Трансфер

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Трансфер

Другой важнейшей концепцией системы Фрейда является концепция трансфера. Она явилась результатом клинических наблюдений. Фрейд обнаружил, что у подвергающихся анализу во время лечения возникает очень сильная связь с личностью аналитика, связь, имеющая сложную природу. Это смесь любви, восхищения, привязанности; при так называемом негативном трансфере это смесь ненависти, противостояния и агрессии. Если аналитик и объект психоанализа – лица разного пола, трансфер может быть описан как влюбленность; если анализу подвергается гомосексуалист, а аналитик одного с ним пола, происходит то же самое. Аналитик становится предметом любви и обожания, пациент чувствует зависимость от него и яростно ревнует, – до такой степени, что любой из окружающих рассматривается как возможный соперник. Другими словами, пациент ведет себя в точности как человек, горячо полюбивший аналитика. Самое интересное в трансфере то, что он зависит от ситуации, а не от качеств аналитика. Ни один аналитик не бывает слишком глуп или непривлекателен для того, чтобы не вызвать такого эффекта у вполне в других отношениях интеллигентного пациента, который и не посмотрел бы на него, не будь данный человек его аналитиком.

Хотя явление трансфера может быть обнаружено применительно ко многим врачам, Фрейд был первым, кто обратил на этот феномен пристальное внимание и изучил его природу. Он пришел к выводу, что у пациента в процессе анализа возникают многие из тех чувств, которые он или она испытывали к одному из своих родителей. Любовь (или враждебность) к фигуре аналитика является повторением более ранних чувств в отношении отца или матери. Другими словами, чувство «переносится» с первоначального объекта на аналитика. Изучение трансфера позволяло, как считал Фрейд, узнать – или реконструировать – отношение ребенка к родителям. Именно ребенок в анализируемом пациенте испытывал такие сильные перенесенные чувства, что ему часто трудно было осознать: он любит (или ненавидит) не аналитика, а своих родителей, которых для него представляет аналитик.

Это открытие было одним из величайших оригинальных достижений Фрейда. До него никому не приходило в голову изучить привязанность пациента к врачу. Обычно врачи с удовлетворением воспринимали «обожание» своих пациентов, а если этого не случалось, с неприязнью относились к таким «плохим пациентам». Трансфер – один из факторов, вызывающих профессиональную болезнь психоаналитиков: он поддерживает их нарциссизм, в силу которого они принимают восхищение своих пациентов независимо от того, насколько его заслуживают. Потребовался гений Фрейда, чтобы обнаружить феномен и не воспринять его как выражение заслуженного восхищения, а отнести за счет привязанности ребенка к своим родителям.

Развитие трансфера в ситуации психоанализа подкреплялось специфической обстановкой, в которой предпочитал работать Фрейд. Пациент лежал на кушетке, аналитик сидел позади него, невидимый для пациента, большую часть времени просто слушал и лишь время от времени сообщал об интерпретации услышанного. Фрейд однажды признал истинную причину такой организации сеанса: он не мог вынести, чтобы другой человек по многу часов в день смотрел на него. Дополнительным основанием психоаналитики называют необходимость оставаться чистой страницей для пациента, чтобы любые реакции объекта анализа могли рассматриваться как проявления трансфера, а не выражение чувств к реальной личности психоаналитика. Последний довод является, конечно, иллюзией. Внешность человека, сила его рукопожатия, его голос, его отношение к вам, когда он что-то говорит, – в этом достаточно материала, чтобы позволить вам многое узнать об аналитике, и идея о том, что он остается не только невидимым, но и неизвестным, очень наивна. Может быть, здесь следовало бы привести краткое критическое замечание. Вся ситуация, когда безмолвный, предположительно неизвестный аналитик, который не должен даже на вопросы отвечать, сидит позади пациента (обернуться и рассмотреть аналитика для пациента практически табу)[31], на самом деле приводит к тому, что пациент начинает чувствовать себя ребенком. Где еще взрослый человек оказывается в такой полной пассивности? Все преимущества принадлежат аналитику, а пациент обязан раскрывать свои самые интимные мысли и чувства перед фантомом не в результате добровольного акта, но из-за морального обязательства, принятого на себя в силу согласия подвергнуться психоанализу. С точки зрения Фрейда такое превращение пациента в ребенка шло на пользу, поскольку главной целью было раскрыть или реконструировать раннее детство объекта анализа.

Главным недостатком такой инфантилизации является то, что пациент во время сеанса превращается в ребенка, а взрослый человек, так сказать, устраняется из картины; пациент высказывает те мысли и чувства, которые имел в раннем детстве, а взрослый в нем, который был бы способен оценить ребенка со взрослой точки зрения, отсутствует. Другими словами, пациент почти не ощущает конфликта между своими детской и взрослой личностями, а именно это понимание приводит к улучшению или изменению. Когда слышен голос ребенка, кто будет возражать ему, отвечать ему, ограничивать его, если только голос взрослого тоже не окажется в распоряжении пациента? Впрочем, главная цель моего обсуждения феномена трансфера заключается не в имманентной критике с точки зрения терапевта (которая на самом деле сводится к обсуждению психоаналитической техники), а в демонстрации того, как Фрейд сузил свой клинический опыт трансфера, сочтя, что чувства и установки, характеризующие трансфер, переносятся из детства на ситуацию психоанализа.

