§ 33. Реальная необходимость

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

§ 33. Реальная необходимость

«Необходимый» в объективном смысле есть всегда, в конце концов, предикат высказанного в суждении; необходимым является или то, что вещь есть, или то, что она имеет определенные свойства, выполняет деятельности, стоит в определенных отношениях. Эта необходимость является или внутренней необходимостью существа, или внешней необходимостью причинности; но всегда она является условной. Познаваема она лишь в форме общих правил, которым подчинено единичное. Наоборот, безусловно общие суждения хотят выразить эту необходимость.

1. Тогда как никакое существенное различие, кроющееся в самом ассерторическом суждении, не отграничивает его от аподиктического суждения, – утверждение, что нечто должно быть или должно случиться, уже по своему содержанию отлично от того утверждения, что оно есть или случается, – раз только наши утверждения выходят за пределы сферы наших представлений и хотят распространиться на сущее, хотят коснуться реальной необходимости. Пока «долженствовать» и «быть необходимым» объясняются в просто объяснительных суждениях, как «все тела необходимо протяженны» и «действие должно иметь причину», – до тех пор имеется, конечно, в виду кроящаяся в наших неизменных словесных значениях логическая необходимость, что с представлением субъекта должно связывать представление предиката и что, следовательно, это последнее следует предицировать относительно всего того, к чему применяется первое. И суждение «тела протяженны» говорит не что иное, как «тела должны быть протяженными»; последнее лишь прямо вызывает в памяти значение слова, если кто был склонен позабыть его.

Но если речь идет о сущем как таковом, тогда наши утверждения хотят коснуться в отношении его необходимости чего-то такого, что связывает самое сущее, а не только наше суждение; и необходимым является исполненный содержания предикат, который столь же определенно утверждается или отрицается, как и все остальные предикаты действительных суждений.

Правда, относительно вещей как таковых необходимость в собственном смысле не может употребляться в качестве предиката; это не имя прилагательное. Такие выражения, как «Бог есть необходимое существо», «мир не необходим», не суть адекватное выражение мысли; то, что разумеется, – это то, что Бог необходимо существует. Как ??? или oportet требуют суждения, и «долженствовать» (m?ssen) есть так называемый вспомогательный глагол, – так всегда лишь высказанное в суждении существование вещи, обладание ею свойством, развитие ею деятельности может быть предицировано как необходимое. И только абстрактным понятиям, которые заменяют собой суждение, может быть приписано «необходимый» в качестве предиката: «существование Бога необходимо». (Необходимость суждения не составляет никакого исключения; необходимо, чтобы я и чтобы всякий мыслящий судил так.)

Благодаря этому появляется новый класс высказываний, в которых в качестве субъекта выступает нечто высказанное в каком-либо суждении (не само суждение, как при предикатах «истинный», «ложный», «вероятный», «логически необходимый»). О реальной необходимости, следовательно, можно говорить лишь постольку, поскольку синтезу суждения соответствует реальное единство вещи с ее свойством и ее деятельностью.

2. Что это такое, что с мыслимым связывает существование, с определенным существующим субъектом – свойство или деятельность или в одном отношении связывает несколько объектов? Если отвлечься прежде всего от необходимости существования, то предполагая бытие определенных вещей, мы стремимся в то же время усмотреть как необходимое их бытие в таком или ином виде и их поведение, которое прежде всего кажется нам просто действительным, фактическим; именно так стремимся мы понять это и проникнуть в него своим мышлением. В основе субъективной необходимости нашего акта суждения, связанного в познавании с фактическим, должна лежать необходимость самой вещи. Мы прежде всего не исследуем здесь ни возникновения стремления отыскать в мире такую связь необходимости и, выходя за пределы познания, что нечто есть и совершается, достигнуть уразумения, что так оно должно быть; ни метафизического права этой предпосылки. Достаточно того, что стремление это есть и господствует над нашим популярным, как и научным мышлением, и что отсюда возникает задача установить его смысл.

Здесь прежде всего необходимо различать между той предпосылкой, которая вообще руководит нашим мышлением, что необходимость в мире есть, и основанием того утверждения, что вот это и то определенное необходимо. Познаваемой необходимость является лишь там, где имеет место то же самое постоянство связи в бытии, которое в логической области (§ 31, 8) господствует над связью мыслей; где, следовательно, отдельный случай вытекает из своих предпосылок с той же безошибочной неуклонностью, как суждение на основании своих предпосылок повторяется всегда одинаковым образом; где возможно совершенное совпадение реальной и логической необходимости. Лишь в том случае, когда мы встречаем такое постоянство, мы находим основание той необходимости, что нечто есть. То, что должно быть основанием в реальном, – это должно носить на себе то же самое постоянство и общую значимость, какая принадлежит логическому основанию, по отношению к единичному случаю оно должно быть общим, по отношению к временной смене – постоянным. Познавать нечто как необходимое, – это всегда означает познавать его как следствие чего-то, что имеет значимость всегда и вообще. Поэтому чисто индивидуальное, несравнимое как таковое мы не можем усматривать как необходимое, хотя мы и верим в его необходимость.

