Б. ТИПЫ УДОВОЛЬСТВИЯ

Б. ТИПЫ УДОВОЛЬСТВИЯ

Анализ качественного различия между теми или иными видами удовольствия, как уже отмечалось, дает ключ к проблеме связи удовольствия с этическими ценностями.[117]

Первый тип удовольствия, какое Фрейд и другие ученые считали основой всякого удовольствия, составляет чувство, сопровождающее избавление от болезненного напряжения. Голод, жажда, потребность в сексуальном удовлетворении, сне и физическом движении имеет своим источником органические химические процессы. Объективная физиологическая потребность в удовлетворении этих нужд ощущается субъективно как желание, и если какое-то время они остаются неудовлетворенными, человек чувствует болезненное напряжение. Когда напряжение спадает, освобождение от него воспринимается, как удовольствие, или как я предлагаю это называть, — удовлетворение (satisfaction). Этот термин, происходящий от латинского satis-facere, что значит удовлетворять, кажется наиболее подходящим для этого вида удовольствия. Сама природа всех таких физиологических потребностей состоит в том, что их удовлетворение избавляет от напряжения благодаря физиологическим изменениям, происходящим в организме. Когда мы, проголодавшись, едим, наш организм (и мы) насыщается до некоей определенной степени, а если продолжать есть, то это уже будет болезненно. Удовлетворение избавлением от болезненного напряжения дает удовольствие самое обычное и самое легко достижимое в психологическом плане; оно также может быть одним из самых сильных удовольствий, если напряжение длилось довольно долго и само стало поэтому достаточно сильным. Значение этого типа удовольствия несомненно; несомненно и то, что в жизни многих людей оно составляет едва ли не единственную форму удовольствия, какое им удалось испытать.

Следующий вид удовольствия, вызываемого освобождением от напряжения, но качественно отличающегося от уже описанного, имеет своим источником психическое напряжение. Человеку может казаться, что некое желание вызвано телесными нуждами, в то время как в действительности оно обусловлено иррациональными психическими потребностями. Человек может испытывать сильный голод, вызванный не нормальной физиологической потребностью организма, а психической потребностью заглушить тревогу или депрессию (хотя этим потребностям могут сопутствовать неправильные физико-химические процессы). Хорошо известно, что потребность в питье часто бывает вызвана не жаждой, а состоянием психики.

Сильное сексуальное желание также может быть обусловлено не физиологическими, а психическими потребностями. Неуверенный в себе человек, обладающий настойчивой потребностью уверить самого себя в собственной ценности, показать другим, какой он неотразимый, или подчинить себе других людей, «завоевывая» их сексуально, легко будет испытывать сильные сексуальные желания и болезненное напряжение в случае их неудовлетворения. Он будет склонен считать, что силой своих желаний обязан потребностям своего тела, тогда как на самом деле эти потребности являются проявлением его психических потребностей. Невротическая сонливость представляет собой другой пример желания, которое кажется вызванным телесными причинами вроде нормальной усталости, а на самом деле бывает вызвано такими психическими причинами, как подавленная тревожность, страх или раздражение.

Эти желания похожи на нормальные физиологические потребности, поскольку и те, и другие берут начало в некоей нехватке или дефиците. В первом случае в основе дефицита лежат нормальные химические процессы внутри организма; во втором случае желания являются результатом психической дисфункции. В обоих случаях дефицит является причиной напряжения, а избавление от напряжения является причиной удовольствия. Все прочие иррациональные желания, такие, как жажда славы, власти, подчинения или зависть и ревность, не принимающие форму телесных потребностей, также коренятся в складе характера человека и порождены каким-нибудь искажением или деформацией личности. Удовольствие, испытываемое от удовлетворения этих страстей, также порождено избавлением от психического напряжения, как и в случае невротических физических желаний.

Хотя освобождение от напряжения доставляет удовольствие как в случае удовлетворения подлинных физиологических, так и в случае удовлетворения иррациональных психических потребностей, по качеству эти удовольствия существенно различны. Физиологические желания, такие как голод, жажда и тому подобное, удовлетворяются устранением физиологического напряжения и возникают вновь только тогда, когда опять возникает физиологическая потребность; они ритмичны по природе своей. А вот иррациональные желания ненасытимы. Желания завистника, собственника, садиста не исчезают с их удовлетворением, разве что на какой-то момент. По самой своей природе эти иррациональные желания не могут быть «удовлетворены». Они вызваны внутренней неудовлетворенностью человека. Отсутствие плодотворности и порожденное им бессилие и страх — вот источник этих страстных влечений и иррациональных желаний. Даже если б человек мог удовлетворить все свои желания власти и разрушения, это не избавило бы его от страха и одиночества, а, значит, и от напряжения. Благо воображения оборачивается бедствием; будучи не в состоянии освободиться от своих страхов, человек рисует в своем воображении все больше удовольствий, какие удовлетворят его алчность и восстановят его внутреннее равновесие. Но алчность — бездонная пропасть, а идея освобождения от алчности путем ее удовлетворения — мираж. Источник алчности — конечно же не животная природа человека, как часто считают, этот источник — его ум и воображение.

