Шестой раздел. Человек в общении
Шестой раздел. Человек в общении
293
Благожелательное притворство. — Общаясь с человеком, нам часто приходится благожелательно притворяться, будто мы не видим насквозь мотивов его поведения.
294
Копии. — Копии людей выдающихся можно встретить нередко; большинству и здесь, как и в картинах, копии нравятся больше оригиналов.
295
Оратор. — Можно говорить в высшей степени убедительно, но так, что все будут против: это бывает, когда оратор обращается не ко всем.
296
Нехватка доверительности. — Нехватка доверительности между друзьями — ошибка, которую невозможно порицать, не делая её неисправимой.
297
Кое-что об искусстве дарить. — Если нам приходится отвергнуть дар только потому, что преподнесён он не так, то это озлобляет нас против дарителя.
298
Самый опасный член партии. — В каждой партии есть человек, который, слишком истово высказывая основные принципы партии, склоняет остальных к отпадению.
299
Дающий советы больному. — Тот, кто даёт советы больному, приобретает чувство превосходства над ним, всё равно, приняты советы или отвергнуты. Поэтому ранимые и гордые больные ненавидят советчиков больше, чем свою болезнь.
300
Двоякое равенство. — Страсть к равенству может проявляться так, что человек хочет либо низвести всех других до себя (умаляя их, замалчивая их, ставя им подножку), либо подняться вместе со всеми (путём признания, помощи, радости от чужих удач).
301
Против смущения. — Лучший способ прийти на помощь очень стеснительным людям, успокоить их, заключается в их откровенном восхвалении.
302
Пристрастие к отдельным добродетелям. — Обладание такой-то добродетелью становится для нас особенно ценным не раньше, чем мы убедимся в её полном отсутствии у нашего противника.
303
Отчего люди возражают. — Люди часто возражают против чужого мнения, хотя на самом деле им неприятен только тон, каким оно высказано.
304
Доверие и доверительность. — Тот, кто умышленно пытается установить доверительные отношения с другим человеком, обычно не уверен в том, пользуется ли его доверием. Тот, кто не сомневается в доверии, придаёт доверительности мало значения.
305
Равновесие дружбы. — В нашем отношении к другому человеку иногда бывает так, что полное равновесие дружбы устанавливается снова, когда на нашу собственную чашу весов мы кладём несколько крупиц несправедливости.
306
Самые опасные из врачей. — Самые опасные из врачей — это те, что, будучи прирождёнными актёрами, подражают прирождённым врачам, в совершенстве владея иллюзионистским искусством.
307
Когда уместны парадоксы. — Подчас, чтобы убедить умных людей в справедливости какой-нибудь мысли, бывает достаточно просто представить её в виде чудовищного парадокса.
308
Как повлиять на мужественных. — Мужественных людей можно подтолкнуть к определённому поступку, изобразив его более опасным, чем он есть.
309
Любезности. — Любезности, оказанные нам несимпатичными людьми, мы засчитываем им как прегрешения.
310
Заставить себя ждать. — Верное средство вывести людей из себя и посеять в них озлобление — заставить их долго ждать себя. Это делает их безнравственными.
311
Против доверчивых. — Люди, дарящие нас своим полным доверием, думают таким путём получить право на наше доверие. Это ошибочное заключение; подарки не наделяют правами.
312
Способ загладить ущерб. — Чтобы доставить личное удовлетворение человеку, которому нанесён ущерб, чтобы даже настроить его в нашу пользу, часто бывает достаточно дать ему возможность отпустить остроту на наш счёт.
313
Тщеславие языка. — Скрывает ли человек свои скверные качества и пороки или откровенно в них признаётся, в обоих случаях его тщеславие всё равно хочет получить свою выгоду: стоит только обратить внимание на то, как тонко он различает, перед кем ему эти самые качества скрывать, а перед кем быть честным и искренним.
314
Предупредительность. — Желание никого не обидеть, никому не навредить с равным успехом может свидетельствовать и о справедливом, и о робком складе души.
315
Что необходимо в спорах. — Кто не умеет класть свои мысли на лёд, не должен выходить на пекло спора.
