Х

Х

ХАБЕРМАС Юрген (род. 1929) – немецкий философ, автор теории «коммуникативного действия». Испытал влияние немецкой классической философии, марксизма, идей М. Вебера, Франкфуртской школы, аналитической философии, герменевтики. Основные сочинения: «Структурные изменения общественности», «Познание и интерес», «К вопросу о логике социальных наук», «Теория коммуникативного действия», «Моральное сознание и коммуникативное действие», «Постметафизическое мышление» и др.

Основная направленность многочисленных работ Х. – преодоление культурного и социального распада, попытка создания «новой тотальности». Х. – один из немногих голосов в современной культуре, с обоснованным оптимизмом относящихся к возможностям функционирования и развития общества как целого. Поддерживая гуманистический пафос теории марксизма, Х. видит слабость теоретического инструментария марксизма, его неприменимость к исследованию современной эпохи. Определяющая роль «базиса» не столь очевидна в современном обществе. Государство теряет свою обособленность, свое твердо очерченное функциональное поле в качестве «надстройки» в современных условиях. Идеи «угнетения» и «освобождения» теряют экономическую окраску. На смену открытому насилию, прямому физическому принуждению, экономическому угнетению, отчуждению результатов труда приходят новые формы эксплуатации. К ним можно отнести технологии социального манипулирования, подавление критического мышления, разрушение сферы межличностного общения и т. п.

Тщетными оказались упования Маркса на пролетариат, его мессианское предназначение. Необходимо, считает Х., искать способы противодействия различным формам угнетения внутри общества уже сейчас, используя его наличные ресурсы, не надеясь на неизбежность коренных социально-экономических преобразований в будущем. Такой подход слишком натуралистичен, он не учитывает особенности социальной реальности как сложного переплетения субъективного и объективного.

Социальный критицизм Х. базируется на теории «коммуникативного действия». Основа этой теории – не анализ трудовых отношений, экономической деятельности, а анализ процессов коммуникации, определяющих, по мнению Х., социальное развитие в современную эпоху. Изменить общество можно, меняя не производственные отношения, но структуру коммуникационных процессов. Нормативный аспект социальной теории должен опираться на изучение действий людей, направленных на реализацию общего интереса.

Общество можно исследовать двояко, считает Х. Можно изучать его «внешним» образом, исключив субъективные моменты, исследуя только объективные социальные структуры. Можно подойти к обществу «изнутри», опираясь на истолкование человеческих ожиданий, мировоззрений. Эти две перспективы исследования общества Х. обобщил в понятиях «системы» и «жизненного мира». «Система» – это организационные структуры, которые обособлены от единого коммуникативного поля; это экономика и государство: рынок и деньги, власть и бюрократия. Понятие «жизненный мир» Х. использует в качестве непроблематичного «фона» любой ситуации. Это общие, разделяемые всеми смыслы, которые делают возможным повседневное взаимодействие. Коммуникативные действия основаны на молчаливом соглашении людей, на согласии принять определенную совокупность знаний, норм, правил поведения. Эти разделяемые всеми знания составляют основу устойчивости общества, основу формирования личностной идентичности, способствуют «социальной солидарности», определяют культурную преемственность.

Между этими двумя аспектами общества существуют сложные отношения, многие сферы «жизненного мира» (например, образование) испытывают значительное влияние «системы». «Жизненный мир» постоянно подвергается «колонизации» через структуры «системы». Конфликты между «жизненным миром» и «системой» не разрешаются через борьбу классов и партий, они осуществляются в сфере культуры, в сфере социальных взаимодействий, проявляются в «неинституциональных» формах протеста (экологическое движение, женское движение, существование альтернативных стилей жизни). Снятие конфликтов может происходить с помощью механизмов «системы», с помощью активизации механизмов социального манипулирования. Возможно также наступление «жизненного мира» на «систему», которое может сопровождаться разрушением всех системных ограничений. Оба типа снятия конфликтов ведут к нарушению равновесия в обществе.