3. Ту необходимость, которая связывает предикат с субъектом, мы понимаем отчасти как внутреннюю, отчасти как внешнюю. И различие это напоминает различие аналитических и синтетических суждений. Там, где субъект достаточен сам по себе, чтобы сделать необходимыми свои определения, – там необходимость мы понимаем как внутреннюю; там, где должно превзойти нечто другое, чтобы создать определение, – там мы понимаем необходимость как внешнюю.

Это для нас внутренняя необходимость, что дух обладает самосознанием и мыслит. Это внешняя необходимость, что получившее толчок тело движется. В первом случае свойство и деятельность следуют сами собой из субъекта, поскольку он имеется лишь налицо; во втором – лишь постольку, поскольку имеется нечто другое.

4. Там, где мы говорим о внутренней необходимости, – там мы противопоставляем единство вещи множеству ее свойств и деятельностей и рассматриваем первое как устойчивое, различиями времени не затронутое основание, которое необходимо делает свойства или деятельности постоянными или находящимися в определенной смене. Единство вещи, поскольку оно само по себе содержит необходимость известных свойств, называется сущностью, существом (природой) вещи, и существенным для нее является все то, что само по себе вытекает из ее сущности. Ни в одной философской концепции эта мысль не занимала большого места, нежели в учении Лейбница, – что есть только внутренняя необходимость, и ряд деятельностей каждой отдельной монады возникает исключительно из ее собственной внутренней сущности. Здесь сущность отдельных индивидуумов есть единственное основание необходимости, и весь совершаемый ими процесс развития есть только развитие этой сущности. Познаваемой сущность является отчасти в неизменяющихся свойствах и устойчивых деятельностях, отчасти в том законе развития, который предписывает возникновение одной деятельности из другой.

В этом представлении об устойчивом основании, которое управляет проявлениями вещи, строго говоря, находит свое завершение лишь мысль о вещи, которая, будучи себе самой тождественна, должна иметь изменяющиеся свойства и сменяющиеся деятельности. Так как мы именно хотим удержать полное тождество вещи, его следует искать в таком пункте, который лежит позади всякой данной действительности. В этой последней мы наталкиваемся на смену, а так как свойства не являются внешними для вещи и вещь, напротив, именно благодаря своим свойствам есть то, что она есть, – то тождество угрожает исчезнуть из самой вещи, если не дать ей устойчивой в смене, саму смену производящей опоры. Равным образом наше мышление лишь в себе самом может образовать предположенное единство и тождество вещи, если то же самое содержание представления, мыслимое всегда одинаковым образом, может служить соответствием для тождественного себе самому реально существующего.

Та же самая мысль о сущности вещей как об устойчивом безвременном основании их данной временной действительности наделяет объективным правом и наши прежде всего субъективные общие представления. Объединение пространственно и временно различных вещей под одним более общим представлением и их обозначение тем же самым словом лишь в том случае не являются произвольной деятельностью, руководимой просто субъективной прихотью или какими угодно соображениями целесообразности, когда многому, наряду с обнаруживающимся для нашего понимания сходством, принадлежит нечто действительно общее, во всех тождественное. Но это последнее может лежать лишь позади различимого и индивидуального проявления единичного, оно кроется в том, что общая сущность делает необходимым согласие в свойствах и деятельностях, и различия рассматриваются как привходящие извне, не основанные, в сущности, как акциденталъные.

5. Внутренней необходимости противостоит внешняя, возникновению из сущности – определимость обстоятельствами. Всякое единичное есть таково, ибо нечто другое есть таково; всякое изменение единичной вещи происходит потому, что имело место определенное изменение другой вещи. Вещи обладают способностью предписывать одна другой свое поведение. Связь в мире заключается в этой, от одной вещи на другую переходящей необходимости, которая есть причинная необходимость в более тесном смысле, когда под causa разумеется только causa transiens. Познание того, что нечто в силу внешней необходимости есть так, как оно есть, происходит так, как оно происходит, всегда слагается из двух элементов: из общего закона и определенного данного, к которому закон этот применяется. Необходимо, что планеты движутся вокруг Солнца по эллипсам: это познание покоится, с одной стороны, на познании общих принципов механики, а с другой – на познании фактической массы Солнца и планет, их расстояний и отношения между тангенциальной скоростью и притяжением. Другое отношение создало бы иные пути. Этого чисто фактического элемента мы не можем удалить, и поэтому познание необходимости как таковой выражается в просто гипотетических формах, которые гласят, что если наступает то-то и то-то, то необходимо должно наступить и другое. То, что первое наступает, – это в свою очередь необходимо в силу других причин. Но признавая нечто подобное, мы тем самым приходим к дальнейшему фактическому и так in infinitum.

