2. ОТ ВОПРОШАНИЯ К БЫТИЮ

2. ОТ ВОПРОШАНИЯ К БЫТИЮ

2.1. Вопрос

2.1.1. Вопрос как начало

В начале стоит вопрос о начале: что есть правильное начало? Оно должно быть первым, не предполагать какого-либо предрешения, но указывать на то, что должно происходить из начала. Где бы и как бы я ни хотел начинать, прежде я должен вопрошать о начале. Этого вопроса нельзя избежать.

Вопрос о начале, однако, сам дает ответ: начало есть вопрос. Такое начало является бесспорным и беспредпосылочным. Если оно ставится под вопрос, то это опять-таки вопрос, еще раз доказывающий вопрошание как возможное и необходимое. Вопрошать я могу и обязан в любом случае, по меньшей мере вопрошать о начале.

В стремлении новейшей философии к методическому обоснованию вопрос о правильном начале ставится вновь и вновь. Его усматривают в сомнении или суждении, в языке, в диалоге, в истории, в некотором привилегированном феномене либо в некоторой пограничной ситуации человеческого существования. Наличие оправданных аспектов в этих подходах неоспоримо, и любой из них возможен, однако как первоначало ни один из них неприемлем. Всякий такой подход не беспредпосылочен, поскольку предваряется вопросом: существует ли возможное и правильное начало. Если мы выбираем для начала сам вопрос, то исключительно из этого методического основания: прежде всякого другого начала мы должны вопрошать о начале.

2.1.2. Вопрос о вопросе

Если начало есть вопрос, то вопрос о начале превращается в вопрос о вопросе. Вопрошание обращается к себе самому, оно рефлектирует и опрашивает самого себя; само вопрошание превращается в содержание вопроса.

Такой ход мысли не является логической конструкцией, он есть изложение того, что происходит во мне самом: если я вопрошаю о начале и в этом познаю вопрос как начало, то интенция вопрошания обращается на самое вопрошание.

В определенном отдельном вопросе (содержательно) можно усомниться, правильно ли он поставлен, осмыслен ли, может ли данный вопрос подлежать ответу; это все дальнейшие вопросы. Поэтому они не упраздняют возможность и необходимость вопрошания вообще, а подтверждают его. Вопрошать я могу и должен во всяком случае. Так возникает вопрос о том, что вообще происходит, когда я вопрошаю.

Здесь речь идет не о языковой форме вопросительного предложения в его логико-грамматической структуре, а о реальном акте, или исполнении, вопрошания. Под ним подразумевается реальное событие: «actus» (действительность) как «actio» (действие) или действие как действительность, т. е. реально положенное исполнение акта. Фома Аквинский называет это «exercitium actus» в смысле выполнения или осуществления акта[1]. Здесь, следовательно, под вопросом подразумевается исполнение вопрошания, т. е. активное полагание действительности вопрошания.

Если вопрос о начале превращается в вопрос о вопросе, то уже нет того же самого акта вопрошания, но есть последующий рефлексивный акт, который опрашивает вопрошание как таковое относительно его своеобразия и возможности. Данный вопрос больше не направляется на то, могу ли я вопрошать, – это доказано в исполнении, вопрос теперь о том, как я могу вопрошать, как вообще возможно вопрошание. Вопрос о вопросе последовательно превращается в вопрос об условиях возможности вопрошания.

Таким образом, вопрос не только обосновывает начало, но и обусловливает собою продвижение дальнейшего вопрошания обо всем, что содержится в исполнении вопрошания, однако является еще вопросительным или сомнительным. Здесь прежде всего встает вопрос о том, как, т. е. при каких условиях, вообще возможно вопрошание[2].

2.1.3. Условия вопрошания

2.1.3.1. Вопрошать я могу лишь в том случае, если того, о чем я вопрошаю, я еще не знаю; иначе вопрошание было бы упреждено знанием и уже не было бы возможным. Но вместе с тем вопрошать я могу лишь при условии, что то, о чем я вопрошаю, я все же знаю; иначе вопрошание не имело бы смысла и направления, оно, как вопрошание, было бы еще не возможным. Отсюда ясно, что вопрошание уже предполагает знание и не-знание, или знание о собственном не-знании; поэтому мы и вопрошаем далее. Это основополагающий опыт человека, выраженный уже Сократом: «Я знаю, что я ничего не знаю», т. е. я знаю не все, и ничего из того, что я знаю, я не знаю всецело и исчерпывающе; отсюда и возникает вопрошание. То же самое подразумевает «docta ignorantia» у Августина и Николая Кузанского: знание о собственном не-знании, из которого возникает вопрошание. Мы можем назвать это предзнанием, оно и есть условие возможности вопрошания.