Если мы отбросим это объяснение, мы увидим, что Фрейд открыл феномен, имеющий гораздо большее значение, чем он думал. Феномен трансфера, а именно добровольная зависимость человека от других – авторитетных – личностей, ситуация, при которой индивид чувствует себя беспомощным, нуждающимся в обладающем бо?льшим авторитетом вожаке, готовым подчиниться этому авторитету, представляет собой наиболее часто встречающуюся и наиболее важную характеристику социальной жизни, выходящую далеко за пределы конкретной семьи и аналитической ситуации. Любой желающий видеть может обнаружить чрезвычайную роль, которую трансфер играет в социальной, политической и религиозной сферах. Достаточно взглянуть на лица в толпе, аплодирующей харизматичному лидеру вроде Гитлера или де Голля, чтобы увидеть одно и то же выражение слепого поклонения, обожания, любви, нечто, превращающее заботы скучной повседневности в страстную веру. Нет даже необходимости в том, чтобы лидер обладал голосом и статью де Голля или напором Гитлера. Если изучить лица американцев, встречающихся с кандидатом в президенты, или, как более яркий пример, с самим президентом, можно заметить то же типичное выражение лица, выражение, которое можно назвать почти религиозным экстазом. Как и при психоаналитическом трансфере, здесь почти ничего не зависит от реальных человеческих качеств обожаемой личности: сама должность или даже просто мундир превращают ее в достойное поклонения лицо.

Вся наша социальная система базируется на этом необыкновенном воздействии человека, в большей или меньшей степени обладающего привлекательностью. Трансфер в психоаналитической ситуации или поклонение толпы лидерам не отличаются друг от друга: они имеют в основе чувство беспомощности и бессилия ребенка, которое ведет к зависимости от родителей, или при психоанализе от аналитика (как замене родителя). Действительно, невозможно отрицать, что младенец не прожил бы и дня без заботы и защиты матери или ее заместителя. Какие бы нарциссические иллюзии ни питал ребенок, факт остается фактом: с точки зрения его положения в мире он беспомощен и потому нуждается в помощнике. Впрочем, тот факт, что взрослый человек тоже беспомощен, часто упускается из вида. Во многих ситуациях, с которыми ребенок не справился бы, взрослый знает, что делать, но в конце концов также чрезвычайно беспомощен. Ему противостоят природные и социальные силы, настолько могущественные, что во многих случаях он так же бессилен против них, как ребенок против сил, действующих в его мире. Правда, взрослый научился разными способами защищаться. Он может объединяться с другими, чтобы оказаться лучше вооруженным против опасностей и угроз, но это не меняет того обстоятельства, что человек остается беспомощным в борьбе с природными катаклизмами, в борьбе с лучше вооруженными и более могущественными социальными классами и нациями, в борьбе с болезнями, и, наконец, в борьбе со смертью. Взрослый имеет лучшие средства защиты, но и гораздо лучшее осознание опасностей, чем ребенок. Отсюда следует, что контраст между беспомощным ребенком и сильным взрослым в значительной мере фиктивен.

Взрослый, как и ребенок, жаждет иметь кого-то, кто позволит ему чувствовать уверенность, надежность, безопасность, и именно ради этого он готов и склонен обожать индивидов, которые являются или охотно представляются спасителями или помощниками, даже если в действительности они наполовину безумны. Социальный трансфер, порождаемый тем же чувством беспомощности, что трансфер в ситуации психоанализа, представляет собой одно из самых важных общественных явлений. Фрейд, открывший трансфер в психоаналитической ситуации, сделал еще одно универсально валидное открытие, но в силу своих предубеждений не смог полностью оценить его далеко идущие социальные последствия.

Обсуждение трансфера нуждается еще в одном дополнительном замечании. Несмотря на то, что взрослый почти так же беспомощен, как и младенец, беспомощность взрослого может быть преодолена. В рационально организованном обществе, где нет нужды в затуманивании рассудка человека, чтобы скрыть от него реальное положение вещей, в обществе, которое поощряет, а не подавляет независимость и рациональность человека, чувство беспомощности исчезнет, а вместе с ним исчезнет и надобность в социальном трансфере. Общество, члены которого беспомощны, нуждается в идолах. Эта потребность может быть преодолена только в той степени, в которой человек осознает реальность и свои собственные силы. Понимание неизбежности смерти не сделает его беспомощным, потому что такое знание тоже является частью реальности, и с ним можно справиться. Применив тот же принцип к психоаналитической ситуации, я считаю, что чем более реальным аналитик оказывается для пациента и чем больше он теряет свой характер фантома, тем легче пациенту отказаться от беспомощности и справиться с реальностью. И нежелательно, и совершенно не необходимо, чтобы пациент в психоаналитической ситуации возвращался в детское состояние, чтобы иметь возможность выразить те чувства и желания, которые его научили подавлять ради принятия в качестве взрослого.

Так оно и есть, но с существенной оговоркой: если пациент во время психоаналитического сеанса полностью становится ребенком, он вполне мог бы спать. В этом случае он лишился бы возможности выносить суждения, лишился бы независимости, которые нужны ему, чтобы иметь возможность понимать то, что он говорит. Пациент во время психоаналитического сеанса постоянно колеблется между существованиями ребенка и взрослого: именно на этом процессе основывается эффективность психоаналитической процедуры.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.