«Жизненный мир» и «система» должны дополнять друг друга. Их взаимодействие должно основываться на осознании собственных границ, на осознании собственной логики функционирования. Логика «системы» – это «инструментальная» рациональность. Логика «жизненного мира» – коммуникативная рациональность. Инструментальная рациональность – это целерациональность, это логика действия, направленного вовне, на достижение цели, на овладение объектом. «Интеракция», общение – это взаимоотношения, ориентированные на понимание людьми друг друга, – это сфера коммуникативной рациональности. Коммуникативная рациональность, рассчитанная на взаимопонимание, – это обязательно критический дискурс, в котором артикулируются, выявляются спорные вопросы и предпринимается попытка достижения согласия, консенсуса. Отсутствие или ослабление коммуникативной рациональности ведет к «патологиям» «жизненного мира», к различным формам фетишизма, к псевдокоммуникации.

Особую роль в критическом дискурсе как элементе коммуникативной рациональности Х. отводит философии. Ее роль в современном мире меняется. Философия всегда брала на себя роль «судьи, вершащего правосудие над суверенными областями науки, морали и искусства». Начиная с Канта философия отказывается от «субстанционалистской рациональности» традиционной метафизики и религии, но сохраняет доверие к «процедурной» (методологической) рациональности. Современные представители постмодернизма, в частности американец Р. Рорти, утверждает Х., отказывают философии в праве играть роль «хранителя рациональности». Х. считает, что «разум, распавшийся на свои моменты», может рассчитывать только на помощь философии – «местоблюстителя» рациональности и интерпретатора. Современная «культура экспертов», принявшая недосягаемые для большинства эзотерические формы, может поддерживать связь с повседневной коммуникативной практикой только через философию. Философия отвечает этой «двоякой потребности в опосредовании». Философия – это «интерпретатор, обращенный к жизненному миру».

ХАЙДЕГГЕР Мартин (1889–1976) – немецкий философ, один из основоположников экзистенциализма; его учение имеет также прямое отношение к таким философским направлениям, как герменевтика и феноменология. Сам Х. называл свою философию «фундаментальной онтологией». Основные произведения: «Бытие и время», «Время картины мира», «Европейский нигилизм», «Поворот», «Вопрос о технике», «Разговор на проселочной дороге», «Путь к языку», «Письмо о гуманизме», «Основные понятия метафизики», «Время и бытие». Взгляды Х. претерпели на протяжении его жизни существенную эволюцию, однако круг его идей в целом остался прежним.

Предмет размышлений Х. – человек как неопределимое и открытое всему существо, способное вместить в себя целое. Средневековый тезис «сущность предшествует существованию» неприложим к человеку. Х. формулирует основную идею экзистенциализма: «Субстанция человека есть его экзистенция… Человек есть в той мере человек, в какой он экзистирует». Экзистенция, термин, впервые использованный Кьеркегором, Х. осмысливает как «эк-зистенция», как «выход за пределы себя», как нахождение «вне себя». Человек – единственное существо, осознающее свою конечность, это единственное сущее, которое ставит вопрос о собственном бытии, о своих пределах, заглядывает «за край». Элементы структуры человеческого бытия, экзистенции, Х. называет экзистенциалами; это – «страх», «забота», «вина», «тревога», «смерть», «решимость».

Человек «заброшен» в этот мир, он не слит с ним, изначально пребывает в состоянии обособленности от мира; всю свою жизнь человек озабочен взаимоотношениями с внешним. «Забота» – фундаментальная категория, в ней заключена вся структура человеческого бытия. Х. приводит гётевский образ из второй части «Фауста»: Забота создала человека из праха земного и попросила Юпитера вдунуть в него душу. Кому же из них – Земле или Юпитеру – должен принадлежать человек? Призванный рассудить их Сатурн решил: Юпитер получит после смерти человека его душу, Земля – тело, но пока человек жив, он принадлежит миру Заботы.

