III

III

Если мы на правильном пути, то пора наконец пожать плоды наших усилий. Мы узнали, что многие, находившиеся под впечатлением от статуи, волей-неволей пришли к мысли о том, что скульптура изображает Моисея в тот момент, когда он увидел отступничество своего народа, пляшущего вокруг золотого кумира. Но это толкование должно быть отвергнуто, ибо оно требует продолжения: ожидания того, что Моисей сейчас вскочит на ноги, разбив скрижали, и займется возмездием. Это, однако, противоречит назначению статуи как фрагмента надгробного ансамбля на могиле папы Юлия II, над которой должны были расположиться еще три или даже пять фигур. Тем не менее стоит вернуться к этому толкованию, ибо наш Моисей не вскочит с камня, отшвырнув скрижали. То, что мы видим, есть не готовность к насильственным действиям, а лишь следствие порывистого движения. Действительно, в порыве гнева он хотел вскочить на ноги и отомстить вероотступникам, забыв на миг о скрижалях, но он преодолел это искушение и остался сидеть, подавив ярость и испытывая смешанную с презрением душевную боль. Он не швырнет скрижали наземь, чтобы они разбились о камни, потому что именно из-за них он смирил свой гнев и ради их спасения погасил свою ярость. Если бы он поддался своему гневу и возмущению, то отпустил бы скрижали и отвел от них правую руку, которая их удерживала. Соскользнув вперед, они могли упасть и разбиться. Это и остановило Моисея. Он вспомнил о своей миссии и отказался от удовлетворения жажды мести. Он отвел руку назад, чем спас падающие скрижали, не дав им разбиться. Моисей застыл в этом положении, которое и запечатлел Микеланджело, сделав его стражем надгробия.

В фигуре Моисея можно выделить три стадии движения по вертикали. В выражении лица отражаются аффекты, овладевшие Моисеем; ниже, в средней части, мы видим признаки укрощенного порыва; нога приподнята для начала движения, словно верхняя и нижняя части тела готовы действовать. Левая рука, о которой мы еще не говорили, слегка прижимает к животу и словно ласкает нижний край ниспадающей на грудь бороды. Возникает впечатление, что эта рука стремится смягчить ярость, с какой другая рука чуть ранее схватилась за бороду.

Но нам могут возразить, что здесь изображен не тот известный нам по Библии Моисей, который на самом деле впал в гнев и отбросил скрижали, разбившиеся о камни. Это какой-то другой Моисей, созданный мыслью и чувствами художника, который исказил библейский текст и извратил образ божественного мужа. Вправе ли мы обвинить Микеланджело в произволе, граничащем со святотатством?

Место из Священного Писания, где описано поведение Моисея в сцене с золотым тельцом, звучит так:

«Исход, глава 32.

…7. И сказал Господь Моисею: поспеши сойти [отсюда], ибо развратился народ твой, который ты вывел из земли Египетской;

8. скоро уклонились они от пути, который Я заповедал им: сделали себе литого тельца, и поклонились ему, и принесли ему жертвы, и сказали: вот бог твой, Израиль, который вывел тебя из земли Египетской!

9. И сказал Господь Моисею: Я вижу народ сей, и вот народ он – жестоковыйный;

10. итак, оставь Меня, да воспламенится гнев Мой на них, и истреблю их, и произведу многочисленный народ от тебя.

11. Но Моисей стал умолять Господа, Бога своего, и сказал: да не воспламеняется, Господи, гнев Твой на народ Твой, который Ты вывел из земли Египетской силою великою и рукою крепкою.

…14. И отменил Господь зло, о котором сказал, что наведет его на народ Свой.

15. И обратился и сошел Моисей с горы; в руке его [были] две скрижали откровения (каменные), на которых написано было с обеих сторон: и на той и на другой стороне написано было;

16. скрижали были дело Божие, и письмена, начертанные на скрижалях, были письмена Божии.

17. И услышал Иисус голос народа шумящего, и сказал Моисею: военный крик в стане.

18. Но [Моисей] сказал: это не крик побеждающих и не вопль поражаемых; я слышу голос поющих.

19. Когда же он приблизился к стану и увидел тельца и пляски, тогда он воспламенился гневом, и бросил из рук своих скрижали, и разбил их под горою;

20. и взял тельца, которого они сделали, и сжег его в огне, и стер в прах, и рассыпал по воде, и дал ее пить сынам Израилевым.

…30. На другой день сказал Моисей народу: вы сделали великий грех; итак, я взойду к Господу, не заглажу ли греха вашего.

31. И возвратился Моисей к Господу и сказал: о [Господи!], народ сей сделал великий грех: сделал себе золотого бога;

32. прости им грех их, а если нет, то изгладь и меня из книги Твоей, в которую Ты вписал.

