в цитированном выше отрывке. Если мы попробуем выразить просветление в психологических терминах, то это будет состояние, в котором личность полностью созвучна реальности вне и внутри ее, полностью осознает и схватывает реальность. Личность осознает эту реальность — не ее мозг, не какая-нибудь часть организма, но целостный человек. Именно он отдает себе отчет в этой реальности, он осознает ее не как объект, схватываемый одной лишь мыслью, но как таковую, как цветок, собаку, человека в их совершенной реальности. Пробужденный открыт миру именно потому, что он не держится за себя как некую вещь; он пуст и готов к приятию мира. Быть просветленным означает «полное пробуждение целостной личности к реальности».
Очень важно понять, что просветленность не является состоянием диссоциации или транса, в котором человек считает себя пробужденным, хотя на деле продолжает спать. Западный психолог, конечно, склоняется к мысли, что сатори представляет собой просто субъективное состояние, род транса в результате самовнушения. Даже симпатизирующий дзен-буддизму психолог, каковым был Юнг, не сумел избежать этой ошибки. Он пишет: «Само воображение является психическим событием, а потому, называем ли мы просветление реальным или воображаемым, оно имматериально. Есть ли просветление на самом деле, или его наличие только предполагается — в любом случае человек считает себя просветленным… Даже если это будет ложью, ложь тоже будет духовным фактом»[55]. Здесь находит свое выражение общая релятивистская позиция Юнга по отношению к «истине» религиозного опыта. В противоположность Юнгу, я думаю, что ложь никогда не будет «духовным фактом», да и никаким иным, кроме как фактом лжи. В любом случае дзен-буддисты не разделяют воззрений Юнга. Напротив, для них решающее значение имеет различение подлинного опыта сатори, в котором обретение нового видения мира реально, а потому истинно, и псевдоопыта, который может иметь истерическую или психотическую природу. Даже если ученик убежден в том, что он уже достиг сатори, наставник дзен должен пояснить ему, что этого на самом деле не произошло. Именно в этом заключается одна из функций наставника дзен: он охраняет ученика от смешения реального и воображаемого просветления.
В психологических терминах полное пробуждение к реальности можно сформулировать как достижение «продуктивной ориентации». Это значит, что отношение человека к миру не есть ни рецепция, ни эксплуатация, ни накопительство, ни рыночная ориентация, но является отношением творческим, активным (в том смысле, какой вкладывал в это понятие Спиноза). В состоянии полной продуктивности нет той завесы, которая разделяет Я и не-Я. Объект перестает быть противостоящим мне объектом. Роза, которую я вижу, не является таким объектом моего мышления, когда своим суждением «Я вижу розу» я подвожу ее под категорию «розы». Она дана мне в модусе «роза есть роза есть роза». Состояние продуктивности в то же время есть состояние наивысшей объективности: я вижу объект без искажений, привносимых моей алчностью или моим страхом. Я вижу что-то или кого-то, не привнося своего желания относительно их бытия или небытия. В этом модусе восприятия отсутствуют паратаксические искажения. Все предстает во всей своей жизненности, в синтезе субъективного и объективного. Объект интенсивно переживается мною, и все же он остается самим собой, каков он есть. Я вызываю его к жизни, а он приводит к ней меня. Сатори таинственно только для того, кто не отдает себе отчета в том, насколько его восприятие мира является чисто ментальным либо паратаксическим. Если это осознается, то понятен и другой способ осознания, который можно назвать полностью реалистическим. Можно испытать лишь проблеск такого осознания, но уже он дает о нем представление. Мальчик, обучающийся играть на пианино, не играет на нем так, как великий маэстро. Но в исполнении маэстро для него нет ничего таинственного — это лишь доведенный до совершенства рудиментарный опыт, которым располагает мальчик.
Нецеребральное восприятие реальности без искажений представляет собой существенный момент дзен. О нем ясно говорится в двух историях.
Одна из них рассказывает о диалоге учителя дзен с одним монахом:
«— Старался ли ты когда-нибудь дисциплинировать себя для истины?
— Да, старался.
