3. Эманации Орла

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

3. Эманации Орла

На другой день дон Хуан и я вышли на прогулку по дороге, ведущей в город Оаксаку. В это время дорога была пустынной. Было два часа дня. Мы неторопливо двигались, и дон Хуан совершенно неожиданно начал беседу. Он сказал, что наш разговор относительно мелочных тиранов был просто введением к теме сознания. Я заметил, что он открыл мне новую перспективу. Он попросил меня объяснить, что же я понял.

Я сказал ему, что он положил конец тому спору, который мы вели несколько лет назад относительно индейцев яки. В процессе изложения своих учений для правой части он пытался мне рассказать о тех преимуществах, которые могли бы найти индейцы яки в притеснении. Я тогда страстно спорил и говорил, что невозможно найти преимущества в том извращенном положении, в каком они живут. И я сказал ему, что не могу понять, как он сам, будучи индейцем яки, не реагировал против этой явной несправедливости.

Он выслушал внимательно, а затем, когда я был уверен, что он будет защищать свою точку зрения, он согласился с тем, что условия жизни индейцев яки действительно извращены. Но он отметил, что в этом отношении бесполезно выделять индейцев яки, потому что условия жизни всех людей вообще ненормальны.

– Не огорчайся за бедных индейцев яки, – сказал тогда он, – подумай обо всем человечестве. А относительно индейцев яки я могу сказать, что они из счастливейших: они подавлены и благодаря этому некоторые из них в конце могут выйти победителями, а угнетатели, мелочные тираны, подавившие их, не имеют ни шанса даже в аду.

Я немедленно ответил на это градом политических лозунгов – я совсем не понял его точки зрения. Он опять пытался изложить мне всю концепцию мелочных тиранов, но все это прошло мимо меня. И только теперь все встало на свое место.

– Ничего еще не стало на свое место, – сказал он, посмеиваясь над тем, что я рассказал ему. – завтра, когда ты будешь в своем нормальном состоянии сознания, ты даже не вспомнишь о том, что сейчас понял.

Я почувствовал себя совершенно подавленным, потому что знал, что он прав.

– То, что происходит сейчас с тобой, было и со мной, – продолжал он. – мой благодетель, нагваль Хулиан, заставлял меня понять в состоянии повышенного сознания то, что ты осознал относительно мелочных тиранов, и я кончил тем, что в своей повседневной жизни изменил свое мнение, сам не зная почему.

– Я всегда был угнетаемым, поэтому у меня была реальная злоба по отношению к своим угнетателям. Вообрази себе мое удивление, когда я обнаружил, что ищу компании мелочных тиранов – я подумал, что сошел с ума.

Мы дошли до места на той стороне дороги, где оставались полупогребенными старым обвалом несколько больших валунов. Дон Хуан направился к ним и сел на плоский камень. Он жестом указал мне сесть рядом, лицом к нему, и сразу без всяких предисловий начал объяснения относительно искусства управления сознанием. Он сказал, что есть ряд истин, которые были открыты видящими, древними и новыми, относительно сознания, и что эти истины были выстроены в определенной последовательности с целью их понимания.

Он объяснил, что мастерство управления сознанием состоит в усвоении всей последовательности таких истин. И первая истина состоит в том, что наше знакомство с воспринимаемым нами миром принуждает нас верить, что мы окружены предметами, существующими сами по себе и независимо, так, как мы их воспринимаем, тогда как в действительности нет мира предметов, а есть вселенная эманаций Орла. Он сказал также, что прежде, чем он объяснит мне эманации Орла, он должен рассказать мне относительно неведомого и непостижимого.

Он сказал также, что прежде, чем он объяснит мне эманации Орла, он должен рассказать мне относительно неведомого и непостижимого. Он сказал, что большинство истин относительно сознания открыты древними видящими, однако порядок их расстановки выработан новыми видящими, а без этого порядка они почти непостижимы.