Забота проявляет себя в жизни человека трояким образом. Изначально человек обнаруживает себя как «бытие-в-мире», он не может существовать иначе, кроме как взаимодействуя с данностями, составляющими границу его существования. Входя в мир, он уже находит его существующим. Прошлое, «ставшее» незримо определяет нашу жизнь. Второй модус человеческого существования – это забегание вперед, способность быть «впереди себя». Человек – это проектирование самого себя, ускользание от себя, нетождественность самому себе. Только человек живет будущим, он оценивает свою жизнь в горизонте возможного. Пребывание человека в настоящем возможно только тогда, когда человек относится к окружающему не как к ставшему, чуждому, отдаленному от него. Мечта, возможность, проект также не являются формами пребывания в настоящем. Отношение «сподручности» – вот основная характеристика взаимоотношений мира и человека, живущего в настоящем. Человек свободно «принимает» всё существующее, вступает с ним в отношения со-общничества, сподручности, не стремясь переделать во имя будущего или приняв вещный мир в качестве основы моего собственного существования. Но модусы «заботы» влияют друг на друга, трансформируют друг друга, человек, как правило, односторонне реализует структуры «заботы» в своей жизни, его бытие Х. характеризует как «неподлинное», «падшее».

Неподлинное бытие искажает отношения человека с вещами. Вместо сообщничества с вещами человек приходит к «орудованию» вещами, к отношению к вещи как к «наличности». Но и себя самого человек начинает истолковывать по аналогии с вещами, забывая о своей проективности, своей конечности. Он строит свое повседневное бытие, ориентируясь на абстрактного Другого, некоего усредненного человека-функцию, анонима, «das Man».

Безличный мир неподлинного «скрывает» от человека смерть как непреложность единичности. Единственное, что способно возвратить человеку его «подлинность», – это осознание собственной смертности. Первое чувство, возникающее у человека в результате осознания факта собственной смертности, – панический страх. Но такой страх предметен, имеет конкретную причину, это «дитя заботы». Человек воспринимает факт смертности как потерю чего-то внешнего (друзей, близких, результатов собственного труда). Только непосредственное касание смерти вызывает эмоцию другого порядка – состояние метафизического страха, «экзистенциального страха», страха «Ничто»: «Ужасом приоткрывается Ничто». Невозможность «вечного возвращения» делает человека уникальным существом, человек осознает свое бытие как «бытие-к-смерти». Экзистенциальный страх рождает «решимость» воплотить уникальную ситуацию собственной «конечности» в уникальность сознательно проектируемой жизни.

Х. считает, что лишь разрыв с надеждой обостряет сознание неповторимости времени жизни и вызывает чувство ответственности за себя. Он, погружая человека в бездну «Ничто», как бы говорит, что человек существует постольку, поскольку у него нет возможности надеяться на спасение, на Бога – высшую инстанцию бытия. В «Ничто» Х. – нерелигиозного философа – угадывается трансформированная мыслителем идея апофатического богословия, для которого Бог есть бездна «ничто». Мейстер Экхарт настаивал на том, что Абсолют непредставим человеку, мыслящему возможное человеческой меркой; для человека он предстает в образе «Ничто».

Настаивая на тождественности Бытия и Ничто, Х. порывает с «исстари идущим» традиционным пониманием бытия как «сущего, наиболее общего и всеобъемлющего», с традиционной метафизикой. Метафизика любую действительность, в том числе и самого человека, воспринимает как нечто предметное, неподвижное и обособленное. При таком подходе «бытие остается потаенным». Данный подход – порождение субъект-объектной структурированности мира. Человек чувствует себя господином сущего, властителем в им же созданном мире. Все человеческие ценности – орудия для поддержания этого господства, они не являются чем-то «безусловным», для них действует «закон достаточного основания».