— Как ты упражнялся?
— Когда я голоден, я ем, когда устал, сплю.
— Но так делают все. Можно ли сказать, что они упражняются так же, как и ты?
— Нет.
— Почему?
— Когда они едят, они не едят, а думают о самых разных других вещах, позволяя им себя отвлечь; когда они спят, они не спят, но видят сны о тысяче и одной вещи. Вот почему они на меня не похожи»[56].
Этот рассказ вряд ли требует пояснений. Средний человек, влекомый беспокойством, жадностью, страхом, постоянно погружен (как правило, того не осознавая) в мир фантазий, в котором он приписывает миру какие-то качества, проецирует то, что отсутствует в реальности. Это было верно для времени, когда состоялся этот диалог; это тем более характерно для сегодняшнего дня, когда почти все видят, слышат, чувствуют и ощущают скорее посредством своей мысли, чем посредством присущих нам способностей видеть, слышать, чувствовать и ощущать.
Столь же откровенным является другое высказывание учителя дзен: «Перед тем как я стал просветленным, реки были реками, горы — горами. Когда я начинал путь к просветлению, реки не были реками, горы не были горами. Теперь, когда я достиг просветления, реки снова реки, горы снова горы».
Здесь мы вновь видим новый подход к реальности. Обычный человек подобен тому, кто пребывет в пещере и видит одни лишь тени, ошибочно принимая их за сущности. Узнав, что он ошибается, он узнал пока лишь то, что тени не являются сущностями. Достигнув просветления, он покидает пещеру, выходит из тьмы на свет: тут он видит сущности, а не тени. Он пробудился. Пока он был во тьме, он не понимал света (как говорится в Библии, «и свет во тьме светит, и тьма не объяла его»). Стоит ему покинуть тьму, и он постигает различие между миром теней и реальным миром.
Целью дзен является познание собственной природы человека. Он ищет, и его поиски вдохновлены призывом «Познай самого себя!». Но это не «научное» знание современного психолога, не знание познающего интеллекта, которому он сам ведом как объект; самопознание в дзен не интеллектуальное и не отчужденное. Это полнота опыта, в которой познающий и познаваемое едины. Как по этому поводу говорит Судзуки, «основная идея дзен — это соприкосновение с внутренней работой собственного бытия, которое осуществляется самым прямым путем, не обращаясь к чему бы то ни было внешнему или примысленному»[57].
Это интуитивное схватывание собственной природы является не интеллектуальным или внешним, но внутренним опытом. Различие между интеллектуальным и опытным познанием чрезвычайно важно для дзен-буддизма и составляет одну из главных трудностей для его западных последователей. На протяжении двух тысячелетий Запад (за немногими исключениями, каковыми являются, например, учения мистиков) верил, что последний ответ на проблему существования дан мышлением — «правильный ответ» в религии и философии, обладающий первостепенной важностью. Это настойчивое подчеркивание мышления подготовило расцвет естественных наук. Правильное мышление, хотя оно и не дает последнего ответа на проблему существования, методично, оно необходимо для применения мысли на практике, то есть для технического применения. С другой стороны, дзен основывается на предпосылке, согласно которой последний ответ на вопросы жизни не дается мыслью. «Интеллектуальная колея со своими „да“ и „нет“ очень удобна, пока вещи движутся своим привычным путем; но стоит возникнуть последним вопросам жизни, как интеллект перестает давать удовлетворительный ответ»[58].
По той же причине опыт сатори никогда не удастся передать интеллектуальным путем: это «опыт, который не передается другим людям каким угодно числом объяснений и аргументов, если он не был испытан ими раньше. Если бы сатори было доступно анализу в том смысле, что анализ сделал бы его совершенно ясным для другого, никогда его не испытывавшего, то сатори уже не будет сатори. Сделавшись понятием, сатори перестает быть самим собою; тогда исчезает опыт дзен»[59].