Он сказал, что отсутствие поиска порядка – одна из величайших ошибок древних видящих. Смертельным следствием этого явилось допущение того, что неведомое и непостижимое – это одно и то же. И только новые видящие исправили эту ошибку. Они установили границы и определили неведомое как нечто, скрытое от человека, одетое, возможно, устрашающим образом, однако находящееся все-таки в пределах человеческой досягаемости. Неведомое в свое время становится известным. Непостижимое, с другой стороны – это неописуемое, немыслимое, неосуществимое. Это что-то такое, что никогда не будет нам известно, однако это что-то есть там – ослепляющее и в то же время устрашающее в своей огромности.

– Как могут видящие сделать это различие? – спросил я.

– Есть простое правило большого пальца, – сказал он. – перед лицом неведомого человек предприимчив: свойство неведомого – вселять в нас чувство надежды и счастья. Человек чувствует себя крепким и оживленным – даже опасения, которые оно вызывает, содержат что-то многообещающее. Новые видящие увидели, что человек выявляет свои лучшие качества перед лицом неведомого.

Он сказал далее, что когда за неведомое принимается непостижимое, результаты разрушительны. Видящие чувствуют себя опустошенными, запутавшимися, ужасная подавленность овладевает ими: их тело теряет тонус, их разум и трезвость блуждают, так как у непостижимого совершенно отсутствуют энергетизирующие эффекты. Оно за пределами человеческой досягаемости и в него не следует вторгаться по глупости или даже с предосторожностями. Новые видящие осознали, что в этом случае следует быть готовыми заплатить неимоверную цену за легчайший контакт с ним.

Дон Хуан объяснил, что новым видящим, чтобы победить, пришлось преодолеть ужасные барьеры старой традиции. И в то же время, когда начался новый цикл, никто из них определенно не знал, какие процедуры из этой огромной традиции правильны, а какие нет. Очевидно было, что что-то не так со старыми видящими, однако новые не знали, что именно. Они начали с предположения, что все, что делали их предшественники, ошибочно. Эти древние видящие были мастерами догадок, например, они допустили, что их способность видеть оберегает их. Они думали, что они неприкосновенны, и это длилось до тех пор, пока завоеватели не раздавили их и не предали многих из них страшной смерти. У древних видящих вообще не было никакой защиты, хотя они были полностью уверены, что неуязвимы.

Новые видящие не стали попусту терять время на размышления о том, что же случилось. Вместо этого, они начали набрасывать карту неведомого, чтобы выделить его из непостижимого.

– Как они стали картографировать неведомое, дон Хуан? – спросил я.

– Посредством контролируемого использования видения, – ответил он.

Я сказал, что, задавая вопрос, я намеревался узнать, что представляет собой картографирование неведомого. Он ответил, что картографировать неведомое – значит делать его доступным нашему восприятию. Постоянно практикуя видение, новые видящие обнаружили, что неведомое и ведомое в действительности лежат на одном и том же фундаменте, поскольку оба они находятся в пределах человеческого восприятия. В действительности видящие могут в любой момент оставить известное и войти в неведомое.

А то, что находится за пределами нашей способности восприятия, это непостижимое. И различие между ним и неведомым критическое. Путаница между ними может поставить видящих в очень опасное положение при встрече с непостижимым.

– Когда это произошло с древними видящими, – продолжал дон Хуан. – они решили, что не сработали их процедуры: им никогда не приходило в голову, что большинство из того, чем они занимались, находится за пределами нашего понимания. И это было ужасной ошибкой с их стороны, за которую они дорого заплатили.

– Что случилось после того, как различие между неведомым и непостижимым было осознано? – спросил я.

– Начался новый цикл, – ответил он. – это различие и является границей между новым и старым: все, что сделали новые видящие, исходит из понимания этого различия.

