Знание не есть истинное мнение плюс «определение»
Знание не есть истинное мнение плюс «определение»
Истинное мнение, как мы видели, может быть не более чем истинной верой, а истинная вера – это еще не знание. Поэтому Теэтет предлагает добавить к этому определение или объяснение, что поможет превратить истинную веру в знание. Сократ начинает с предположения, что, если данное определение или объяснение – это простое перечисление элементарных частей, из которых состоит объект, тогда эти части должны быть известны говорящему или познаваемы; в противном случае следует абсурдный вывод, что знание означает истинную веру плюс разложение сложного объекта на неизвестные или непознаваемые элементы. Что же тогда означает «дать определение»?
1. Оно не означает, что истинное суждение или истинную веру можно выразить словами, ибо, если бы это было так, тогда не было бы различия между истинной верой и знанием. А мы только что убедились, что существует разница между мнением, которое оказалось истинным, и мнением, о котором сам говорящий знает, что оно истинно.
2. Если «дать определение» означает перечисление частей, из которых состоит объект (то есть познаваемых частей), достаточно ли этого, чтобы превратить истинную веру в знание? Нет, недостаточно, ибо тогда мы должны были бы сказать, что человек, способный перечислить части, из которых состоит, к примеру, повозка (колеса, ось и т. д.), обладает научным знанием о повозке, а человек, который может сказать, из каких букв состоит то или иное слово, обладает научным знанием грамматики. (NB. Следует подчеркнуть, что Платон говорит о простом перечислении частей. Например, человек, воспроизводящий ход доказательства геометрической теоремы, выучив его наизусть, но не осознав содержания посылок и логики построения доказательства, всего лишь перечисляет «части» теоремы, из чего вовсе не следует, что он обладает научными математическими знаниями.)
3. Сократ предлагает третье толкование «плюс определение». Оно может означать «способность выделить какой–либо знак, по которому искомую вещь можно было бы отличить от всего остального»3. Если это верно, тогда знать что–то означает уметь определять отличительные признаки вещей. Но и это толкование отвергается как неудачное.
а) Сократ указывает, что если знание о вещи означает добавление к правильному мнению о ней ее отличительных черт, то мы попадаем в абсурдное положение. Предположим, я имею правильное мнение о Теэтете. Для того чтобы превратить мое мнение в знание, надо указать какую–либо его отличительную черту. Но если эта отличительная черта уже не содержалась в истинном мнении, то какое мы имеем право называть его правильным? Нельзя сказать, что я правильно определил, кто такой Теэтет, не упомянув его характерные черты; если их не назвать, тогда мое «истинное мнение» о Теэтете можно с равным успехом применить к любому другому человеку, а это уже не будет правильным мнением.
b) Если, с другой стороны, мое «правильное мнение» о Теэтете включает его характерные черты, тогда не менее абсурдно будет утверждать, что я превратил это правильное мнение в знание путем добавления differentia, ибо это будет аналогично утверждению, что я добавил к правильному мнению о Теэтете, уже содержащему его отличительные признаки, те черты, которые отличают его от других.
NB. Следует отметить, что Платон говорит здесь не о видовых различиях, а о различиях индивидуальных, чувственных объектов, что хорошо видно из примеров, которые он приводит, – Солнце и конкретный человек, Теэтет. Отсюда вовсе не следует, что с помощью дефиниций нельзя получить никаких знаний, нет, Платон имел в виду, что правильного определения единичных чувственных объектов дать нельзя. Эти объекты вообще являются истинными объектами знания. Итак, вывод, к которому подводит нас диалог, заключается в том, что нельзя получить истинное знание о чувственных объектах; истинное знание должно быть знанием об универсальном и постоянном.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.