316
Круг знакомств и самонадеянность. — Человек забывает о самонадеянности, когда постоянно находится среди людей заслуженных; одиночество внушает высокомерие. Молодые люди самонадеянны, потому что вращаются в кругу равных себе, и все они ничего из себя не представляют, но хотят быть значительными.
317
Повод для нападения. — Нападения совершаются не только для того, чтобы причинить кому-то боль, одолеть его, но и, возможно, только чтобы убедиться в своих силах.
318
Лесть. — Люди, стремящиеся усыпить нашу бдительность в общении с ними с помощью льстивых заверений, используют опасное средство, как бы снотворное: но если оно не усыпляет, то тем сильнее укрепляет бдительность.
319
Хорошо писать письма. — Тот, кто не пишет книг, много мыслит и живёт в условиях нехватки общения, обычно становится автором хороших писем.
320
Всего отвратительней. — Сомнительно, чтобы человек много поездивший по свету, нашёл где-нибудь более отвратительные местности, чем те, что бывают на человеческом лице.
321
Сострадательные. — Натуры сострадательные и всегда готовые помочь в беде редко бывают в то же время способны радоваться вместе с другими: когда другие испытывают счастье, им делать нечего, они не нужны, они не ощущают своего превосходства и потому склонны выказывать своё неудовольствие.
322
Родственники самоубийцы. — Родственники самоубийцы ставят ему в вину, что он не остался жить из уважения к их репутации.
323
Предвидеть неблагодарность. — Тот, кто дарит что-то большое, не встречает благодарности; ведь одарённому слишком тяжело даже взять этот дар в руки.
324
В обществе скучных людей. — Никто не испытывает благодарности к умному человеку за учтивость, когда он встаёт на одну доску с обществом, в котором невежливо обнаруживать ум.
325
Присутствие свидетелей. — На помощь утопающему бросаются вдвойне охотней, если рядом люди, которые на это не отваживаются.
326
Молчание. — Самый неприятный для обеих сторон способ возражать в ходе полемики — надуться и молчать: ведь атакующий обычно толкует молчание как знак презрения.
327
Секреты друзей. — Мало найдётся таких, которые не выложили бы секреты своих друзей, когда нет темы для разговора.
328
Гуманность. — Гуманность прославленных умов состоит в том, чтобы, общаясь с умами безвестными, из любезности держаться ошибочных мнений.
329
Смущённые. — Люди, которые чувствуют себя в обществе неловко, используют любую возможность, чтобы публично, перед всеми, показать своё превосходство над соседом, над которым они чувствуют своё превосходство, — показать, к примеру, насмешкой.
330
Благодарность. — Душу тонкую удручает сознание того, что кто-то обязан ей благодарностью; грубую душу — что кому-то обязана благодарностью она сама.
331
Признак отчуждённости. — Сильнейший симптом отчуждённости во взглядах двух людей — то, что в разговоре они подшучивают, но никому из них при этом не смешно.
332
Высокомерие заслуженных. — Высокомерие людей заслуженных оскорбляет больше, чем высокомерие людей без заслуг: ведь оскорбительны уже сами заслуги.
333
Опасность, скрытая в голосе. — Бывает, что во время разговора нас заставляет смутиться звук собственного голоса — и подталкивает нас к утверждениям, вовсе не соответствующим нашему подлинному мнению.
334
В разговоре. — Считать в разговоре другого в основном правым или в основном неправым — исключительно дело привычки: имеет смысл и то и другое.
335
Страх перед ближним. — Мы боимся враждебного настроения нашего ближнего, потому что опасаемся, как бы благодаря этому настроению он не распознал наши тайны.
336
Упрёк как отличие. — Люди весьма уважаемые даже упрёк преподносят так, что заметно их желание нас отличить. Это должно показать нам, как внимательно они нами занимаются. Мы понимаем их совершенно неверно, когда воспринимаем их упрёк по существу и начинаем оправдываться; тем самым мы раздражаем их и вызываем у них охлаждение к себе.