Дон Хуан сказал, что видение является критическим элементом в разрушении мира древних видящих и в реконструкции новых взглядов. Именно через видение новые видящие открыли некоторые неопровержимые факты, которыми они воспользовались, чтобы прийти к определенным, революционным для них выводам относительно природы мира и человека. Эти выводы, позволившие начать новый цикл, и были теми истинами, которые дон Хуан излагал мне относительно сознания.

Дон Хуан пригласил меня сопровождать его в центр города для прогулки вокруг площади. По пути мы стали беседовать о машинах и разных тонких инструментах. Он сказал, что инструменты – это продолжение наших органов чувств, а я настаивал на том, что есть инструменты и не из этой категории, поскольку они выполняют функции, которые мы физиологически не в состоянии выполнить.

– Наши органы чувств способны на все, – заверил он.

– Я могу дать тебе подходящий пример, – сказал я. – есть инструменты, способные принимать радиоволны, приходящие из космоса, а наши чувства не могут их улавливать.

– Я убежден в другом, – сказал он. – я думаю, что наши чувства могут уловить все, что находится в нашем окружении.

– Ну, а как насчет ультразвука? – настаивал я. – у нас нет органического снаряжения, чтобы слышать его.

– Видящие убеждены, что мы коснулись пока очень малой части самих себя, – ответил он.

Он погрузился на время в размышления, как бы пытаясь решить, что сказать дальше. Затем он улыбнулся.

– Первой истиной относительно сознания, как я уже сказал тебе, – начал он. – Является то, что окружающий нас мир совсем не таков, как мы думаем. Мы думаем, что это мир вещей, а он таким не является.

Он помедлил, как бы оценивая эффект своих слов. Я сказал ему, что согласен с этой предпосылкой, поскольку все можно свести к полю энергии. Он сказал, что я интуитивно почти проник в истину, однако выразить – это не значит проверить. Он сказал, что его не интересует мое согласие или несогласие, а интересует моя попытка понять, что содержится в этой истине.

– Ты не можешь быть свидетелем поля энергии, – продолжал он. – по крайней мере, как средний человек, однако если бы ты был способен видеть его, ты был бы видящим и в этом случае ты объяснял бы истины сознания. Понимаешь ли ты то, что я говорю?

Далее он сказал, что выводы, к которым мы приходим рациональным путем, имеют очень мало влияния на изменение нашего жизненного пути. Поэтому так бесконечно велико число людей, имеющих яснейшие убеждения, однако действующих все время вопреки им. Единственным оправданием для себя они считают то, что «человеку свойственно ошибаться».

– Первой их истиной является убеждение, что мир таков, каким кажется, однако это не так: он не так прочен и реален, как нас пытается убедить наше восприятие, однако он не призрак. Мир – это не иллюзия, как о нем иногда говорят, он реален с одной стороны и не реален с другой. Обрати на это особое внимание, поскольку это следует понять, а не просто принять. Мы воспринимаем – это твердый факт, однако же, что мы воспринимаем, это факт не того же рода, поскольку мы учимся тому, что воспринимать.

Что-то оттуда действует на наши чувства – это та часть, которая реальна. Нереально то, что наши органы чувств говорят нам об этом. Возьмем, например, гору. Наши органы чувств говорят нам, что это объект: он имеет размеры, цвет, форму. Мы даже разбиваем горы по категориям, и это, пожалуй, верно. Относительно этого пока все верно, дефект только в том, что нам никогда не приходит в голову, что наши органы чувств играют лишь поверхностную роль, а наши чувства воспринимают так потому, что особая черта нашего сознания заставляет их делать это.

Я опять начал соглашаться с ним, но не потому, что хотел этого, я не вполне понял его аргументы, скорее всего я просто среагировал на угрожающую обстановку. Он остановил меня.

– Я воспользовался словом «мир», – продолжал дон Хуан. – для обозначения всего, что окружает нас. У меня есть, конечно, лучший термин, но он будет для тебя малопонятным. Видящие говорят, что мы думаем, что это мир предметов только потому, что таково наше сознание. Но то, что реально там находится, так это эманации Орла – текучие, всегда в движении, и все же неизменные, вечные.

