3. ] Говорящий как артист-исполнитель

3. ] Говорящий как артист-исполнитель

Каждый из нас изначально является виртуозом и артистом-исполнителем. Порой заурядным или неловким, но в любом случае — поистине виртуозным. В самом деле, основной моделью виртуозности, опытом, находящимся в основе этого понятия, является деятельность говорящего. Не деятельность высказывающегося со знанием дела и изяществом, но высказывающегося хоть как-то. Человеческий вербальный язык, не будучи чистым орудием или совокупностью инструментальных сигналов (эти характеристики свойственны скорее нечеловеческим языкам животных, например пчел, которые с помощью знаков координируют добычу еды), имеет цель в самом себе, не производя (во всяком случае, не обязательно производя) некий «объект», независимый от собственно исполнения высказывания.

Язык не имеет «произведения». Любое высказывание есть виртуозное исполнение. И оно таково, потому что связано (прямо или косвенно) с присутствием других. Язык предполагает и в то же время постоянно учреждает «общественно организованное пространство», о котором говорит Арендт. Стоило бы перечитать отрывки из «Никомаховой этики» о разнице между принципами пойезиса (производства) и праксиса (политики) с точки зрения соссюровского понятия речи и в первую очередь с точки зрения анализа высказывания у Эмиля Бенвениста (где под «высказыванием» имеется в виду не содержание высказывания, не то именно, «что говорится», носам акт «взятия слова» как такового, сам факт говорения)[31]. В этом случае можно было бы засвидетельствовать, что различные черты праксиса, взятого в его отношении к пойезису, совпадают во всем и всегда с различными чертами вербального языка, взятого в его отношении к речевому акту или даже к невербальной коммуникации.

И более того, лишь говорящий, в отличие от пианиста, танцора или актера, может обойтись без сценария или партитуры. Его виртуозность двойственна: она не только не создает произведения, которое отлично от самого исполнения, но и не имеет в собственном распоряжении вообще никакого произведения, которое можно актуализировать с помощью исполнения. Действительно, речевой акт пользуется исключительно самой потенциальностью языка, или, точнее, общей способностью к языку, а не каким-то заранее подготовленным в деталях текстом. Виртуозность говорящего является прототипом и вершиной любой другой виртуозности именно потому, что включает в себя отношения потенции/акта, тогда как обычная, или вторичная, виртуозность предполагает заранее определенный акт, который воспроизводится снова и снова («Гольдберг-вариации» Баха, например). Но я вернусь к этому пункту позже.

Достаточно сказать, что современное производство становится «виртуозным» (а следовательно, политическим) потому, что включает в себя лингвистический опыт как таковой. Если это так, то «матрица» постфордизма должна обнаруживаться в тех промышленных секторах, где присутствует «производство коммуникации посредством коммуникации». А именно в культурной индустрии.