Мы убедились, что удовольствия, получаемые от удовлетворения физиологических потребностей и невротических желаний, являются результатом устранения болезненного напряжения. Но если удовольствия первого типа действительно удовлетворимы, нормальны и являются условием счастья, то удовольствия второго типа в лучшем случае приносят временное избавление от потребности и свидетельствуют о патологическом нарушении и глубинной несчастности. Я предлагаю удовольствие, получаемое от исполнения иррациональных желаний, называть «иррациональным удовольствием» в противоположность «удовлетворению», представляющему собой исполнение нормальных физиологических желаний.

Для проблем этики различие между иррациональным удовольствием и счастьем намного важнее различия между иррациональным удовольствием и удовлетворением. Для лучшего понимания этого разграничения полезно будет ввести понятия психологического дефицита и психологического избытка.

Неудовлетворенные физические потребности порождают напряжение, устранение которого приносит удовлетворение. Основу для удовлетворения дает само его отсутствие. Иррациональное желание также проистекает из дефицита, но из дефицита другого рода: из неуверенности и тревоги, которые заставляют человека ненавидеть, завидовать или покорствовать; удовольствия, получаемые от исполнения этих страстных желаний, берут свое начало в исходном отсутствии плодотворности. И физиологические, и иррациональные психические потребности входят в систему дефицита. Но кроме сферы дефицита существует еще сфера избытка. Хотя даже у животных наличествует излишек энергии и выражается он в игре, сфера избытка — это по существу человеческий феномен.[118] Это сфера плодотворности, внутренней деятельности. Она возможна лишь там, где человеку не приходится трудиться только ради добывания средств к существованию и истощать таким образом большую часть своей энергии. Для эволюции человеческого рода характерно расширение сферы избытка, излишка энергии, расходуемой на достижение чего-то большего, чем простое выживание. Все специфически человеческие достижения имеют своим источником избыток.

Во всех сферах жизнедеятельности существует различие между дефицитом и избытком, а, значит, и между удовлетворением и счастьем, и это относится к таким элементарным функциям, как голод и секс. Насыщение, когда человек очень голоден, приятно, потому что оно устраняет физиологическое напряжение. От удовлетворения голода отличается удовольствие, получаемое от удовлетворения аппетита. Аппетит — это предчувствие приятного вкусового ощущения, и в отличие от голода аппетит не создает напряжения. Вкус — это продукт культурного развития и утонченности, подобно музыкальному и художественному вкусу, и он может развиваться только в ситуации избытка, как в культурном, так и в психологическом значении этого слова. Голод — феномен дефицита; его удовлетворение — необходимость. Аппетит — феномен избытка; его удовлетворение — не необходимость, а проявление свободы и плодотворности. Сопутствующее ему наслаждение можно назвать радостью.[119]

Относительно секса можно провести такое же разграничение, какое было сделано относительно голода и аппетита. В концепции Фрейда секс — это потребность, вызванная исключительно физиологическим напряжением, устраняемым, как и голод, в результате удовлетворения. Но Фрейд не обратил внимания на сексуальное желание и удовольствие, которое, как и аппетит, может существовать только в сфере избытка и является исключительно человеческим феноменом. Сексуально «голодный» человек обретает удовлетворение, когда избавляется от физиологического или психического напряжения, и это избавление доставляет ему удовольствие.[120] Но сексуальное удовольствие, какое мы называем радостью, обретается в избытке и свободе и служит выражением чувственной и эмоциональной плодотворности.

Широко распространено убеждение, что радость и счастье идентичны счастью в любви. Более того, многим людям любовь представляется единственным источником счастья. Однако в любви, как и во всех других сферах человеческой жизнедеятельности, мы можем различать плодотворную и неплодотворную формы. Неплодотворная, или иррациональная, любовь может быть, как я уже указывал, тем или иным видом мазохистского или садистского симбиоза, где отношения основаны не на взаимном уважении и единении, а на зависимости двух людей друг от друга, потому что они неспособны зависеть от самих себя. Такая любовь, подобно всем прочим иррациональным влечениям, основывается на дефиците, на отсутствии плодотворности и внутренней уверенности. Плодотворная любовь, форма глубочайшего родства между двумя людьми при сохранении цельности каждого из них, является феноменом избытка, а способность к такой любви служит свидетельством человеческой зрелости. Радость и счастье — спутники плодотворной любви.

