Глава 25 ПОДРАЖАЮЩИЙ СВЕТУ

Глава 25

ПОДРАЖАЮЩИЙ СВЕТУ

Подражающий Свету {1} странствовал в Чу. И Преданный Долгу {2} сказал о нем царю, но царь [его] еще не принял, а И Преданный Долгу уже вернулся [к себе домой].

Подражающий Свету увиделся с Ваном Решительным {3} и сказал:

— Почему бы [Вам], учитель, не заговорить обо мне с государем?

— Мне далеко до Гуна Ушедшего от Смотров, — ответил Ван Решительный.

— А чем занимается Гун Ушедший от Смотров? — спросил Подражающий Свету.

— Зимой бьет острогой черепах в Реке, а летом отдыхает на горе, в тени, — ответил Ван Решительный. — Когда расспрашивают его прохожие, отвечает: «Это мое жилище». Ведь если не сумел [представить Вас царю] И Преданный Долгу, разве я [сумею]? Мне далеко до И Преданного Долгу. Ведь что за человек И Преданный Долгу! Свойств нет, а знаниями обладает. [Если], не опираясь на собственную волю, используете его чудесную способность к связям, [он], конечно, погрузит [Вас] во мрак богатства и знатности, поможет не [обрести] свойства, а [их] истощить. Ведь замерзающему [он] одолжит одежду весной, а умирающему от жажды [посулит], напротив, холодный ветер зимой. А что за человек царь Чу! С виду — величествен и суров, с провинившимися беспощаден, словно тигр. Кто сумеет склонить его, кроме льстецов, [поправших] истинные свойства! Поэтому мудрый в крайней нужде заставляет домашних забыть о бедности; будучи проницательным, заставляет царей и знатных забыть о рангах, о жалованье и стать скромными; среди вещей вместе с другими наслаждается; среди людей он одобряет тех, кто, сохраняя себя, проникает в вещи. Поэтому даже без слов [он] поит людей гармонией; рядом с людьми их улучшает; как должно отцу [поступать] с сыном, возвращает их в свое жилище. А отдыхая от своих благотворении, отдаляется от людских помыслов. Поэтому и говорю: «дождись Гуна Ушедшего от Смотров»!

Мудрый видит все связи между собой и другими в единстве, [сам] не ведая почему, — таков [его] характер. Отвечая колебаниям жизни, [он] считает своим учителем природу, люди же вслед называют его [учителем]. Печально, что не узнают и не делают [этого] постоянно, и вскоре приходит конец. Каким же образом? [А вот как]: красивому от рождения люди дают зеркало. Не поведали бы, и не узнал, что красивее других. То ли знал бы, то ли нет; то ли слышал бы, то ли нет; а радоваться мог бы до смерти без конца; люди любовались бы на него также без конца — таков характер. Мудрый же любит людей, и люди [так] называют его. Не назвали бы и не ведал бы, что любит людей. То ли ведал бы, то ли нет; то ли слышал бы, то ли нет, а его любовь к людям [длилась бы] до смерти без конца, и люди наслаждались бы ею также без. конца — таков характер.

Родное царство, родная столица, взглянуть на них издали — какое счастье! Пусть это даже скопление холмов и курганов, заросших травами и деревьями, но девять из десяти вернувшихся все же будут счастливы, а особенно [когда] увидят уже виденное, услышат уже слышанное. [Это словно] башня в десять жэней высотой, которой любуется весь народ.

[Муж] из рода Гадателей на Черепашьей Бороде {4} обрел центр <ось>, чтобы следовать за образованием [вещей]. Вместе с вещами не знал ни конца, ни начала, ни краткого мига, ни дня. Изменяясь вместе с вещами, в одиночестве не изменялся. Почему же на этом не остановился? Ведь тот, кто учится у природы, не способен учиться у природы; кто вершит дела в соответствии с вещами, вместе с вещами гибнет. Каким же образом? Мудрый никогда [не стремится] обладать природным, никогда [не стремится] обладать человеческим, никогда [не стремится] обладать началом, никогда [не стремится] обладать вещами. Движется вместе со своим временем и [никого] не заменяет; поступки его целостны, [он] не терпит поражений и объединяется с путем — вот как!