Когда я захотел спросить его, что же представляют собой эманации Орла, он остановил меня жестом. Он пояснил, что одно из наиболее драматических открытий, которое нам завещали древние видящие, то, что смыслом существования всех чувствующих существ является рост сознания. Дон Хуан назвал это колоссальным открытием.

В полушутливом тоне он спросил меня, не знаю ли я лучшего ответа на этот вопрос, который всегда преследовал человека – вопрос о смысле нашего существования. Я встал незамедлительно в защитную позицию и начал говорить о бессмысленности постановки этого вопроса, поскольку на него нет логического ответа. Я сказал ему, что для того, чтобы обсудить этот предмет, нам следовало бы поговорить о религиозных верованиях и обратить все это в дело веры.

– Древние видящие не просто говорили о вере, – сказал он. – хотя они и не были столь практичны, как новые видящие, однако они были достаточно практичны, чтобы понять то, что видят. То, на что я хотел обратить внимание своим вопросом, так сильно тебя расстроившим, состоит в том, что только наша рациональность не может подойти к этому вопросу о смысле нашего существования. Всякий раз, когда она это делает, ответ превращается в дело веры. Древние видящие пошли другим путем и нашли ответ, который основан не только на вере.

Он сказал, что древние видящие, встречаясь с несказанными препятствиями, в действительности видели ту неописуемую силу, которая является источником всех чувствующих существ. Они называли ее орлом, поскольку в тех немногих взглядах украдкой, какие они могли вынести, они видели ее в виде чего-то, напоминающего пестрого черно-белого Орла бесконечной протяженности.

Они видели, что этот орел наделяет сознанием, орел творит чувствующие существа так, чтобы они могли жить и обогащать сознание, данное им вместе с жизнью. Они также увидели, что орел пожирает это самое обогащенное сознание после того, как чувствующие существа лишаются его в момент смерти.

– Для древних видящих, – продолжал дон Хуан. – сказать, что смыслом существования является рост сознания, не было вопросом веры или дедукции – они видели это.

Они видели, что сознание чувствующих существ улетает в момент смерти и воспаряет, как светящаяся паутинка, прямо к клюву Орла, чтобы быть поглощенным. Для древних видящих это было доказательством того, что чувствующие существа живут только для того, чтобы обогатить сознание, то есть пищу Орла.

Дону Хуану пришлось прервать объяснения, так как ему пришлось отлучиться на короткое время по делам. Нестор отвез его в Оаксаку. Видя их отъезжающими, я вспомнил, что в начале моей связи с доном Хуаном каждый раз, когда он упоминал об отъезде по делам, я думал, что это благовидный предлог для чего-то еще, однако в конце концов я понял, что это было действительно то, о чем он говорил. Когда предстояла такого рода поездка, он надевал один из многих своих безупречно сшитых костюмов с жилетом и выглядел тогда как угодно, но только не как старый индеец, которого я знал. Я сообщил ему относительно сложности для меня этой его метаморфозы.

– Нагваль – это некто, достаточно гибкий для того, чтобы быть всем, чем угодно, – ответил он тогда. – быть нагвалем, кроме всего прочего, означает также не иметь ничего, что нужно было бы защищать. Запомни это: мы будем возвращаться к этому неоднократно.

Мы действительно возвращались к этому не раз под различными предлогами. Он как будто действительно не имел ничего, что нужно было бы защищать, однако во время его отъезда в Оаксаку у меня появилась тень сомнения в этом. Неожиданно я осознал, что нагваль имеет все-таки один пункт, требующий защиты: описание Орла и его требований, и защита эта, по моему мнению, должна быть страстной.

