147

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

147

Невозможное состояние. Беден, весел и независим! Соединение этих трех состояний возможно. Беден, весел и раб – это тоже возможно, и я не мог бы сказать ничего лучшего фабричным рабочим, хотя они вообще не чувствуют как бесчестие быть употребляемыми в качестве винта машины и заполнять собою пробелы в искусстве человеческого изобретения! Фу! думать, что главная суть их несчастия – я подразумеваю их безличное рабство – может получить высшую цену в общем итоге! Фу! позволить уговорить себя, что увеличение безличности, внутри этого машинного влечения нового общества, может превратить позор рабства в добродетель! Фу! потерять личность и сделаться винтиком! Будете ли вы соучастниками теперешней глупости наций, которые хотят, прежде всего, производить как можно больше и сделаться как можно богаче? Вы должны были бы оказать им противовес: какие суммы внутренних ценностей пришлось бы потратить на эту внешнюю цель! Но где у вас внутренняя ценность, если вы не знаете, что это значит – свободно двигаться? Владеете ли вы силой хоть сколько-нибудь? Прислушиваетесь ли вы к тому, что делается вокруг вас? Доставляет ли вам удовольствие быстрое возвышение и падение власти, денег, мнений? Вы не верите больше в философию, в прямодушие человека, свободного от нужды! Напротив, волынка социалистических крысоловов, не переставая, дудит вам в уши, стараясь внушить вам глупые надежды!

Она призывает вас быть готовыми, и больше ничего, быть готовыми не сегодня-завтра; так что вы ждете, что должно что-то случиться, и живете все так же, все в той обстановке, как жили и до сих пор, пока это ожидание не сделается голодом, жаждой, лихорадкой, сумасшествием! Должен же наконец каждый подумать про себя: лучше в диких странах мира быть господином, и прежде всего господином себе самому: менять место до тех пор, пока мне будет грозить хоть малейший признак рабства, испытать всяческие приключения, идти навстречу войне, в худшем случае – умереть, но только дальше, дальше от этого позорного рабства, отравляющего жизнь, делающего человека недовольным, злобным, заговорщиком! Это был бы правильный образ мыслей. Рабочие в Европе должны бы были уяснить себе это; положение их как рабочего сословия есть нечто человечески невозможное, а не то что нецелесообразное; они должны были бы отроиться из европейского улья, чего еще никогда не было до сих пор. И этим переселением, предпринятым в широких масштабах, протестовать против машин, капитала… Пусть Европа отпустит от себя четверть населения! И ей, и ему на сердце будет легче! Вдали, среди колонизаторских исканий, обнаружится, сколько здравого смысла и ловкости и сколько здорового недоверия вселила мать-Европа в своих сыновей, тех сыновей, которые не могли ужиться с ней, с оглупевшей женщиной, и бежали от опасности сделаться брюзгливыми, раздражительными и сладострастными, как она сама. Добродетели Европы останутся при этих странниках, и то, что на родине стало вырождаться в недовольство, в преступные склонности, там приобретет дикую красивую естественность и будет называться героизмом. Пусть водворится снова чистый воздух в старую переполнившуюся Европу! Пусть недостает нескольких «рабочих сил»! Тогда узнают, что многие потребности являются только тогда, когда их легко удовлетворить, – и снова отвыкнут от многих потребностей; может быть, перевезут тогда в Европу китайцев, а они принесут с собой образ мыслей и образ жизни, подходящий для трудолюбивых муравьев. Да, они могут помочь беспокойной, истощающей себя Европе, дав ей азиатский покой и азиатскую созерцательность, а главное – в чем Европа больше всего нуждается – азиатскую устойчивость в чистоте крови.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.