Во всех сферах жизнедеятельности качество испытываемого удовольствия определяется различием между дефицитом и избытком. Каждый человек испытывает удовлетворение, иррациональное удовольствие и радость. Что отличает одного человека от другого, так это удельный вес каждого из таких удовольствий в их жизни. Удовлетворение и иррациональное удовольствие требуют не эмоциональных усилий, а всего лишь способности производить действия, устраняющие напряжение. Радость же — это достижение; она предполагает внутреннее усилие, усилие плодотворной активности.

Счастье — не какой-то божий дар, а достижение, какого человек добивается своей внутренней плодотворностью. Счастье и радость — не в удовлетворении потребности, возникающей в результате физиологического или психологического дефицита; они являются не освобождением от напряжения, а спутниками всякой плодотворной активности — в мысли, чувстве, поступке. Радость и счастье — это не различные по качеству состояния; они различаются только в том смысле, что радость соответствует единичному акту, а счастье — это, можно сказать, непрерывное и полное переживание радости; мы можем говорить о «радостях» — во множественном числе, а о «счастье» — лишь в единственном.

Счастье — показатель того, что человек нашел ответ на проблему человеческого существования, а, значит, и единства с миром, и цельности своего Я.

Счастье — это критерий совершенства в искусстве жить, добродетели в том ее значении, какое она имеет в гуманистической этике. Счастье часто считают прямой противоположностью горя или страдания. Физические и душевные страдания — часть человеческого существования, и их неизбежно приходится испытывать. Уберечь себя от горя во что бы то ни стало можно только ценой полной отчужденности, исключающей возможность испытывать счастье. Таким образом, противоположностью счастья является не горе и страдание, а подавленность, возникающая в результате внутренней бесплодности и неплодотворности.

До сих пор мы имели дело с типами удовольствий, наиболее значимыми для этической теории: удовлетворением, иррациональным удовольствием, радостью и счастьем. Остается кратко рассмотреть два других, менее сложных, типа удовольствий. Один из них — это удовольствие, сопутствующее разрешению любой встающей перед человеком проблемы. Я предлагаю называть этот вид удовольствия «наслаждением». Достижение чего бы то ни было из того, чего человек хотел достичь, воспринимается как наслаждение, притом, что активность совсем не обязательно бывает плодотворной; но оно служит доказательством силы человека и способности успешно контактировать с внешним миром. Наслаждение не очень сильно зависит от той или иной формы деятельности; человек может наслаждаться как игрой в теннис, так и успешным предпринимательством; дело лишь в том, чтобы наличествовала некая трудность разрешения предстоящей проблемы, и результат приносил удовлетворение.

Следующий тип удовольствия, какой нам осталось рассмотреть, это удовольствие, основанное не на усилии, а наоборот, на расслаблении; оно сопутствует не требующим напряжения, но приятным действиям. Важной биологической функцией расслабления является функция регуляции ритмов организма, не способного постоянно пребывать в активном состоянии. Слово «удовольствие», если не вдаваться в подробности, кажется самым подходящим для определения приятного ощущения, возникающего в результате расслабления.

Мы начали с рассмотрения проблематичного характера гедонистической этики, утверждающей, что цель жизни — удовольствие, и потому удовольствие само по себе есть благо. В результате нашего анализа различных видов удовольствия мы получили возможность сформулировать нашу точку зрения на этическую значимость удовольствия. Удовлетворение, как устранение физиологического напряжения, ни хорошо, ни плохо; что касается этической оценки, то оно так же этически нейтрально, как наслаждение и удовольствие от расслабления. Иррациональное же удовольствие и счастье (радость) являются переживаниями, обладающими этической значимостью. Иррациональное удовольствие — это показатель алчности, неспособности решить проблему человеческого существования. А счастье (радость) — это, напротив, доказательство частичного или полного успеха в «искусстве жизни». Счастье — величайшее достижение человека, отклик всей его личности на плодотворную ориентацию по отношению к самому себе и к внешнему миру.

Гедонистическая этика не сумела достаточно полно проанализировать природу удовольствия; она представила дело так, как если бы самое легкое в жизни — испытать какое-нибудь удовольствие, — было в то же время и самым ценным. Но ничто ценное не дается легко; потому гедонистическое заблуждение облегчило задачу тем, кто выступал против свободы и счастья и утверждал, что уже сам отказ от удовольствия служит доказательством добродетели. Гуманистическая этика очень хорошо может обосновать ценность счастья и радости, как своих главных добродетелей, но при этом она знает, что требует от человека решения не самой легкой, а самой трудной задачи: полного развития его плодотворности.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.