Я пытался поставить этот вопрос некоторым из компаньонов дона Хуана, но они уклонились от моих попыток. Они сказали, что я, так сказать, нахожусь в карантинном положении по отношению к такого рода обсуждениям до тех пор, пока дон Хуан не закончит свои объяснения. Сразу, как только он вернулся, мы сели для беседы, и я спросил его об этом.

– Эти истины не являются чем-то, что требует страстной защиты, -ответил он. – если ты думаешь, что я собираюсь их защищать, ты ошибаешься. Эти истины сгруппированы вместе для восторга и просветления воинов, а не для возбуждения каких-то собственнических чувств. Когда я сказал тебе, что нагвалю нечего защищать, я имел в виду, между прочим, что у нагваля нет страстных привязанностей.

Я сказал ему, что не следую его учению, поскольку одержим описанием Орла и его действий. Я все время возвращаюсь к ужасу этой идеи.

– Это не идея, – сказал он. – это факт, и я могу сказать – устрашающий факт, если ты спросишь меня об этом. Новые видящие не играют просто в идеи.

– Но какого же рода силой может быть орел?

– Я не знаю, как ответить на это: орел для видящих так же реален, как для тебя тяготение и время, и так же абстрактен и непостижим.

– Подожди минутку, дон Хуан. Это действительно абстрактные понятия, однако они относятся к реальным явлениям, которые подтверждаются. Есть целые отрасли знания, посвященные этому.

– Орел и его эманации равным образом имеют подтверждение, – возразил дон Хуан. – а исследования новых видящих как раз этому и посвящены.

Я попросил его объяснить, что же представляют собой эманации Орла. Он ответил, что эманации Орла – это невыразимые вещи в себе, охватывающие все существующее – познаваемое и непознаваемое.

– Невозможно описать словами, что представляют собой эманации Орла, – продолжал дон Хуан. – видящие должны стать свидетелями этого.

– Был ли ты сам их свидетелем, дон Хуан?

– Конечно был, и все же я не могу сказать тебе, что они такое. Они являются присутствием, почти как масса своего рода, как давление, создающее ослепительное ощущение. Можно схватить лишь их отблеск, так же, как можно схватить лишь отблеск Орла.

– Мог бы ты сказать, дон Хуан, что орел является источником своих эманаций? – я имею в виду, так ли это визуально?

– В орле нет ничего визуального – все тело видящего ощущает Орла. В каждом из нас есть что-то, что делает нас свидетелями всем своим телом. Видящие объясняют акт видения Орла в очень простых выражениях: поскольку человек составлен из эманаций Орла, ему следует обратиться только к собственным составляющим. Проблема возникает с сознанием, – ведь именно его сознание удушено и спутано. В критический момент, когда должен быть простейший случай признания эманациями самих себя, человеческое сознание принуждено интерпретировать. В результате получается видение Орла и его эманаций, однако нет ни Орла, ни его эманаций, а есть нечто, чего ни одно живое существо не в состоянии уловить.

Я спросил его, не потому ли источник эманаций называют орлом, что орлы вообще рассматриваются как важный символический образ.

– Это просто пример того, когда нечто непостижимое смутно напоминает что-то известное, – ответил он. – по этой причине, конечно, и были сделаны попытки наделить орлов атрибутами, которых у них нет. Это случается всегда, когда впечатлительные люди учатся исполнению акта, требующего великой трезвости. А видящие входят во все размеры и формы.

– Означает ли это, что есть различные роды видящих?

– Нет, я имею в виду просто то, что есть достаточно безумцев, становящихся видящими – видящими, полными слабостей, или, лучше сказать, людей со слабостями, способных стать видящими. Они похожи на тех несчастных, которые стали «выдающимися» учеными.

Характерной чертой несчастных видящих является то, что они хотят забыть чудеса мира. Они переполнены тем, что они видящие, и полагают, что это их добрый гений. На самом деле видящий должен быть образцом, чтобы преодолеть непобедимую слабость нашего человеческого положения. Еще более важным, чем видение, является то, что видящие делают с тем, что они видящие.

