Письмо XXXV
Письмо XXXV
Сенека приветствует Луцилия!
(1) Упрашивая тебя быть усердней в занятиях, я хлопочу о себе. Мне хочется иметь друга, но если ты не станешь и дальше образовывать себя так же, как вначале, то другом моим не сможешь быть и не будешь. Покуда же ты любишь меня, но другом еще не стал. — «Как так? Разве это не одно и то же?» — Нет, и разница тут велика. Друг всегда любит, но кто любит, тот не всегда друг. Потому что дружба приносит только пользу, а любовь иногда и вред. Так совершенствуйся хотя бы ради того, чтобы научиться любить. (2) И спеши, если ты стремишься к совершенству ради меня, не то выучишься для другого. А я уже заранее предвкушаю плоды, воображая, как мы будем жить душа в душу, как те силы, что уходят у меня с возрастом, возвращаются ко мне от тебя, хоть ты и ненамного младше. (3) Но я хочу испытать эту радость не только в мечтах. И в разлуке те, кого мы любим, приносят нам радость, но только небольшую и недолгую. Быть рядом, видеть, говорить — вот живое наслаждение, особенно если встречаешь не только того, кого хочешь, но и таким, каким хочешь. Сделай мне самый большой подарок — подари самого себя! [1] А чтобы стать еще усерднее, вспоминай, что ты смертей, а я стар. (4) Спеши же ко мне, но прежде — к себе самому. Совершенствуйся и больше всего заботься о том, чтобы быть верным самому себе. Всякий раз как захочешь проверить, сделано ли что-нибудь, взгляни, хочешь ли ты сегодня того, чего и вчера. Перемена желаний доказывает, что душа носится по волнам, появляясь то там, то тут, — куда пригонит ветер. Все, что стоит на прочном основании, непоколебимо. Это доступно достигшему совершенной мудрости, а отчасти и тому, кто с успехом в ней совершенствуется. В чем между ними разница? — Второй еще в движении, он хоть не меняет места, но колеблется, а первый недвижим. Будь здоров!
Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚
Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением
ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОКДанный текст является ознакомительным фрагментом.
Читайте также
XXXV
XXXV Стоит только открыть Евангелие, чтобы пахнуло на вас запахом именно той земли, где жил Иисус, и именно тех дней, когда Он жил. «Здесь, в Палестине, все исторично» – вот к чему пришел один из лучших знатоков Палестины, после тринадцатилетних странствий по следам
XXXV
XXXV Но если даже все будет не так, или не так скоро, как мы думаем, – может ли быть христианству хуже, чем сейчас – не в его глазах, конечно (в его – «чем хуже, тем лучше»), а в глазах его врагов? Может быть, и может, но что из того?Ах, бедный друг мой, ночной мотылек, обжигающийся
XXXV
XXXV Радость Предтечи на небе исполнилась, но началась уже на земле, на трех молниях-мигах; в первом, – когда он увидел Пришедшего; во втором, – когда с Ним говорил; в третьем, – когда Его крестил.В этом-то третьем миге мы и подходим, как, может быть, никто никогда, за две
XXXV
XXXV Ты открыл нам многие тайны, а меня избрал из всех учеников Своих и сказал мне три слова, ими же я пламенею, но другим сказать не могу, —вспоминает Фома Неверный.[608] Очень вероятно, что эти три слова, открытые тому, кто сказал:если не увижу… не поверю (Ио. 20, 25.), —относятся
XXXV
XXXV У диких туземцев каменного века в Нильской долине не найдено никакого намека на связь их с древнейшим Египтом (Морган). Между Египтом пирамидным и каменным веком –
XXXV
XXXV Каждый раз, как я смотрю на глаза Рахотепа, чье надгробное изваяние найдено в Медуме, в Нижнем Египте, и хранится в Каирском музее («Рахотеп и Ноферта»), мне вспоминается «Портрет» Гоголя. Лучше, чем его словами, нельзя передать впечатление от этих глаз. «Невыносимые,
XXXV
XXXV И здесь, как везде, Израиль вторит Египту.«И сотворил Элогим человека по образу Своему; по образу Элогим сотворил его; мужчину и женщину, сотворил их» (Быт. I, 27). Сначала: его, а потом: их. Образ Божий в человеке – два в одном, не Адам, а Адамо-Ева, потому что сам Бог – два
XXXV
XXXV Что воскресило Таммуза? То же, что Озириса: любовь. Любовь есть бесконечное утверждение личности не только по сю, но и по ту сторону смерти. Именно такою любовью и возлюбила Озириса-Таммуза Изида-Иштар: «Никто не любил тебя больше, чем я!» Как живого, любит и мертвого, ибо
XXXV
XXXV Какая разница между Отцом и Матерью? Этого не знают мудрецы – знают дети: Отец накажет, Мать
XXXV
XXXV Личность бесконечна только в нездешней, трансцендентной возможности, а в здешней, эмпирической действительности – ограничена, замкнута: лицо духовное, так же как плотское, определяемое чертами, концами, пределами, есть тоже человечески-божественное явление Конца;
XXXV
XXXV Вспомним начертанные ангелом Баракиилом на песке пустыни или на снегу Ермона, под внимательным взором ученицы его, ханаанской пастушки Адды, дочери Ламеха, лабиринтные круги светил; вспомним такие же круги каналов и стен Атлантского Акрополя, в мифе Платона, и острова
XXXV
XXXV «Ты прекраснее сынов человеческих» (Пс. 45, 3). – «Иисус, действительно, прекраснее всего в мире и самого мира. Когда он появился, то, как солнце, затмил Собою звезды» (В. Розанов. Темный лик, 1914, с. 264). Чем же красота Его больше всех красот мира? Тем, что она ни мужская, ни
XXXV
XXXV Всякая действительность измеряется действием. Елевзинские таинства, и по этой мере, действительны в высшей степени.За два месяца до сентябрьского полнолуния, начала таинств, особые глашатаи, спондофоры (spondophoroi), «миротворцы», объявляли по всем главным городам Греции
XXXV
XXXV Смутно, как во сне, помнится, что дело идет о конце одного мира и начале другого, но порядок их спутан. Зевсова молния, испепелившая титанов, зажгла всемирный пожар, ekpyr?sis, и в нем сгорело бы все, если бы Океан Атлас не умолил Зевса угасить пожар потопом. Это соединение воды
XXXV
XXXV Люди как будто знали когда-то всю тайну Плоти и Крови, но забыли; хотят вспомнить и не могут; ищут в темноте ощупью – вот-вот найдут. Нет, не найдут: мелькнет и пропадет, вспыхнет и потухнет, поманит и обманет. Жажда неутоленная, неутолимая: пьют воду, как бы во сне,
XXXV
XXXV Чаяние царства всемирного и вечного – царства Божьего, принадлежащего еще не рожденному Богу Младенцу, слышится, за всю языческую древность, только в Елевзинских и Самофракийских таинствах. Главная новизна их, небывалость, единственность, в том, что здесь Дионис-Иакх