337
Досада, вызванная чужой благожелательностью. — Мы ошибаемся относительно степени, в какой нас ненавидят или боятся: ведь хотя нам самим хорошо известно, насколько сильно мы расходимся с человеком, направлением, партией, но они-то знают нас очень поверхностно, а потому и ненавидят нас очень поверхностно. Мы часто встречаем в людях благожелательность, для нас необъяснимую; но если мы поймём её причины, такое понимание будет для нас оскорбительно, потому что покажет, что нас воспринимают не вполне всерьёз, как людей не слишком-то значительных.
338
Тщеславие против тщеславия. — Когда сходятся двое, чьё тщеславие одинаково по силе, оба производят друг на друга скверное впечатление, ведь каждый был так занят впечатлением, которое хотел оставить в другом, что другой не произвёл на него никакого впечатления; наконец, оба замечают, что их усилия оказались бесплодными, и каждый сваливает вину за это на другого.
339
Невоспитанность как хороший признак. — Человек высокого ума радуется, видя что-то бестактное, заносчивое, даже враждебное в отношении к себе честолюбивых юношей; это невоспитанность норовистых коней, на которых ещё не садился всадник, но которые вскоре с гордостью дадут ему сесть на себя.
340
Когда лучше остаться неправым. — Лучше всего без возражений принимать предъявленные обвинения, даже если они несправедливы, в случае, если обвиняющий увидел бы ещё большую несправедливость с нашей стороны в том, что мы ему противоречим, а не то даже и опровергаем. Правда, если следовать этому правилу, кто-то всегда будет неправым, но всегда будет оказываться правым, а в конце концов с самой чистой совестью на свете сделается самым несносным тираном и мучителем; при этом то, что относится к отдельному человеку, может произойти с целыми классами общества.
341
Слишком мало почтения. — Люди очень чванные, получив от других знаки меньшего внимания, чем ожидали, долго стараются вводить на этот счёт в заблуждение себя и других и становятся изощрёнными психологами, чтобы выжать из себя вывод: другой всё-таки почтил их достаточно; если же они своей цели не достигают и пелена иллюзии рвётся, то они впадают в тем более сильное бешенство.
342
Отзвуки древнейших душевных состояний в речи. — В манере современных мужчин делать заявления на людях, часто можно расслышать отзвук тех времён, когда они лучше, чем в чём-нибудь другом, разбирались в оружии: то они орудуют своими заявлениями, словно прицеливающиеся ружейные стрелки, то кажется, будто слышишь скрежет и звон клинков; а у иных мужчин заявление падает со стуком, точно крепкая дубина. — А вот женщины говорят так, как говорили бы существа, тысячи лет просидевшие у ткацкого станка, или шившие иглою, или сюсюкавшие с детьми.
343
Рассказчик. — По рассказчику нетрудно заметить, рассказывает ли он потому, что его интересует событие или потому, что хочет вызвать интерес к своему рассказу. В последнем случае он будет преувеличивать, пользоваться суперлативами и делать тому подобное. Тогда его рассказ обычно бывает плохим, ведь думает он не столько о сути дела, сколько о себе.
344
Чтец-декламатор. — Тот, кто публично читает драматические произведения, совершает открытия о своём характере: он обнаруживает, что его голос звучит для выражения определённых настроений и сцен естественней, чем для выражения других, скажем, для выражения всего патетического или гротескного, — просто в обычной жизни у него, может быть, не было случая проявить свойственную ему склонность к патетическому или гротескному.
345
Сцена из комедии, разыгранная в жизни. — Человек придумывает умное замечание на какую-то тему, чтобы потом высказать его в обществе. Тогда, словно перед нами разыгрывается комедия, можно видеть и слышать, как он на всех парусах несётся к намеченному пункту, стараясь направить общество туда, где мог бы сделать своё замечание; как он мало-помалу подталкивает беседу к одной цели, то и дело теряет направление, снова выходит на курс и, наконец, дожидается нужного момента: он уже открывает рот — и вдруг кто-то из присутствующих высказывает его собственное замечание. Что тут прикажете ему делать? Опровергать своё же мнение?