33. Господь сказал Моисею: того, кто согрешил предо Мною, изглажу из книги Моей;

34. итак, иди [сойди], веди народ сей, куда Я сказал тебе; вот Ангел Мой пойдет пред тобою, и в день посещения Моего Я посещу их за грех их.

35. И поразил Господь народ за сделанного тельца, которого сделал Аарон».

Ознакомившись с современной критикой Библии, мы не можем, читая это место, не обнаружить в нем неуклюжее соединение сведений, собранных из разных источников. В начальных стихах Господь сам говорит Моисею о том, что его народ развратился и изготовил себе идола. Моисей просит не карать грешников. Однако в стихе 18 он ведет себя так, словно ему ничего не известно, и внезапно впадает в гнев (стих 19), увидев сцену с плясками вокруг тельца. В стихе 14 он уже вымолил прощение для своего согрешившего народа, но в стихе 31 он вновь восходит на гору, чтобы молить о прощении, сообщает Господу об идолопоклонстве народа и получает уверение в отсрочке наказания. В стихе 35 говорится о некоей божьей каре, но в чем она состояла, не сообщается, тогда как в стихах с 20 по 31 описано, как Моисей самостоятельно творил суд и расправу. Давно известно, что исторические части книги, повествующие об Исходе, грешат вопиющими несовпадениями и противоречиями.

У человека эпохи Возрождения, естественно, не могло быть столь критического отношения к библейскому тексту. Люди той эпохи обязаны были понимать текст буквально, воспринимать его как единое целое и сознавать, что Священное Писание не допускает свободного толкования в произведениях искусства. Библейский Моисей уже знал о поклонении народа золотому тельцу, воззвал к Господу о милосердии, а потом вдруг впал в ярость при виде золотого тельца и пляшущих людей. Не было бы ничего удивительного в том, что художник, пожелавший изобразить реакцию героя на эту болезненную для него неожиданность, сделал это исходя из внутренних побуждений героя, независимо от библейского текста. Подобные небольшие отклонения от буквы канона и тогда не возбранялись художникам. Существует, например, знаменитая картина Пармиджанино, выставленная в его родном городе, где Моисей разбивает скрижали о камни на вершине горы, хотя в Библии совершенно ясно сказано, что он разбил их под горой. Само изображение Моисея сидящим не находит никакого подтверждения в Библии, что дает некоторым исследователям право говорить о том, что статуя Микеланджело вообще не должна была, по замыслу автора, запечатлеть какой-то определенный момент жизни героя.

Куда серьезнее отступления от буквы Священного Писания представляется искажение, которое – согласно нашему толкованию – претерпел у Микеланджело характер Моисея. Как свидетельствует Библия, Моисей был человеком вспыльчивым и склонным к бурному проявлению страстей. Так, в приступе праведного гнева он заколол египтянина, жестоко избивавшего израильтянина, из-за чего был вынужден бежать из Египта в пустыню. В состоянии аффекта он вдребезги разбил скрижали, написанные самим богом. Если предание фиксирует такие черты характера, то его можно считать непредвзятым и достоверным, свидетельствующим о реально существовавшей когда-то великой личности. Однако Микеланджело посадил на папскую гробницу другого Моисея, превосходящего во многом и библейского, и исторического Моисея. Микеланджело переработал мотив разбитых скрижалей – они не разбились из-за вспышки гнева, напротив, Моисей попытался смирить свой гнев из страха разбить скрижали, во всяком случае – старался этого не допустить. Именно поэтому Микеланджело придал фигуре Моисея сверхчеловеческие черты; массивный торс, могучая мускулатура – это всего лишь телесные признаки, которыми скульптор выразил величайший психологический подвиг, показав, что человек способен усилием воли подавить свою страсть во имя служения высшему предназначению.

Здесь мы подходим к концу нашего истолкования статуи Микеланджело. Осталось задать только один вопрос: какими мотивами руководствовался художник, когда избрал такого Моисея, столь нетрадиционного для гробницы папы Юлия II? По многим причинам было бы уместно искать объяснение в характере самого папы и в отношении к нему Микеланджело. Папа Юлий был близок Микеланджело как воплощение величия и силы грандиозного масштаба. Юлий был человеком поступка, его цель была ясна и всем известна: объединение Италии под властью римского папы. То, что удалось сделать лишь много столетий спустя совершенно другим силам, он намеревался совершить один за короткое, отпущенное ему время неограниченной власти. Он торопился сделать это, не гнушаясь насилием. Папа ценил Микеланджело как равного себе гения, но нередко заставлял его страдать из-за вспышек своего гнева или грубости. Художник и сам отличался неистовством страстей и честолюбием, но, будучи прозорливым и дальновидным, не мог не сознавать обреченности всех великих упований. Поэтому он избрал Моисея для надгробия папе – как упрек усопшему и предостережение самому себе, – поднявшись благодаря критическому осмыслению над собственной природой и страстями.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.