Инобытие

Впереди, но совсем близко, а по некоторым параметрам «здесь и сейчас». Потому что среды, в которых человек действует, но жить не может, становятся все обширнее, разнообразнее и влиятельнее. Они снимают его посюстороннюю идентичность, «требуя» превращения в нечто другое, более соответствующее новой реальности и «предлагая» другую форму бытия. А значит небытие, оттеснение или даже уничтожение эволюционно сформировавшегося в обычных земных условиях традиционного человека. Отсюда рост влияния, вплоть до моды, идей на иное, иномерное, иномирное, инореальность и инобытие. Культивируется любовь к чужому и равнодушие или неприязнь к своему (стране, нации, языку, истории и вовсе не только в России). Человек с противоположной ориентацией рискует быть обвиненным в ксенофобии. У особо увлеченных или поверхностных авторов все становится «иным», «другим», включая самого человека, и не только становится, а как бы уже всегда так было. Здравомыслящий подход к складывающейся ситуации множества миров требует конкретного историзма и ответственности.

Например, пространственно-временные положения доквантовой физики опираются на явно выраженную и восходящую еще к Аристотелю трактовку фундаментальности существования индивидуальных объектов. Это индивидуальное существование обусловлено физической реализацией слабых взаимодействий, характерных для макромира, исследовавшихся классической физикой. В нем они представляются всеобщими и абсолютными. Однако возникшая в ХХ в.

неклассическая наука, прежде всего физика, вступила в противоречие с этими постулатами субстанциального (в древности) и индивидуальностного (в Новое время) бытия. Для неклассической физики положение, что объекты существуют заранее, отдельно и индивидуально оказывается некорректным. В микромире принципиальной особенностью бытия становится их «создание», индуцирование «друг другом». Настолько, что теряет смысл сама проблема элементарных частиц, так как ее нельзя сформулировать без учета их всеобщего взаимодействия. Отсюда в теоретической физике постепенно происходит «изживание» понятия об индивидуальном существовании объектов как неадекватного реальности, по крайней мере, в условиях сильных изменений и взаимодействий. Теоретическое отражение этой реальности «заказывает» разработку понятий, противоположных индивидуальности. К таким понятиям и относится понятие иного, или инобытия, если его интерпретировать как бытие одного-иным или целиком приравнивать к иному.

Наряду с неклассической физикой, существование бытия как «этого» – «иным» индуцируется сущностью математики, количественного подхода к миру вообще. При любом счетном сравнении нельзя сосчитать объекты, не предполагая их содержательно эквивалентными друг другу. Это значит, что они отождествляются, деиндивидуализируются. Если А равно В, то тем самым они существуют «один (А) как другой (В)». Содержательная инобытийность математических объектов очевидна также при пересечении геометрических фигур: вне зоны своего пересечения они индивидуализированы, а внутри нее – являются друг другом. Смысл любых математических операторов в том, что они опосредуют формы бытия объектов одного другим. Количество снимает, уничтожает качественную определенность и идентичность явлений. Еще Шпенглер считал введение математических операторов знаковым признаком заката индивидуальностной цивилизации Европы. Таким образом, математический подход к миру, движение от Logos-a к Mathesis-y по сути своей, (вос)требует категорию инобытия.

Наиболее полный ответ на это требование дают однако не микрофизика и чистая математика как специальные отрасли научно-технической деятельности, а формирующиеся на их основе информационно-компьютерные технологии (ИКТ), которые, в свою очередь, являются базой формирования виртуальных реальностей. По мере их совершенствования образуется поистине другой мир – double world, вторая реальность, дубликат первой, но не обязательно в смысле ее конкретного повтора, она может быть придуманной, изобретенной, а в смысле возникновения иномерного, несоразмерного существующему человеку бытия. Пост(транс)бытия. Инобытия как его небытия, ибо отпуская свое сознание побродить по Сетям в мире иного, телесно человек становится больше не нужным. И тело атрофируется. В дальнейшем, с неизбежной деградацией предметно не функционирующего тела до тела без органов, его постепенного превращения в «шевелящуюся протоплазму», он уже не будет нуждаться в имитации телесной жизни (ни в катании по снежным горам, ни в красавицах для любви). У многих уже сейчас вместо рук ласты, вместо ног колеса, а вместо органов мышления и продолжения жизни (це)фаллоимитаторы. Его сознание тоже станет совершенно иным. Скорее всего оно будет подстраиваться под иную, электронную среду, в результате чего потеряет большую часть «унаследованных» человеческих свойств или просто растворится в информационных связях и отношениях.