346
Невольная невежливость. — Когда кто-нибудь невольно обходится с другим невежливо, скажем, не здоровается с ним, потому что не узнал, ему бывает досадно, хотя упрекнуть он себя за это не может; ему обидно, что он стал причиной плохого мнения о себе у этого другого, или он боится последствий вызванного им дурного настроения того человека, или его огорчает, что он его задел, — стало быть, тут в нём могут проявиться тщеславие, страх или сострадание, а, может быть, и всё это вместе.
347
Шедевр предательства. — Высказать оскорбительное подозрение в предательстве против одного из соучастников заговора как раз в тот момент, когда клеветник сам совершает предательство, — шедевр злобы, ведь это связывает оклеветанного лично и заставляет его какое-то время вести себя так, чтобы не навлечь на себя подозрений, совершенно открыто: а настоящий предатель развязывает себе руки.
348
Наносить оскорбления и получать оскорбления. — Куда приятней оскорбить, а потом попросить прощения, чем получить оскорбление и дать прощение. Тот, кто делает первое, проявляет свою силу, а после — добрый нрав. Оскорблённый обязан простить, если не хочет прослыть бесчеловечным; из-за такого принуждения наслаждение от унижения другого невелико.
349
В ходе диспута. — Когда оспаривают чужое мнение и в то же время излагают своё собственное, то постоянное внимание к чужому мнению обычно сбивает естественную позу собственного: оно предстаёт более нарочитым, более угловатым, может быть, несколько преувеличенным.
350
Приём. — Тому, кто хочет добиться от другого чего-то трудновыполнимого, вообще не следует излагать своё дело как проблему, а просто представить свой план, будто он — единственно возможный; ему надо уловить момент, когда в глазах партнёра мелькнёт возражение, несогласие, а тогда сразу оборвать изложение, не дав тому времени на них.
351
Угрызения совести по возвращении из общества. — Почему нас мучает совесть, когда мы возвращаемся домой из обыкновенного общества? Потому что легкомысленно отнеслись к серьёзным вещам, потому что в разговоре об определённых лицах высказались без полной откровенности или потому что смолчали, когда должны были говорить, потому что не вскочили и не кинулись вон, когда для этого была причина, короче говоря, потому что вели себя в обществе так, словно к нему принадлежали.
352
Быть неверно оценённым. — Тем, кто постоянно старается понять, как о нём судят, постоянно владеет досада. Ведь уже самые близкие к нам люди (которые нас «знают лучше всех») судят о нас неверно. Даже наши добрые друзья порой дают волю своей досаде в недоброжелательных словах; так остались бы они нашими друзьями, если б знали нас до дна? — Суждения людей, к нам равнодушных, для нас болезненны, потому что звучат очень непредвзято, чуть ли не объективно. А уж когда мы замечаем, что человек, настроенный к нам враждебно, знает один из тайных уголков нашей души не хуже нас самих, то насколько же тогда это для нас мучительно!
353
Тирания портрета. — Художники и государственные деятели, которые быстро составляют себе полную картину человека или события из его отдельных черт, как правило, впадают в заблуждение, задним числом требуя, чтобы событие или человек и впрямь оказались такими, какими они его себе нарисовали; они прямо требуют, чтобы человек был таким талантливым, таким хитрым или таким неправым, каков он по их представлениям.
354
Родственник как лучший друг. — Греки, так хорошо знавшие, что такое друг, — а они одни из всех народов занимались глубокими и многосторонними философскими исследованиями дружбы, и друг для них первых и доселе последних предстал проблемой, достойной решения, — эти самые греки называли родственников тем же словом, которое является суперлативом от слова «друг».{56} Это остаётся для меня загадкой.
355
Непризнанная честность. — Когда кто-то в разговоре цитирует себя («я тогда сказал», «я обычно говорю»), то это производит впечатление высокомерия, хотя чаще всего порождается прямо-таки противоположной причиной, — по меньшей мере честностью, которая не хочет украшать и прихорашивать настоящие мгновения находками, сделанными в какие-то из прошлых.
