О Преступлении и Наказании

О Преступлении и Наказании

И тогда один из судей города вышел вперед и сказал: Скажи нам о Преступлении и Наказании.

И он ответил, сказав так:

Когда дух ваш уходит бродяжничать, как игрушка ветров,

Вот тогда-то вы, одинокий и незащищенный, и совершаете злодеяние против других, а значит, и против себя.

И за это плохое, что вы совершили, вы должны набраться терпения и ждать, постучавшись у ворот, что открыты только для благословенных.

Как океан, велика божественная часть вашего Я;

Она всегда остается неоскверненной.

Но, как эфир, она держит на себе только тех, у кого есть крылья.

И на солнце похожа божественная часть вашего Я;

Она не знает путей, которыми пробирается крот, или нор, по которым ползают змеи.

Но божественное вашего Я живет не одно в вас.

Многое в вас еще от человека и многое даже от того, кто был еще до него,

То, что живет бесформенно в вас от вашего предка-пигмея, бродит сонно в тумане, стараясь проснуться.

Но только с тем, что в вас Человек, говорю я,

Ведь не божественное вашего Я и не часть его, что от пигмея, а только то в вас, что от Человека, знает, что есть преступление и каково за него наказание.

Часто слышал я – вы говорили о том, кто сделал зло, так, будто он не был одним из вас, а был для вас странник, пришелец из мира другого.

А я говорю, что как святой и праведный не может подняться выше самого высокого, что есть в каждом из вас,

Так и злой и слабый не может пасть ниже самого низкого, что также есть в каждом из вас,

И как лист одинокий не становится желтым без молчаливого согласия целого дерева,

Так и обидчик не может сделать плохое, если все вы не желаете того же тайком.

Ведь не одиночками, а как процессия идете вы все к божественному вашего Я.

И вы одновременно и путник, и ваша дорога.

И когда один из вас падает, он падает за тех, кто позади, чтобы те не споткнулись о камень.

Да, но он падает из-за тех, кто впереди, кто, хоть и силен в ногах и проворен, все же не убрал камень с дороги.

И скажу еще то, что будет вам не очень по нраву:

Убитый не свободен от ответственности за убийство свое,

И ограбленный не безвинен за то, что ограблен

И праведный не может отгородиться от дел греховодника,

И тот, у кого чистые руки, – не чист в делах обманщика.

Да, виновный часто сам – жертва пострадавшего,

И еще чаще осужденный несет свое бремя за тех, кто остался без греха и кого не винят.

Но нельзя отделить справедливое от несправедливого и хорошее от греховного,

Потому что они всегда едины перед лицом солнца, как белая нитка и черная, свитые вместе.

И когда порвется черная нитка, ткач не только осматривает весь уже сотканный материал, а также проверит и ткацкий станок.

И если кто-то из вас возьмется судить о чьей-то неверной жене,

Пусть он взвесит и сердце мужа ее на весах, и измерит душу его по всем меркам.

И пусть тот, кто готовит плетку обидчику, всмотрится в душу того, кто обижен.

И если кто из вас будет наказывать от имени праведных, готовый обрушить топор на дерево зла, пусть он всмотрится и в корни его;

И, конечно, он найдет там корни зла, но найдет он там также и корни добра, корни полезного и корни вредного свитыми вместе в тишине сердца земли.

И вы, судьи, желающие быть справедливыми,

Что за приговор прочтете вы тому, кто чист телом, но вор в душе?

И что за наказание наложите вы на того, кто был убит другими в душе?

И как вы накажите того, кто по делам своим – обманщик и угнетатель И в то же время сам – жертва обмана и жертва насилия?

И как вы накажите тех, чье раскаянье стало большим уже, чем то, что они совершили?

Ведь разве раскаяние не есть то, что как раз и хочет получить от виноватого правосудие, которому вы рады служить?

И все же вы не можете дать раскаянье невиновному иль отобрать его от сердца виноватого.

Неутолимо будет приходить оно ночью, чтобы человек мог проснуться и взглянуть на себя.

А вы, стремящиеся понять справедливость, как вы поймете ее, не взглянув на дела все в полном свете дня?

Только тогда вы поймете, что тот, кто стоит, и тот, кто упал, – всего лишь один человек, находящийся в сумерках между ночью пигмейства и светом того, что божественно в его душе,

Ведь и самый главный из камней основания храма ничуть не выше самого нижнего камня в его фундаменте.