– Что ты хочешь этим сказать, дон Хуан?

– Взгляни на то, что некоторые видящие сделали с нами: мы оказались пригвожденными их видением Орла, правящего нами и пожирающего нас в момент смерти.

Он сказал, что в этом видении есть определенная слабость, и что лично он не поддерживает идею чего-то пожирающего нас. Для него более точно было бы сказать, что есть сила, притягивающая наше сознание, подобно тому, как магнит притягивает железо. В момент смерти все наше существо распадается под воздействием этой громадной силы притяжения. Интерпретацию этого момента, как пожирание нас орлом, он считает гротеском, поскольку это обращает неописуемый акт во что-то столь повседневное.

– Я очень посредственный человек, – сказал я. – описание Орла, пожирающего нас, произвело на меня сильное впечатление.

– Реальное воздействие можно будет измерить только тогда, когда ты увидишь это сам, – сказал он. – однако ты должен помнить, что наши дефекты остаются с нами даже тогда, когда мы становимся видящими. Так что, когда ты увидишь силу, ты, возможно, согласишься с теми слабыми видящими, которые называют ее орлом, как это делаю я сам. Но, возможно, ты не согласишься: может быть, ты сможешь устоять перед искушением приписать человеческие атрибуты непостижимому и создашь действительно новое, более точное название.

– Видящие, которые видят эманации Орла, часто называют их «командами», – сказал дон Хуан. – я не имел бы ничего против того, чтобы называть их командами, если бы не привык называть их эманациями. Это реакция на предпочтение, которое оказывал этому термину мой благодетель: для него это были «команды». Я думаю, что это слово больше подходило для его силовой личности, чем мне, а мне хочется чего-то безличного. «Команда» звучит для меня слишком по-человечески, однако это то, чем они в действительности являются – командами.

Дон Хуан сказал, что видеть эманации Орла – это накликать несчастье. Новые видящие вскоре открыли связанные с этим ужасные трудности, но только после больших несчастий при попытках картирования неведомого и отделения его от непостижимого они все же осознали, что все сделано из эманаций Орла. Лишь малая часть этих эманаций находится в пределах досягаемости человеческого сознания, но даже эта малая часть уменьшается дальше под действием ограничений нашей повседневной жизни. Именно эта ничтожная часть эманаций Орла и становится ведомым, немного большая часть, вообще доступная человеку – неведомым, а неисчислимый остаток – непостижимым.

Он продолжил разговор и сказал, что новые видящие, имеющие прагматическую ориентацию, немедленно осознали принуждающую силу этих эманаций. Они поняли, что все живые существа вынуждены пользоваться эманациями Орла, даже не зная, что они такое. Они также поняли, что организмы построены для захвата некоторого диапазона этих эманаций, и каждый вид имеет свой диапазон. Эти эманации оказывают большое давление на организмы, и именно через это давление организмы и строят воспринимаемый ими мир.

– В нашем случае бытия человеческих существ, – сказал дон Хуан. – мы пользуемся этими эманациями и интерпретируем их, как реальность, но то, что человек воспринимает – это только малая доля эманаций Орла, поэтому смешно слишком полагаться на наши органы чувств, и все же для нас невозможно отбросить свое восприятие. Новые видящие обнаружили это трудным путем, пройдя через ужасные опасности.

Дон Хуан сидел на своем обычном месте в большой комнате. Обычно в этой комнате не было мебели: люди сидели прямо на матрацах, положенных на пол, однако Кэрол, женщина-нагваль, позаботилась о том, чтобы снабдить эту комнату очень удобными креслами для наших встреч, когда мы с ней по очереди читали ему из книг испаноязычных поэтов.

– Я хотел бы, чтобы ты ясно осознавал, чем мы занимаемся, – сказал он, как только я сел. – мы обсуждаем искусство управления сознанием. Истины, о которых мы говорим – это принципы этого искусства.