356
Паразит. — Если человек предпочитает жить в зависимости, за чужой счёт, лишь бы не работать, и обычно со скрытой злобой к тем, от кого зависит, то это говорит о полном отсутствии у него душевного благородства. — Такой строй души чаще встречается у женщин, чем у мужчин, но это и куда простительней для первых (по историческим причинам).
357
На алтарь примирения. — Бывают обстоятельства, когда от человека можно требовать какой-то вещи только в форме, для него оскорбительной и означающей ссору: ощущение того, что перед ним враг, настолько мучительно для него, что первый же признак более мягкого отношения к себе он с радостью использует для примирения и кладёт на алтарь этого примирения ту самую вещь, которая раньше была для него настолько важна, что он никогда не расстался бы с нею.
358
Требование сострадания как признак наглости. — Встречаются люди, которые, оскорбляя других в припадке ярости, требуют при этом, во-первых, чтобы на них не сердились, и, во-вторых, чтобы их пожалели — за то, что они подвержены таким сильным припадкам. Вот как далеко заходит человеческая наглость.
359
Наживка. — «У каждого человека своя цена»{57} — это неправда. Но, пожалуй, для каждого найдётся наживка, на которую он должен клюнуть. Например, чтобы привлечь человека к какому-то делу, достаточно придать этому делу блеск человеколюбия, благородства, милосердия, самопожертвования, — а какому же делу нельзя его придать? — Это сласти и лакомства для их душ; у других людей — свои сласти и лакомства.
360
Чем отвечать на похвалы. — Когда хорошие друзья хвалят человека одарённого, он — из вежливости и благожелательности — частенько показывает, что рад этому, хотя на самом деле ему это безразлично. Его внутреннее существо совершенно нечувствительно к этому, и похвалами его ни на шаг не вытащишь из света или из тени, в которых оно лежит; но люди хотят похвалою доставить удовольствие, и зачем же их огорчать, не показывая им своей радости от похвалы?
361
Что узнал Сократ. — Если человек стал мастером в каком-нибудь деле, то обыкновенно именно поэтому в большей части всех других дел он останется полным профаном; но сам думает об этом прямо противоположное, что и узнал уже Сократ. Вот то зло, которое делает неприятным общение с мастерами.
362
Способ озвереть. — В борьбе с глупостью самые справедливые и мягкосердечные люди в конце концов звереют. Для них это, возможно, подходящий метод обороны; ведь для медных лбов естественным образом в качестве аргумента нужен сжатый кулак. Но поскольку, как уже сказано, характером первые мягкосердечны и справедливы, то сами получают от этого способа необходимой обороны больше боли, чем тот причиняет боли глупцам.
363
Любопытство. — Если бы не было на свете любопытства, мало что можно было бы сделать на благо ближнего. Но любопытство прокрадывается в дом несчастных и нуждающихся под именем долга или сострадания. — Может быть, даже в пресловутой материнской любви есть добрая доля любопытства.
364
Просчёты в обществе. — Этот хочет вызвать к себе интерес своими суждениями, тот — симпатиями и антипатиями, третий — своими связями, четвёртый — своим одиночеством: и все их расчёты неверны. Ведь тот, для кого разыгрывается представление, сам думает быть единственно важной персоной в этом представлении.
365
Дуэль. — В пользу всяческих дел чести и дуэлей можно сказать: когда человек настолько раздражителен, что и жить не захочет, если такой-то скажет или подумает о нём то-то и то-то, то он имеет право поставить на карту жизнь и смерть — свою или другого. С тем, что он настолько раздражителен, ничего не поделаешь, тут мы — наследники прошлого, как его величия, так и его излишеств, без которых не было бы и величия. И если уж существует закон чести, по которому пролитие крови равнозначно смерти, так что если дуэль состоялась по всем правилам, то душа испытывает облегчение, и это великое благодеяние, ведь иначе множество человеческих жизней оказалось бы в опасности. — Такого рода установление вообще внушает людям осторожность в поведении и делает общение с ними возможным.