Дело не только в том, что никакая интеллектуальная формула не может дать окончательный ответ на вопросы жизни. Чтобы достичь просветления, нужно избавиться от множества умственных конструкций, препятствующих истинному видению. «Дзен желает свободного и необремененного ума; даже идея единства и целостности является препятствием и удушающим силком, угрожающим изначальной свободе духа»[60]. Вследствие этого для дзен неприемлемы понятия соучастия и эмпатии, столь подчеркиваемые западными мыслителями. «Идея соучастия или эмпатии — это интеллектуальная интерпретация первичного опыта; пока речь идет о самом опыте, в нем нет места для подобной дихотомии. Тем не менее интеллект навязывает себя и разрывает опыт, чтобы сделать его пригодным для интеллектуальной трактовки, а это — дискриминация и раздвоение. Первоначальное чувство тождества тогда утрачивается, интеллекту позволяется идти свойственным для него путем, разрывающим на куски реальность. Соучастие и эмпатия являются результатом интеллектуализации. Это способствует философии, не располагающей первоначальным опытом»[61].
Не только интеллект, но равным образом авторитарность учения или учителя ограничивают спонтанность опыта. Поэтому дзен «не придает какой бы то ни было внутренней значимости священным сутрам или их толкованию мудрецами и учеными. Личностный опыт призван выступать против авторитета и объективного откровения…»[62] В дзен Бог и не отрицается и не утверждается. «Дзен желает абсолютной свободы, в том числе и от Бога»[63]. Он желает такой свободы даже от Будды. Отсюда поговорка дзен-буддистов: «Очисти свой рот, когда произносишь слово „Будда“».
В соответствии с отношением дзен к интеллектуальной интуиции его процесс обучения, в отличие от западной традиции, не нацелен на достижение все большей утонченности логического мышления. Его метод «состоит в том, чтобы окунуть ученика в дилеммы, выход из которых должен отыскиваться не логическим умом, но умом высшего порядка»[64]. Соответственно, учитель не учит в западном смысле слова. Он является мастером-наставником ровно настолько, насколько сам овладел мастерством, насколько сам управляет своим умом, а потому способен передать ученику единственное, что вообще может передать — свое существование. «Что бы ни умел наставник, он не в силах помочь ученику, пока тот сам к этому не готов… Последнюю реальность всякий должен уловить сам»[65].
Отношение наставника дзен к своему ученику кажется удивительным для современного западного читателя, который не способен выйти за пределы альтернативы: либо иррациональный авторитет, ограничивающий свободу и эксплуатирующий свой объект, либо laissez fairs, отсутствие всякого авторитета. Дзен представляет собой иную форму авторитета — это «рациональный авторитет». Наставник не призывает к себе учеников, он ничего от них не хочет, даже просветления. Ученик приходит по своей доброй воле и уходит тоже добровольно. Но пока он желает учиться, он должен признавать наставника, считать его знающим то, что желает узнать, но пока не знает ученик. Наставнику «нечего объяснять посредством слов, нечего преподавать в качестве священного учения. Утверждаешь или отрицаешь — тридцать ударов. Не молчи и не разговаривай»[66]. Наставник дзен полностью лишен иррационального авторитета, и в то же самое время он наделен непререкаемым авторитетом, источником которого является подлинный опыт.
Дзен непонятен, пока не учитывается то, что достижение истинного видения неразрывно связано с изменением характера человека. Дзен укоренен в буддистском способе мышления, для которого трансформация характера есть условие спасения. Страсть к обладанию, самообман и самовосхваление должны остаться позади. Отношение к прошлому — благодарность, к настоящему — служба, к будущему — ответственность. Жизнь в дзен «означает обращение к себе самому и к миру самым восприимчивым и почтительным образом». Занимать позицию, которая является основанием «тайной добродетели, самой характерной черты дисциплины дзен, это значит: не растрачивать природных ресурсов, целиком и полностью использовать — экономически и морально — все встреченное на твоем пути».
Положительная этическая цель дзен — это достижение «совершенной уверенности и бесстрашия», выход на свободу из рабства. «Дзен — дело характера, а не интеллекта, а это означает, что дзен произрастает из воли как первого принципа жизни»[67].
Данный текст является ознакомительным фрагментом.