Поскольку человеческие ценности носят обусловленный характер, они легко обесцениваются, они не автономны. «Нигилизм» как обесценивание ценностей есть конечный результат развития европейской метафизики, европейского субъективизма. Человек становится критерием для оценок всего сущего, собственный смысл вещей от него скрыт. Нигилизм – это «принципиальное недумание о существе Ничто». Из понимания Бытия как Сущего родилось понимание «современности» как анонимно-социального задания человеку идти в ногу со временем. Ирония жизни в том, что сам человек создает бытийно-историческую основу своего существования и одновременно испытывает ее воздействие. «Быть современным» означает сознательно лишить себя собственной экзистенции, гоняясь за сиюминутностью «сущего», растворяя себя в зыбкой мозаике меняющихся эталонов, идеалов, ценностей. Именно на пути сведения Бытия к Сущему, говорит Х., лежат корни интернационализма и национализма как попыток массового самоутверждения себя в бытии. Санкционируя уже сложившееся с его помощью Сущее, человек «выталкивается» из самого себя, всё больше погружаясь в das Man.

Бытие как Ничто не есть Сущее, не есть то, что «есть»: сама реальность «ставшего» бытия, среда обитания человека, животных, растений, действительность посюстороннего мира. Выражение «бытие – всё то, что было и будет» не удачней мнения, будто в атомной энергии заключается суть природных явлений. Европейская мысль после Парменида, Гераклита, а возможно, и раньше свидетельствует о постепенной утрате смысла бытия. Гегелевское бытие есть абстракция, «пустейшее из пустых понятий». Подмена понятия «сознание» понятием «познание» привела к тому, что проблема бытия исчезла, была подменена изучением субъект-объектных отношений. Прежде чем изучать предметные данные мира и процесс их отображения в понятиях, говорит Х., следует понять бытие самого сознания или сознание как определенный способ бытия.

Единственное существо в мире, которому открыто бытие, есть человек. В философии должна идти речь не об умозрительной абстракции бытия, но о человеческом смысле бытия как условии возможностей всех эмпирических проявлений «я». Сознание и есть способ бытия, «Dasein» («вот-Бытие»), что означает его открытость, направленность на мир и осознание своей конечности как основы реализации возможного. «Бытие как стихия есть тихая сила могущей расположенности, то есть Возможного». Бытие приоткрывается человеку в его выходящем за пределы сущего сознании. В просвете открывшегося «вот-Бытия» обитает человек, хотя «сегодня он еще и не может осмыслить это свое обитание как таковое и вступить во владение им».

Человек – не господин сущего, он – хранитель и «пастух» Бытия. То, что утратила современная метафизика, осталось в языке, язык – это «дом» бытия. Необходима процедура «деструкции», «разборки» языковых конструкций, чтобы уловить сохранившиеся, хотя и забытые изначальные смыслы. Чтобы вернуть языку утраченное им в процессе использования в качестве «орудия» передачи информации, необходимо отказаться от языка традиционной метафизики. Этот язык «орудиен», с его помощью нельзя помыслить бытие. Мыслить бытие – значит быть поэтом. Многие работы Х. являются своеобразным синтезом глубины философского мышления и поэтической образности.

ХАОС – в античности – изначальное состояние мира, противоположное Космосу – упорядоченному гармоническому целому. В поэме первого греческого эпического поэта Гесиода «Теогония» Х. – безграничное темное пустое пространство, существовавшее до вещей; из него возник мир и бессмертные боги. Деление мира на Х. и Космос – это формирование системы первичных жизненных ориентиров; Х. равен небытию. В древних теогониях – сказаниях о происхождении богов – отношения «порождения» останавливают свободную стихию взаимопревращения этих противоположностей, упорядоченный Космос уже не может вернуться назад, в Х. Х. занимает свое место в структуре мира, всё же сохраняя в себе возможность «иного», и служит основанием существующего.