Необходимость всякого единичного есть, следовательно, всегда лишь обусловленная необходимость. Когда нечто признается как необходимое, то необходимым признается не его причина, а его возникновение из наличной причины66.

6. Гипотетической необходимости сущего, вытекающей из сущности и причины, по-видимому, противостоит необходимость, вытекающая из цели. Человек должен дышать, чтобы жить; чтобы иметь мир, должно быть готовым к войне. Но при ближайшем рассмотрении эта телеологическая необходимость разлагается на логическую необходимость и необходимость причины. Цель есть нечто действительное, что может обосновать необходимость лишь как мысль действительного, мыслящего и волящего существа. Она есть нечто в качестве будущего мыслимое и желанное, реализация чего должна последовать, но, согласно причинному порядку природы, который всякий определенный результат связывает с определенными причинами, она может последовать лишь через посредство определенных причин. Кто, следовательно, хочет цель, тот должен хотеть также и средства; предположенное хотение определенной цели делает необходимым хотение определенных средств. Связь между мыслью о цели и мыслью о средствах как объектах нашего хотения есть логическая связь, но необходимость мышления покоится на познанной причинной необходимости бытия. То, что цель является объектом хотения, – это есть нечто предположенное, фактическое; с другой стороны, фактически предположенным является и состав действующих причин, которые не могут быть произвольно изменены и умножены. Из познания их с логической необходимостью вытекает то, что является средством для определенной цели и поэтому должно составлять предмет хотения, коль скоро мы хотим цель. Но наше рассмотрение природы прилагает угол зрения цели к результату даже в том случае, когда и речи нет ни о каком хотении определенного мыслящего субъекта, ни о его осуществлении, ибо благодаря этому получается объединяющая точка для различных причин. На этом основании возникает видимость особого рода необходимости, которая якобы отлична от причинной или логической необходимости. «Человек должен дышать, чтобы жить» – это, в конце концов, выражает не что иное, как уразумение того, что закон природы с остановкой дыхания неизменно связал смерть и что дыхание не может быть заменено никакой другой наличной функцией. Там, где жизнь должна составлять предмет хотения как цель, – там должно хотеть и дыхание как средство.

Там, где мысль выступает в свободном творчестве, – там она не цель, которая нуждается в средствах для своего осуществления, а просто причина, которая из своей собственной силы могла бы произвести нечто реальное. И в этом случае не было бы никакой телеологической необходимости.

Те же самые точки зрения находят себе применение и к тому, что получило название моральной необходимости. Поскольку для разумного и волящего существа имеются нормы, значимость которых оно должно признавать для себя как верховные правила своего хотения и которыми оно чувствует себя обязанным, постольку признание такое обязательности есть существенная необходимость, которая рассматривается как данная вместе с природой разумного субъекта. Если эти норма действительно составляют предмет хотения и полагаются как высшая цель, то логически необходимо применять их в отдельности и переносить обязанность на единичные случаи. Но сама обязанность подводить под точку зрения необходимости, так как она ведет за собой чувствование принуждения, – это значит вводить путаницу в понятия и закрывать ту пропасть, какая имеется между признанием обязанности и действительным хотением.

7. Когда необходимость должна коснуться самого существования, то из точки зрения внешней причинности легко понять, что существование единичного утверждается как необходимое в том случае, если предположена творческая сила, которая создает его по слепой необходимости или ради какой-либо фактической цели. Кто необходимо признает мир как самооткровение Бога и отсюда объясняет его существование, тот выводит существование мира из высшей причины и тем полагает его безусловно необходимым.