366
Благородство и благодарность. — Благородная душа с радостью почувствует себя обязанной кому-то благодарностью и не станет трусливо избегать обстоятельств, связанных с такой обязанностью; и в изъявлениях благодарности она будет умеренной; низкие же души противятся всякой обязанности или, проявляя потом благодарность, делают это чрезмерно и чересчур усердно. Кстати, это последнее встречается и у лиц низкого происхождения или зависимого положения: оказанная по отношению к ним благосклонность кажется им чудом милосердия.
367
Уроки красноречия. — Одному, чтобы говорить хорошо, нужен кто-то превосходящий его решительно и общепризнанно, другому по-настоящему раскрепощённая речь и удачные ораторские приёмы даются только в присутствии того, кого превосходит он: в обоих случаях причина одна и та же; каждый из них говорит хорошо только тогда, когда говорит sans g?ne[39], один — потому что в присутствии вышестоящего не чувствует побуждения к конкуренции, соперничеству, с другим то же самое происходит в присутствии нижестоящего. — Но есть и совсем иная порода людей, которые говорят хорошо, лишь если говорят, соревнуясь, — с целью победить. Так какая же из этих пород честолюбивей: те люди, что говорят хорошо, побуждаемые тщеславием, или те, что как раз из этого же побуждения говорят плохо или вообще не говорят?
368
Талант к дружбе. — Среди людей, обладающих особенной одарённостью к дружбе, выделяется два типа. Один находится в постоянном росте и для каждой фазы своего развития находит подходящего к ней друга. Друзья из числа тех, которых он приобретает таким образом, редко бывают связаны друг с другом тесными узами, порой между ними царят разлад и раздор: в полном соответствии с тем, что более поздние фазы развития отменяют или ущемляют более ранние. Такого человека в шутку можно назвать лестницей. — Другой тип представляет человек, обладающий способностью притягивать к себе очень разные характеры и дарования: пользуясь этой способностью, он приобретает целый круг друзей; а благодаря этому они и сами вступают во взаимные дружеские отношения несмотря на все свои несходства. Назовём такого человека кругом: ведь такая сопряжённость столь различных склонностей и натур должна каким-то образом содержаться в нём заранее. — Кстати, дар иметь хороших друзей у некоторых людей сильнее дара быть хорошим другом.
369
Тактика в разговоре. — После разговора с кем-нибудь человек лучше всего отзывается о своём собеседнике, если воспользовался случаем блеснуть перед ним своим умом, своей любезностью. Люди смышлёные, стремящиеся вызвать чьё-то расположение, пользуются этим, во время разговора создавая для него наиболее удобные ситуации, в которых тот смог бы удачно пошутить и т. п. Можно вообразить потешную беседу двух очень смышлёных людей, каждый из которых стремится расположить другого к себе, а потому подбрасывающих друг другу в разговоре там и сям такие прекрасные возможности, но при этом ни один их не использует: вот вся беседа так и протекает без ума и без любезности — как раз потому, что каждый предоставляет другому случай показать ум и любезность.
370
Разрядка недовольства. — Человек, у которого что-то не ладится, предпочитает отнести эту незадачу к злой воле другого, но только не к случайности. Его возбуждённое состояние смягчается, если причиною своей неудачи он считает лицо, а не положение дел; ведь лицам можно отомстить, а бесчинства случая приходится проглатывать. Поэтому присные монархов, когда у тех что-то не ладится, обычно указывают им в качестве мнимой причины неудачи на какого-нибудь человека, жертвуя им в интересах всего двора, поскольку иначе монарх выместил бы своё недовольство на них на всех, раз уж он не может отомстить самой богине судьбы.
371
Принять цвета окружения. — Почему ощущения симпатии и антипатии так заразительны, что невозможно жить рядом с человеком сильных чувств, не наполняясь, словно сосуд, всеми его за и против? Во-первых, очень трудно, а порой прямо-таки невыносимо для нашего тщеславия полностью удерживаться от оценок: оно принимает тогда тот же цвет, что скудость мыслей и ощущений или робость, немужественность; и вот нас по меньшей мере тянет выступить, может быть, против линии окружающих, если такая позиция доставляет нашей гордости больше удовольствия. Но обычно — и это во-вторых — мы вообще не осознаём перехода от равнодушия к симпатии или антипатии, а мало-помалу приучаемся воспринимать так же, как окружающие, а поскольку нам так приятны одобрительная симпатия и взаимопонимание, то вскоре мы начинаем носить все эмблемы и партийные цвета нашего окружения.