Здесь обнаруживается условие в строгом смысле (conditio sine qua non). Оно означает: только если дано некоторое (А), тогда и только тогда возможно другое (В); или это (В) возможно, только если предположено (А). В этом состоит необходимое отношение зависимости обусловленного от своего условия. Таким образом мы вопрошаем об условиях вопрошания[3].

2.1.3.2. Все же существует вопрос, как или из чего становится понятным указанное отношение условия. Ответ может быть дан уже здесь: появляется противоположность, ведущая к противоречию, если не предполагается данное условие. Вопрошание, как указывалось, предполагает знание и не-знание о спрошенном. Это было бы противоречием, если бы оно не упразднялось в знаемо-незнаемом предзнании, которое оказывается условием возможности вопрошания, однако далее должно истолковываться.

Уже у Канта трансцендентальный вопрос руководится тем принципом, что всякая двойственность или множество (многообразие) предполагает некоторое пред- или вышестоящее единство, при условии которого оно становится объяснимым[4]. В этом за ним следовали Фихте и Шеллинг, но главным образом Гегель, который диалектику противоречия превратил в абсолютный метод[5]. Отсюда мы лишь заключим, что получалось бы противоречие, если бы не было предположено условие, которое делает понятной противоположность, свободную от противоречия, что и обнаруживается в предзнании вопрошания.

2.1.4. Трансцендентальное условие

Каким, однако, образом предзнание есть условие вопрошания? Мы должны разграничить его с условиями другого вида, дабы определить его своеобразие.

2.1.4.1. Онтическое условие предположено как (реально) сущее, если возможен акт (исполнение); однако само оно не входит в акт и в последнем не со-узнается и не со-утверждается (как функции органов тела, например клеток мозга). Поскольку такие условия входят в акт не конститутивно, они также не могут рефлексивно обнаруживаться в акте. Следовательно, здесь они не принимаются во внимание.

2.1.4.2. Логическое условие есть такое условие, которое, хотя и нетематически, входит в акт мышления и в нем со-подтверждается; таковы, например, предметные предположения и логические правила мышления. Однако это не условие исполнения акта как такового, а условие значимости и справедливости утверждения, что особенно очевидно, если мы имеем суждение, логически обусловленное не возможностью акта, а значимостью его содержания.

Суждение может быть ложным, если высказанное содержание не соответствует, не отвечает предметным или формальным условиям. Однако даже ложное суждение все же может быть высказано. Полагание акта остается возможным. Напротив, содержательно определенное утверждение не справедливо, если не выполнены логические условия.

Это касается также определенного вопроса, ибо он (нетематически) предполагает определенное знание. Если такое знание ложно, то ложно может быть поставлен вопрос. Поскольку, следовательно, вопрос предполагает содержательное знание и подтверждает предположение, постольку он логически обусловлен, однако не потому, что он есть акт вопрошания. Вопрошание как таковое не полагает утверждения, оно лишь ставится под вопрос. Будучи вопрошанием оно не имеет логических условий. Поэтому я могу без таких предположений вопрошать о вопросе и его условиях.

2.1.4.3. Здесь речь может идти лишь об условиях возможности исполнения, которые в самом исполнении, хотя и нетематически, предполагаются и со-подтверждаются. Мы можем вместе с Кантом назвать их трансцендентальными условиями. Они (как онтические) суть условия возможности акта, а не только (как логические) условия предметной правильности высказывания. Но (как логические условия) они входят в исполнение акта и со-утверждаются в нем, они не просто (как онтические условия) предположены как реально данные, не входящие конститутивно в исполнение акта.

Отсюда следует, что такие условия возможности доказаны как наполненные реально положеным исполнением акта. Вопрошать я могу во всяком случае и во всякое время; но если я действительно вопрошаю, то тем самым условия возможности вопрошания доказаны как наполненные и в исполнении вопрошания со-узнаются и со-подтверждаются как наполненные. Трансцендентальное условие, собственно, не «пред»-положено, а, как a priori обусловливающее, «со»-положено и «со»-утверждено в акте. Собственно предположенными являются лишь онтическое (как реально данное) и логическое (как прежде подтвержденное) условия. Напротив, трансцендентальные условия суть такие, которые a priori конститутивно входят в акт и потому рефлексивно обнаруживаются в последнем.

Теперь ясен ответ на вопрос о том, обусловлен ли вопрос или безусловен, опосредствован он или непосредственен. Он есть первое, безусловно беспредпосылочное начало, поскольку не имеет логических условий. Вместе с тем он определяется трансцендентальными условиями, которые входят в исполнение и в последнем оказываются наполненными. Вопрос о вопросе, таким образом, превращается в вопрос о трансцендентальных условиях вопрошания.