В XX в. Х. стал рассматриваться в качестве необходимой стороны происходящего, воссоздание Х. средствами культуры – предпосылкой творческого мироощущения. В ранних работах 20-х годов А. Лосев оценивал Х. как «воссоединяющий личность с Первобытно-Единым и разрушающий всякое личное оформление». Лосев использует и другое понятие – «Хаокосмос» – как разрушение и восстановление гармонии. Хаокосмос – это «Закон и Беззаконие», «Безличность и Вселикость». Воплощением единства разрушительных сил Х. и космической гармонии Лосев считал музыку таких композиторов, как Бетховен и Лист, Вагнер и Стравинский, Скрябин и Римский-Корсаков («Музыка как предмет логики»).

Сходное понятие – «Хаосмос» – полвека спустя возникает в работах Ж. Делеза («Различие и повторение»). «Хаосмос» не тождествен древнему Х. как изначальному состоянию мира до вещей; это современное состояние мира, людей, вещей, процессов, состояний, но лишенное иерархической выстроенности. Все возможности в этом мире равноправны.

Идея взаимодействия порядка и Х. является центральной в синергетике – теории неравновесных систем. Х. обнаружили последователи школы К. Юнга в душе человека, в бессознательных, глубинных слоях его психики. Древний Х. вырвался наружу через нефигуративное искусство Дж. Поллока, П. Мондриана, П. Клее. По словам В. Кандинского, «искусство неуклонно и равномерно освобождается от природы», уходит к темной первооснове жизни.

В 80-х годах XX в. в русле постмодернистской парадигмы возникает новое направление в социально-философской сфере – «хаология» (Ж. Баландье). Она изучает процессы, происходящие в современном повседневном сознании, связанные с распадом социальных связей, с наличием «информационных шумов» – искажений в информационном поле, с усилением неуверенности и социальной неопределенности.

ХАРИЗМА (греч. charisma – божественный дар, милость) – наделенность индивида особыми качествами: святостью, непогрешимостью, всезнанием. Первоначально понятие Х. имело чисто религиозный смысл и рассматривалось как сила благодати, исходящей от Бога. В социальной теории термин «Х.» использован М. Вебером для характеристики особого типа политического господства, основанного на аффективном поведении. Социальную науку интересуют не столько реальные качества индивида, сколько отношение к нему масс как к харизматическому лидеру. Харизматический тип господства крайне неустойчив и кратковременен; он может выполнять как позитивные, так и негативные социальные функции.

ХРИСТИАНСТВО (от греч. Christos – помазанник, мессия, искупитель) – одна из основных мировых религий, представляет собой наиболее полное и последовательное воплощение теизма – учения о едином, личностном Боге, существующем вне мира, Боге – творце и «хранителе» мира. Х. основывается на догмате о бытии всеблагого, всеведущего и всемогущего Бога, единого в трех лицах: Бога-Отца, Бога-Сына и Бога-Духа Святого. В центре Х. – вера в Иисуса Христа как Сына Бога, соединившего в Себе совершенного человека с полнотой Божественного Бытия. В гармонии телесного (материального) и духовного (идеального) начал в Иисусе свидетельствовалось и осуществлялось первоначальное единство Бога и мира, которое было разрушено в акте грехопадения человека («первородный грех») и восстановлено искупительной жертвой «единородного Сына Божия»: страданием, крестной мукой, смертью около ЗЗ г. нашей эры и воскресением Иисуса.

Х. наследует от иудаизма идею единого Бога, сотворившего мир в свободном акте воли (см. Откровение). Личностное понимание Бога, свойственное библейской традиции, выражено в догматах триединства и боговоплощения (см. Догмат). Учение о Троице, выработанное в тринитарных спорах и полемике с арианством (см. Арий), принимается большинством христианских церквей. К концу IV в. был зафиксирован весь свод Священного Писания – собрание «богодухновенных» книг ветхозаветного и новозаветного канона. В пространстве культуры впервые стали четко различимы две сферы – веры и разума как духовные горизонты христианского мышления.