Испытующий узнал начальника дворцовой стражи и ведающего колесницами — Восходящего и Неуклонного {5} — и сделал их своими наставниками. Следуя за наставниками, [он этим] не ограничился и обрел [способность] следовать за образованием [вещей]. А эту заслугу приписал своим должностным лицам. Таким способом [добился] выигрыша: обрел двух выдающихся. Конфуций же считал, что дело учителя «истощить все свои помыслы».

Юн Чэнцзы сказал:

— Без дня нет и года, без внутреннего нет и внешнего.

Юн, [царь] Вэй, заключил клятвенный союз с [царем] Моу из [рода] Тянь. Когда Моу нарушил договор, Юн в гневе хотел послать [человека] его заколоть. Узнав об этом, [полководец] Носорожья Голова пристыдил [царя]:

— [Вы], государь, властелин тьмы колесниц, собираетесь поручить месть одному человеку. [Я], Янь, прошу дать мне двести тысяч латников. Для [Вас], государь, я нападу на него, пленю его народ, угоню его буйволов и коней, так что внутренний жар этого царя скажется на его спине. Затем я захвачу его страну, и когда [он] в ужасе побежит, я ударю его в спину и перебью позвоночник.

Услышал об этом Цзицзы и пристыдил:

— Строили стену высотой в десять жэней. Теперь же, [когда] стена в десять жэней выстроена, снова сломать ее — тяжкий труд скованных вместе [преступников]. Ныне уже семь лет как не было войны. Это — опора государя. Янь — смутьян, [его] нельзя слушать.

Услышал об этом Хуацзы и [их] обругал:

— Призывающий напасть на Ци — смутьян. Призывающий не нападать — тоже смутьян. Тот, кто называет смутьянами [сторонников и противников] нападения, тоже смутьян.

— Что же делать? — спросил царь.

— Царь должен лишь стремиться найти путь, — ответил Хуацзы.

Услышав об этом, Творящий Благо представил [царю] Несущего Возвышенное {6}, и тот спросил:

— Знает ли царь так называемую улитку?

— Да, — ответил царь.

— На левом рожке улитки расположено царство, которое зовется родом Бодливых, на правом рожке улитки {7} расположено царство, которое зовется родом Диких. [Они] все время воюют друг с другом за землю. Убитые падают десятками тысяч, преследуют разбитого врага десять дней и [еще] пять, а затем только возвращаются.

— Ах, пустая болтовня! — воскликнул царь.

— Разрешите [мне, Вашему] слуге, показать это [Вам], государь, наглядно. Подумайте, государь, о пространстве во всех четырех сторонах, в зените и надире. Есть ли [ему] предел {8}?

— Нет предела.

— Познав, как странствовать мыслью в беспредельном, обратитесь к известным царствам, [ведь они] вроде бы существуют, а вроде бы и не существуют?

— Да.

— Среди известных [царств] есть Вэй, в Вэй находится [столица] Лян, а в Лян — [Вы], государь. Есть ли различие между [Вами], государь, и родом Диких?

— Нет различия, ответил царь.

Гость ушел, а царь остался в смятении, точно в забытьи. [Когда] гость удалился, подошел Творящий Благо и царь сказал:

— Гость — великий человек. Ему недостоин противостоять [ни один] мудрец.

— [Когда] играют на флейте, — сказал Творящий Благо, — слышится мелодия. [Когда же] дуют в кольцо эфеса, [слышится] лишь свист. Люди восхваляют Высочайшего с Ограждающим, а ведь Высочайший с Ограждающим перед Несущим Возвышенное уподобятся лишь свисту.

Конфуций пришел в Чу и остановился у [продавца] кашицы на Муравьином холме. Его соседи — муж с женой, слуги и служанки поднялись на высокое место <крышу>.