Он добавил, что в своих учениях для правой стороны он уже продемонстрировал эти принципы моему нормальному сознанию с помощью одного из своих компаньонов, Хенаро, и что Хенаро играл с моим сознанием со всем юмором и непочтительностью, на какие способны новые видящие.

– Хенаро – это один из тех, кто должен был бы быть здесь и рассказать тебе об орле, – сказал он. – но с тем исключением, что его версии слишком непочтительны. Он думает, что видящие, назвавшие эту силу орлом, либо слишком тупы, либо сыграли злую шутку, поскольку орлы не только несут яйца, но и откладывают помет.

Дон Хуан засмеялся и сказал, что он находит замечания Хенаро настолько уместными, что не может не засмеяться. Он добавил, что если бы новым видящим пришлось описать Орла, то это описание наполовину было бы шуткой.

Я сказал дон Хуану, что на одном уровне я принял Орла как поэтический образ, и как таковой, он приводит меня в восторг, однако на другом уровне я принял его буквально, и это устрашает меня.

– Одна из великих сил в жизни воина – это страх, – сказал он. – он пришпоривает в учении.

Он напомнил мне, что описание Орла пришло от древних видящих. Новые видящие покончили с описаниями, сравнениями и догадками любого рода. Они хотели пробиться непосредственно к источнику вещей и, следовательно, подвергали себя при этом беспредельной опасности. Они все же увидели эманации Орла, но никогда не вмешивались в его символическое описание. Они почувствовали, что видение Орла отнимает слишком много энергии, а древние видящие уже дорого заплатили за беглый взгляд на непостижимое.

– Как древние видящие подошли к тому, чтобы описать Орла? – спросил я.

– Им был нужен минимальный набор указаний относительно непостижимого для обучения, – ответил он. – они разрешили эту задачу путем грубого описания силы, правящей всем, что есть, но не ее эманаций, поскольку эти эманации совершенно невозможно передать на языке сравнений. Отдельные видящие могли чувствовать потребность прокомментировать некоторые эманации, но все это осталось в личном плане. Другими словами, не было создано удачной версии для эманаций, как это было сделано в случае Орла.

– Новые видящие, наверно, стали слишком абстрактными, – сказал я. – они ведут себя, как современные философы.

– Нет, новые видящие – это очень практичные люди, – ответил он. – они не занимаются приготовлением рационалистических теорий.

Он сказал, что именно древние видящие и были абстрактными мыслителями: они построили монументальное здание абстракций, свойственных им и их эпохе, и, подобно современным философам, они были неспособны управлять последовательностью событий. Новые видящие, с другой стороны, наполненные стремлением к практичности, сумели увидеть поток эманаций и то, как человек и другие живые существа используют их для конструирования воспринимаемого ими мира.

– Как эти эманации используются человеком, дон Хуан?

– Это настолько просто, что звучит по-идиотски: для видящего люди являются светящимися существами. Наша светимость образована той частью эманаций Орла, которая заключена в нашем яйцеобразном коконе. Эта особая часть, эта горстка заключенных в нем эманаций и есть то, что делает нас людьми. Воспринять – это значит сопоставить эманации, заключенные внутри нашего кокона, с теми, которые находятся вовне.

Видящие могут видеть, например, эманации внутри любого другого существа и сказать, какие из внешних эманаций могут подойти им.

– Подобны ли эманации лучам света? – спросил я.

– Нет, не совсем, это было бы слишком просто. Они – нечто неописуемое. И все же я лично сказал бы, что они подобны волокнам света. А то, что непостижимо обычному сознанию, что эти волокна – сознательные. Я не могу сказать тебе точно, что это значит, потому что сам не знаю, что говорю. Все, что я могу сказать лично, это то, что волокна осознают себя, они живые и вибрирующие и их так много, что числа в этом случае не имеют никакого смысла, и каждое из них – вечность в себе.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.