Учение Христа выходит за пределы этики героизма, свободы от страха и надежды античного человека-олимпийца. Нравственная максима «несения своего креста» ориентировала каждого на принятие страдания в этом мире от неправой власти «князя мира сего», сатаны и на страдания внутренние, переживания, свойственные обостренному самосознанию.

Религиозно-нравственная и философская сущность Х. была ясно выражена в посланиях апостола Павла, заложившего основы новой, не известной античности антропологии: человек сотворен по «образу Бога» и получил задание быть «подобием Его». В этом мире человек стремится к своим божественным возможностям, «вверх», но, живя на земле, он неизбежно поддается земным соблазнам, «искусу», и падает «вниз». Так возникает своеобразное раздвоение личности, которое отсутствовало в античности; раздвоение между бездной благодати и бездной погибели, между материальным и идеальным, чувственно-эмоциональным и интуитивно-интеллектуальным, конечным и бесконечным, в конце концов – между жизнью и смертью. «ибо не понимаю, – говорит ап. Павел, – что делаю; потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю». Задача человека в силу его причастности к Богу – не просто жить «здесь и теперь», но постоянно преображать себя.

Христианская мысль отличается от античной своей нравственно-мировоззренческой парадигмой. Х. основано на принципах теоцентризма (Бог – источник и причина всего), креационизма (мир создан Богом из ничего), провиденциализма (Бог попечительствует миру), антропоцентризма (человек – господин и повелитель всего, что создано Богом для него). Идеал греческой мысли – созерцательный разум, отсутствие страстей. Философ – бесстрастный наблюдатель мировой драмы. Христианское мироощущение насыщено эмоциями, в Писании сказано: «Горе тому, кто не горяч, не холоден, но тёпел». Для христианского сознания циклическое время древних выпрямляется, превращается в прямую линию, «стрелу», устремленную в будущее. Новая концепция времени наполняет жизнь смыслом, насыщает разум эмоциями. Жизнь приобретает смысл, в ней появляется цель, начало и конец. Начало – сотворение мира, затем – пришествие Христа. Конец – это второе пришествие, Страшный Суд, спасение, жизнь вечная. С этой концепцией связано чуждое другим религиям понятие таинства как особого культового действия, вводящего Божественное в человеческую жизнь. (см. Исповедь).

В IV в. между западным и восточным Х. начинается раскол, который официально оформился в 1054 г. После разделения церкви каждая конфессия (православие и католицизм) определяют свою догматику. В XVI в. широкое антикатолическое движение в Европе – Реформация – приводит к появлению третьего направления в Х. – протестантизма, который выдвинул три новых принципа: спасение личной верой, исключительный авторитет Библии, священство всех верующих.

Современными философскими версиями католицизма и протестантизма являются соответственно неотомизм и диалектическая теология. Социально-политические аспекты человеческого бытия рассматриваются в современной христианской философии персонализма. Православие придерживается традиций святоотеческого богословия. Православие стимулировало появление в начале XX в. ряда продуктивных философско-религиозных идей в рамках так называемого «нового религиозного сознания».

Конфликтное сосуществование различных церквей определяется во многом претензией каждой церкви на этический универсализм, на создание этической системы, должной стать нормативной для всех верующих. Поскольку абсолютные этические ценности могут быть созданы только в сфере Абсолютного, считают западные теологи и философы, постольку важнейшей задачей в деле спасения современной культуры является создание очищенной, облагороженной религии. Попытку создания «новой» религии называют «мультирелигиозным постмодернизмом», поскольку процесс этот затрагивает все мировые религии. Постмодернизм опирается на идеи экуменического движения, начатого протестантами в XVII в. в процессе борьбы за объединение христианских конфессий.

См.: Икона, Откровение, Павел апостол, Таинства, Теургия, Экуменизм.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.