— Что делают эти люди? — спросил Цзылу.

— Это рабы мудрого, — ответил Конфуций. — Он похоронил себя в народе, скрылся среди полей. Голос его умолк, но воля его не иссякла. Хотя уста его говорят, но мыслей никогда не высказывают. Притом [он] противостоит всему своему поколению и брезгует с ним объединяться. [Он] — тот, кто «утопился на суше», из таких [как Удалец] с Юга от Рынка, Обязанный к Черной Работе.

Цзылу попросил разрешения пойти и позвать его, но Конфуций сказал:

— Оставь! Он знает [меня], Цю, лучше, чем [я] сам. Знает, что [я], Цю, пришел в Чу, и думает, что [я] стану добиваться приглашения царя Чу. Ведь он считает [меня] болтуном Он постыдится слушать речи болтуна, а тем более с болтуном встречаться. Почему ты думаешь, что [он] еще там?

Цзылу пошел и взглянул — комната соседей [оказалась] пустой.

Страж границы Высокий Платан спросив у Цзылао {9}:

— Не должен ли государь, верша дела, пахать тщательно, а управляя народом, не разрывать ростков? Прежде, сея, я пахал небрежно, и поле вознаграждало меня зерном также небрежно; полол, разрывая ростки, и вознаграждали меня также разорванные ростки. На следующий год я ввел другие порядки: пахал глубоко, как следует боронил, и зерно уродилось обильно. Весь год я ел досыта.

Услышав об этом, Чжуанцзы сказал:

— Многие нынешние люди относятся к своей [телесной] форме и к сердцу так, как говорил Страж границы. Ради всевозможных дел бегут от своей природы, покидают свой характер, уничтожают собственные чувства, губят свой разум. Вот у того, кто небрежно вспахивает свой характер, в характере и остаются корни зла — любви и ненависти. Осока и тростник, зарождаясь, сначала будто поддерживают мою [телесную] форму, [но] стремятся искоренить мой характер, а потом без разбора, отовсюду просачиваются и прорываются, [вызывая] язвы, нарывы, пылая внутренним жаром и исходя гноем. Вот оно что!

Кипарисовый Наугольник {10}, учась у Лаоцзы, сказал:

— Дозвольте странствовать по Поднебесной.

— Оставь, — ответил Лаоцзы. — Поднебесная [всюду] одинакова. [Кипарисовый Наугольник] повторил свою просьбу, и Лаоцзы спросил:

— Откуда же ты начнешь?

— Начну с Ци, — ответил Кипарисовый Наугольник. — Приду туда, увижу казненного {11}, подниму его и поставлю, сниму [с себя] придворную одежду, прикрою его и стану оплакивать, взывая к Небу: «Сын [мой]! Сын [мой]! Поднебесную постигло великое бедствие, и ты первый пал его жертвой!» Говорят: «Не становись разбойником! Не становись убийцей!». Но с тех пор, как возвели [в закон] славу и позор, появились и пороки; с тех пор, как стали копить товары и имущество, начались и тяжбы. Ныне возвели [в закон] то, что ожесточает людей; накопили то, из-за чего ведутся тяжбы; довели людей до крайности, лишив их покоя. Как же можно теперь предотвратить [злодеяния]! Древние государи за [все] блага воздавали [хвалу] народу, а во всех бедах [винили] себя; [все] истинное видели в народе, а заблуждения — в себе. Поэтому только один [царь] терял свое тело и, порицая сам себя, уходил [из жизни]. Ныне же [все] по-иному. Скроют происшедшее и [порицают] не ведающих [о нем] за глупость; поставят невыполнимую задачу и осудят за отсутствие смелости; возлагают тяжкие обязанности и покарают за то, что с ними не справились; [пошлют] дальней дорогой и казнят за опоздание. Люди же, зная, что сил не хватит, заменяют их притворством. С каждым днем все больше лицемерия [у высших]. Как же могут не лицемерить и мужи, и народ? Ведь [если] не хватает силы, притворяются; не хватает знаний — обманывают; не хватает имущества — грабят. Но кого же [тогда] можно обвинять за кражу?