372
Ирония. — Ирония как педагогический метод уместна только со стороны учителя в любого рода общении с учениками: её цель — унизить, пристыдить, но таким целебным способом, чтобы разбудить хорошие устремления и побудить нас к почтению и благодарности в отношении того, кто нас таким образом полечил, словно он и впрямь врач. Употребляющий иронию разыгрывает неосведомлённость, да так ловко, что вводит в заблуждение беседующих с ним учеников, а те, будучи полностью уверены в своём превосходстве, смелеют и всячески обнаруживают своё невежество; они теряют осторожность и раскрываются до нутра, — пока в один прекрасный момент светильник, который они подносили к лицу учителя, не начинает очень унизительно для них бросать лучи на них же самих. — Там, где нет таких отношений, как между учителем и учениками, ирония становится невоспитанностью, пошлым аффектом. Все писатели-ироники рассчитывают на глупую породу людей, которым очень нравится чувствовать своё превосходство над всеми другими вместе с автором, а на него смотрят как на рупор своего высокомерия. — Привычка к иронии, а равным образом и к сарказму, вообще портит характер, она мало-помалу вырабатывает в человеке постоянное злорадное ощущение своего превосходства: в конце концов он уподобляется кусачей собаке, которая научилась не только кусаться, но и смеяться.
373
Высокомерие. — Нет ничего более опасного, чем прорастание того сорняка, что зовётся высокомерием и губит все добрые плоды наших усилий; есть ведь высокомерие в сердечности, в демонстрациях почтения, в благожелательной искренности, в ласке, в дружеских советах, в признании своих ошибок, в сочувствии к другим, и все эти прекрасные вещи возбуждают отвращение, если между ними растёт этот сорняк. Человек высокомерный, то есть тот, кто хочет означать нечто большее, чем он есть или считается, неизменно делает ложный расчёт. Да, он пользуется минутным успехом, поскольку люди, с которыми он высокомерен, обычно из страха или по инерции оказывают ему тот почёт, которого он от них требует; но за это они жестоко ему мстят, вычитая из значительности, которой до сих пор его наделяли, как раз столько, сколько он требовал для себя сверх меры. Нет ничего, за что люди заставляют расплачиваться с собой дороже, чем унижение. Высокомерный человек может поставить под сомнение и умалить в глазах других свои действительно большие заслуги настолько, что те станут втаптывать их в грязь. — Даже гордое поведение следует разрешать себе лишь в том случае, если есть полная уверенность, что его поймут правильно, не считая высокомерием, к примеру, в общении с друзьями и жёнами. Ведь нет в обхождении с людьми большей глупости, чем стяжать себе славу человека высокомерного; это ещё хуже, чем не уметь вежливо лгать.
374
Диалог. — Разговор двух людей — это разговор совершенный, ведь всё, что говорит каждый из них, получает свою определённую окраску, своё звучание, свой сопровождающий жест в точном расчёте на другого собеседника, а, значит, в соответствии с тем, что происходит при обмене письмами, когда один и тот же человек демонстрирует десяток разных выражений души в зависимости от того, к кому пишет. В диалоге лучи мысли преломляются лишь одним-единственным образом: это-то преломление собеседник и ставит перед нами, словно зеркало, в котором нам хочется увидеть отражение своих мыслей как можно более красивым. А как обстоит дело, если в разговоре участвуют два, три и больше других собеседников? Тогда беседа неизбежно теряет в тонких индивидуальных нюансах, различные расчёты скрещиваются и упраздняют друг друга; оборот, приятный слуху одного, не укладывается в образ мыслей другого. Поэтому в беседе с участием нескольких людей человек вынужден сдерживать себя, излагать факты без прикрас и потому лишать предметы той дымки гуманности, которая делает диалог одной из приятнейших вещей на свете. Стоит только прислушаться к тону, в каком мужчины обычно говорят в общении с целыми группами мужчин, — он таков, будто басовый голос{58} всей речи гласит: «Это я, это говорю я, а там думайте что угодно!». Вот причина, по какой глубокомысленные женщины вызывают недоумение, чувство неловкости и отторжения у того, кто видел их в обществе: они обращаются к множеству, вещают перед множеством, что напрочь лишает их учтивости ума и только бросает яркий свет на их сознательное упорство в своём мнении, их тактику и расчёт на публичную победу: а ведь в диалоге те же самые женщины снова становятся просто женщинами и вновь обретают свойственную им прелесть ума.