Но там, где нечто само по себе должно существовать необходимо, как в онтологическом доказательстве к существу Бога принадлежит существование, и должно быть понято из него как необходимое – где, следовательно, необходимость из условной хочет стать абсолютной, – там покидает нас тот свет, который из опыта нашего собственного самосознания падает на мысль о необходимости и эту последнюю изображает всегда лишь как связь, объемлющую различимое, – все равно, будь то в мышлении или в бытии. Связь эта обрывается, раз сущее тем самым должно быть привешено к одному только понятию, которое ведь не являлось бы уже понятием какого-либо мыслящего существа, и тут нечего уже связывать, раз нечто уже сущее должно, сверх того, излишним образом делать себя еще необходимо сущим, – тогда как ведь эта необходимость всегда уже предполагает бытие. Как при всякой логической необходимости, раз мы хотим говорить понятно, в конце концов должен все же предполагаться некоторый сущий мыслящий субъект, природа которого требует мыслить таким образом, – так и для всякой необходимости бытия должно предполагать нечто последнее и просто сущее. Если не ведающее покоя «почему» полагает, что и первое звено должно еще являться как необходимое и довольствуется такими ответами, что Бог есть-де causa sui, что основание своего бытия он имеет в себе самом, – то оно обманывает себя словами и устанавливает невыполнимые формулы67. Воображаемая ценность этих формул нигде не выступает яснее, как когда всему этому придается серьезное значение и метафизическая мифология измышляет отличное от самого Бога основание. Где-нибудь должно же остановиться при простом бытии. То рассмотрение мира, которое не хочет выходить за пределы круга конечных причин, должно признать просто существующим весь комплекс обусловливающих друг друга существ, при котором прекращается вопрос о необходимости. Кто хочет понять мир как необходимый, тот сводит его к Богу, но тем с большей несомненностью прекращается здесь всякое различение между «быть необходимым» и безусловным бытием.

8. Математическая необходимость часто принимается как наиболее совершенный тип того, что мы обозначаем как необходимость. «Тем же самым образом, как из природу треугольника следует, что его углы равны двум прямым», – это постоянный пример Спинозы для реальной необходимости возникновения действия из его причины. Здесь не место исследовать сущность математического познания и решать вопрос, есть его необходимость логическая или реальная. Но из предыдущего, во всяком случае, ясно, что в существе математических объектов с самого начала, конечно, кроется то постоянство и непрерывность, благодаря которым они всегда имеются налицо в том же самом виде, и на этом основании всякое единичное имеет значение общего, так как в действительном наглядном представлении оно может быть повторено одинаковым образом. Тогда как у реальных объектов мы сперва должны еще отыскать то, в чем они постоянны, и выделить это из случайных и сменяющихся соединений. Пространство и множество, наше наглядное представление о пространстве и наш счет суть, в конце концов, конечно, нечто данное, но мы при этом уверены в абсолютной неизменчивости этих элементов.

9. То, чего хотят коснуться наши общие суждения, есть не что иное, как эта объективная необходимость, что с субъектом связаны определенные свойства или что с определенными свойствами, деятельностями и отношениями стоят в связи другие свойства, деятельности и отношения, и только там, где мы убеждены относительно этой необходимости, безусловно общее суждение является оправданным. «Всякая материя тяжела», «То, что есть материя, есть необходимо тяжело», «К сущности материи принадлежит быть тяжелой»-все это равнозначащие суждения. Связь предиката с субъектом является необходимой благодаря природе субъекта, предикат реально является единым вместе с существованием субъекта. «Всякое брошенное тело описывает параболу», «Брошенное тело необходимо описывает параболу»-тут опять-таки имеется в виду высказать одно и то же. Общее суждение заключает в себе одну только причинную необходимость действующих по неизменным законам сил.

Там, где такое суждение отрицается, – там отрицается необходимость и говорится, что субъект может быть также и без предиката. Традиционное учение выражает это при помощи частного суждения «Некоторая материя не тяжела».

10. Там, где общие суждения выражают существенные предикаты вещей, – там они совпадают с объяснительными суждениями и логическая необходимость суждения встречается с высказанной в суждении необходимостью вещи. Ибо в то время как объяснительное суждение, указывая содержание представления, все же бросает вместе с тем взоры на вещи, соответствующие этому представлению, – оно приобретает реальное значение, раз в представление включено нечто устойчивое и неизменяющееся, что необходимо дано вместе с существованием определенного субъекта или определенных субъектов, раз представление, следовательно, соответствует существу вещей. Объяснительное суждение «вода жидкая» выражает только содержание представления о вещи, которая схвачена в определенных случайных состояниях. Но оно не касается сущности того вещества, которое мы называем водой, так как в нем имеют место и твердое, и парообразное состояния, «быть жидким» не принадлежит к его сущности. Суждение «вода есть соединение кислорода и водорода» является в одно и то же время и объяснительным, и выражением сущности. Стремление привести то и другое в полное согласие господствует над той задачей, которая стоит перед дефиницией.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.