Цюй Боюй проповедовал шесть десятков лет {12}, а в шестьдесят лет изменился. То, что в начале утверждал, под конец изгонял и отрицал. [Он] еще не понял, не отрицал ли пятьдесят девять лет то, что называет ныне истинным!

[Вся] тьма вещей живет, а корней не видно; появляется, а ворот не видно. Все люди почитают то, что познано знанием; а не ведают, что познание начинается лишь после того, как, опираясь на знания, познают непознанное. Разве не назовут [это] великим сомнением? Оставь, оставь! Ведь от этого никуда не скроешься! Это и есть так называемая истина? Да!

Конфуций спросил у великих хронистов — Большого Чехла, Дяди Всегда Ошибающегося и Кабаньей Шкуры {13}:

— Почему вэйский царь получил [посмертный титул Лин] Чудотворный? {14} Ведь он пьянствовал, предавался наслаждениям, не вникал в управление царством. Охотился с облавами, собаками, силками и привязными стрелами, но не вступал в союзы с другими правителями.

— Именно по этой причине, Лин [Предмет Одушевленный], — ответил Большой Чехол.

— У этого царя было три жены, — ответил Дядя Всегда Ошибающийся, — [он] с ними купался в [одной] ванне. [Когда же] по царским делам туда вошел Хронист Ю, [царь] схватил материю и распростер [будто] крылья. Столь беспутный, он стал таким; почтительным при виде добродетельного. Поэтому и назван[посмертно] Лин [Сообразительный].

— [После] смерти царя гадание о захоронении на родовом кладбище оказалось несчастливым, гадание же о захоронении на Песчаных холмах — счастливым. [Когда] рыли, на глубине нескольких жэней нашли каменный саркофаг. Очистив, увидели надпись, которая гласила: «Нет доступа сыновьям. Царь Лин займет его и в нем поселится». Ведь царь уже давно стал Лином [покойником]. Разве достойны об этом знать те двое? — Так сказал Кабанья Шкура,

Малое Знание {15} спросило у Справедливого Приводящего к Согласию:

— Что означают речи о селениях? {16}

— В селениях по обычаю объединяются десяток фамилий, сотня имен. Объединяются различные, считаясь подобными; рассеиваются подобные, считаясь различными. [Если] ныне назовешь сотню частей коня, конь не получится. [Если же] конь стоит перед [тобой], стоит со всей своей сотней частей, то назовешь его конем. Поэтому скапливаясь из низкого, холмы и горы становятся высокими; собирая воду, реки становятся широкими. Великий; человек всех объединяет и [все] считает общим. Поэтому, [если мысли] приходят извне, [он] на своем не настаивает; [если] исходят от него и справедливы, [ему] не возражают. У [каждого из] четырех времен года особый эфир, но [ни одному] природа не оказывает предпочтения, поэтому год завершается. У [каждого из] пяти начальников особые обязанности, но [если] государь не пристрастен, то в царстве порядок. Великие люди не награждали ни за красоту, ни за храбрость, поэтому свойства были целостными. У [каждой из всей] тьмы вещей [свои] законы, но путь беспристрастен, поэтому не обладает именем. Не обладает именем, поэтому предается недеянию, предаваясь недеянию, все совершает. У времени есть конец и начало, у поколения много перемен, распространяются и беда и счастье. И даже в том, чему противятся, находят должное. Тот, кто стремится к своему особенному, ошибается в том, что пытается исправить. Уподобим это, большому озеру, [которое] всей растительности отмеряет влагу; взглянем на высокую гору, на жертвенном алтаре которой вместе, и деревья, и камни. Вот что означают речи о селениях, — так ответил Справедливый Приводящий к Согласию.