375
Посмертная слава. — Расчёт на признание в отдалённом будущем имеет смысл лишь при допущении того, что человечество существенно не изменится и что всё великое непременно будет считаться великим не в одну эпоху, а во все. Но это заблуждение; человечество очень сильно меняется в своих ощущениях и суждениях о том, что прекрасно и хорошо; нелепо фантазировать о том, будто мы опередили остальных на милю пути и будто всё человечество идёт именно нашей дорогой. Кроме того, непризнанный учёный сейчас определённо может рассчитывать на то, что его открытие повторят и другие и что в лучшем случае какой-нибудь историк потом признает: да, ему тоже было известно о том-то и о том-то, но он не сумел внушить другим веру в своё утверждение. Непризнанность всегда истолковывается потомками как слабость. — Короче говоря, не стоит так уж сразу бросаться на защиту высокомерного одиночества. Впрочем, тут бывают исключения; но признанию наших великих достоинств, как правило, мешают наши собственные ошибки, слабости и глупости.
376
О друзьях. — Порассуждай-ка однажды с самим собой о том, насколько различны оценки, насколько розны мнения даже в кругу ближайших знакомых; о том, что даже те же самые мнения в умах твоих друзей занимают совсем другое место или обладают иной силой, чем в твоём собственном уме; о том, сколь многообразны причины для превратного толкования, для враждебного разлада. Закончив, ты скажешь себе: как же зыбка почва, на которой строятся все наши союзы и дружеские связи, как близки холодные ливни или непогода, как одинок всякий человек! Если человек понимает это, а к тому же ещё и то, что все мнения его ближних, их своеобразие и сила столь же неизбежны и не влекут за собою ответственности, как и их поступки, то начинает видеть, что эти мнения с внутренней неизбежностью выросли из нерасторжимого сочетания характера, рода деятельности, дарований, среды, — и вот тогда-то он, возможно, избавится от горечи и острого жала того чувства, с которым некий мудрец воскликнул: «Друзья, друзей не бывает!». Он, напротив, признается себе: да, друзья бывают, но их привело к тебе заблуждение, иллюзия о тебе; и чтобы остаться твоими друзьями, им понадобилось научиться молчанию; ведь такие человеческие связи почти всегда основаны на том, что о некоторых вещах никогда не говорят, мало того, их даже не затрагивают; а если эти камешки приходят в движение, то вся дружба катится за ними и терпит крушение. Существуют ли на свете люди, которые не ощутили бы смертельную рану, узнав, что? думают о них в глубине души ближайшие друзья? — Познавая себя, учась воспринимать собственное наше существо как изменчивую сферу мнений и настроений, а, значит, в какой-то мере относиться к ним пренебрежительно, мы восстанавливаем своё равновесие с остальными людьми. У нас, несомненно, есть хорошие основания не считать важным никого из наших знакомых, даже самых значительных из них; но есть и столь же хорошие основания обратить такое ощущение на себя самих. — Так давайте же держаться этого во взаимных отношениях, если уж держимся этого в отношении к себе самим; тогда, возможно, для каждого настанут и более светлые часы, когда он сможет сказать себе:
«Друзья, друзей не бывает!» — воскликнул мудрец, умирая; «Враги, не бывает врага!» — кричу я, безумец живой.{59}
Данный текст является ознакомительным фрагментом.