— Достаточно ли этого, чтобы заслужить название «путь» — спросило Малое Знание.

— Нет, — ответил Справедливый Приводящий к Согласию. — Ныне, считая число вещей, не остановимся на десяти тысячах, а говорим условно «десять тысяч» [«тьма»]; называя, говорим самую большую цифру. И небо и земля по форме больше всего; [силы] холода и жары по [скоплению] эфира больше всего. Путь же — общий. Они так огромны, что, называя их так, говорим, так бывает. Но допустимо ли такое сравнение? Не так же ли далеко оно [от пути] в этом суждении, как сравнение с собакой или конем?

— Как возникает жизнь всей тьмы вещей внутри четырех стран света, в пределах шести единств? — спросило Малое Знание.

— Жара и холод друг друга освещают, друг друга губят, друг друга обуздывают, — ответил Справедливый Приводящий к Согласию. — Четыре времени года друг друга сменяют, друг друга порождают, друг друга убивают. И тут поднимаются и любовь, и ненависть, и домогательства, и отказ. И тут становится обычной краткая случка самца и самки. Покой и опасность друг друга сменяют, счастье и беда друг друга порождают, поспешность и медлительность друг друга теснят, сбор и рассеяние формируют [вещи]. Название и сущность подобного рода можно запомнить, мельчайшее можно удержать в памяти. [Вещи] последовательно друг на друга воздействуют по закону [каждой из них], поднимаясь и вращаясь, друг друга отсылают, за тупиком открывается поворот, за концом — начало. Таково то, чем обладают вещи, что исчерпывается в словах, что постигается знаниями, высшее в вещах на этом и кончается. Люди, которые наблюдают за путем, не следуют за тем, что кончается, не восходят к тому, что начинается, на этом суждения и прекращаются.

— Кто из двух прав в своей сущности — спросило Малое Знание, — а кто односторонен в своем суждении? Цзи Истинный {17}, говоря, «[путь] предается недеянию», или Продолжатель, говоря, «он возможно воздействует»?

— Петух кукарекает, собака лает — таково познанное человеком, — ответил Справедливый Приводящий к Согласию. — Но даже обладающий большими познаниями не смог бы рассказать в словах об их самоизменении, не смог бы [определить] и в мыслях, что они станут делать. [Если] их объяснять по отдельности, то мельчайшее не с чем сравнивать, а величайшее не охватить. [Мнения, что «путь] предается недеянию» или «возможно воздействует» — неизбежны в приложении к вещам, но в конце концов будут признаны ошибочными. «Возможно, воздействует» — значит [обладает] сущностью; «[предается] недеянию» — значит [обладает] пустотой. Обладать названием, обладать сущностью — состояние вещи; без названия, без сущности — пустота [без] вещи. [Об этом] можно говорить, можно думать, но, [чем больше] слов, тем дальше [от пути]. Еще не родившимся не запретишь [родиться], умирающим не помешаешь [умереть]. Умирают и рождаются рядом, а закона [жизни и смерти] не разглядишь. В [мнениях] «возможно воздействует», «предается недеянию» сомнительно само допущение. [Когда] я смотрю на его основание, оно уходит в беспредельность; [когда] я ищу его вершину, не могу увидеть конца. Беспредельное, бесконечное — для него нет слов. При законах, общих с вещами, слова «возможно воздействует», «предается недеянию» — относятся к основанию, но от начала до конца связаны с вещами. Пути не может ни быть ни не быть. Название «путь» — лишь предположение. «Возможно, воздействует», «предается недеянию» — [эти мнения) связаны лишь с одной стороной вещей. Разве внимают им [люди] глубоких мыслей? [Если бы] слов было достаточно, то, проговорив целый день, сумели бы исчерпать путь. [Поскольку же] слов недостаточно, то, проговорив целый день, можно исчерпать [лишь] вещи. Путь — высшее для вещей, его не вместить ни в слова, ни в молчание. Ни в словах, ни в молчании высшее о нем не выразить.