Трансгрессия «от логоса к матезису» как результат движения от вещей к слову, от речи к тексту, от поэзиса к дискурсу лишает иллюзии тех технократов, которые верят в компьютерную реинкарнацию и готовы, «сдав» живого, смертного, телесно-духовного человека, остаться (с) вечно бродящим по Сети чистым бессмертным Разумом. Не будет такого разума. Человеческий разум сущностно связан со своим субстратом и как уникальная система не может быть воспроизведен ни на каком другом. Разум на другой основе может быть где-то был или есть, но нашим – не будет. Присоединившись к нему, мы ничего бесконечности не добавим, а лишь убавим – себя. «Человек без свойств», человек от которого остался сначала «разговор», а потом «письмо» теряет свою самость, идентичность. Тенденция к замене антропологии персонологией данный процесс усугубляет. Персона-то без содержания. Характерно, что в транстмодернизме или, как его терминологический вариант – трансгуманизме, проблема идентичности заменяется проблемой идентификации, т. е. маркировки, отличения одного разговора от другого. Но все это тексты, сливающиеся в одну сплошную информацию и игру топологических форм. Характерно, что наиболее одиозный адепт компьютерного сознания Д. Деннет собственно человеческое сознание сравнивает с «fame», что в контексте означает мимолетную известность, недолговечную славу, «дым». Это очевидная репродукция с картины плывущих от одного угла экрана монитора к другому, трансформирующихся и где-то за ним исчезающих геометрических фигурок – сингулярностей. Се – человек. На Земле возникает своего рода мыслящий океан Ст. Лема, представительство которого, усиливая свое влияние, превращает ее в другую планету. Инопланетяне среди нас! Они пришли. И концептуально атакуют, перерождая, подобно вирусам, наше сознание, формируя «инонистическую идеологию».

Борьба с реальностью как «присутствием», всем, что на него опирается, из него произрастает, сначала с Мифом, потом с Софией (Софосом), вплоть до Логоса – это борьба за его дигитализацию и новое, постчеловеческое присутствие. За реальность нашего, кто считает себя человеком, отсутствия. Постмодернистская философия, будучи превращенной формой сознания, маскирует, в том числе от самих постмодернистов (исключая переродившихся в открытых врагов человечества), начавшуюся на Земле борьбу миров[33]. Постмодернизм в целом, в широком смысле слова, включающий в себя и деконструкцию, и грамматологию, и вытекающий из последней трансмодернизм, т. е. как Инонизм – это философско-культурологическая транскрипция информационной революции, качественное описание наступающего мира количества, словесное лишение человека слова, гуманитарная форма антигуманизма, онтология чужого и нигитология на/с/шего, идеология отказа человеческого вида от продолжения своего рода. Инонизм – это инонизм (церебральный).

Шагая по Концам Бытия трансмодернизм ведет нас к светлому будущему Иного. Иное – это небытийная реальность. Это то озадачивающее комментаторов «абсолютно внешнее», к которому «отсылает» непрерывное Становление Ж. Делеза. Так реализуются великие утопии: вместо небесного царства или коммунизма – инонизм. Так в борьбе и противоречиях (раз)решается «основной вопрос» философии в его вековой, тысячелетней форме. Практически. Однако если брать не тенденции и экспоненты, а сегодняшние конкретно-исторические обстоятельства, т. е. говорить не о постмодернизме, а о постмодерне, когда еще не все стало информацией и не все превратились в приложение к компьютеру или роботов нулевого поколения, то мы видим, что монизм и субстанциализм заменяются полионтичностью и континуальностью, гомогенная простота гетерогенной сложностью. Оппозиция материального – идеального, бытия – зеркала снимается «всеобщей реальностью возможных миров». Время метафизики – время единого и единственного, соразмерного человеку мира. Но возникшие в ХХ в. микро-, мега-, виртуальные, параллельные и другие возможные миры – факт, с которым нельзя не считаться. Они действительно возможны, ибо реальны. В том смысле, что открытые, окликнутые, созданные человеком, они могут существовать без него. Объективно. И действуя на нас, трансформируя, вовлекать в себя, так что виртуальная реальность (ВР) становится реальностью виртуального (РВ), хотя за исключением породившего нас, они не бытийны, ибо человек как целостное существо в них «не вмещается». В них можно действовать, но не жить. С появлением возможных миров реальность перестала совпадать с бытием. В этом принципиальный смысл «всех революций» ХХ в. и причина перехода к постметафизическому отсчету времени в философии. Бытие – такая реальность, в которой сохраняется тождественность сущего самому себе. Для нас – это Dasein («это», данное, определенное, человеческое бытие). Любое сущее имеет «горизонт бытия» как свою подвижную границу, нарушая которую – трансгрессируя, оно исчезает. Остальные миры для него реальны, но они – иные. «Пусты/ня/е реальности» (С. Жижек). Реальные ничто.

Помимо прямых идеологов иного, больше всего озабоченных «дискриминацией компьютерного интеллекта» и трактующих человека как «переходное состояние» к нему, на философско-мировоззренческом фронте отмечаются попытки совершить «переворот миров», сделав это скрытно, незаметно, в том числе от себя, и перепутывая бытие с небытием, присвоить статус «первого», «нормального», «константного» – цифрровым и виртуальным – Сети. Придать ей статус Матрицы. Публикуются тексты с заголовками типа: «Иносознание», «Книга как чужой», «Сам как другой» и т. п., где иным объявляется живой социально-исторический человек, его предметная среда и неинформационная духовная культура. Люди – иные, а нелюди – настоящие. Тот же Славой Жижек пишет о границе, которая отделяет сегодня «дигитализованный первый мир от пустыни Реального третьего мира», хотя одновременно критикует Запад за его пустоту. Нельзя также исключить, что не найдутся теоретизаторы, способные проблематику другого, как она рассматривается в диалоговых подходах, в бахтиноведении и в философии альтруизма, когда «другой» – свой, отождествить с иным, как чужим. Подобную путаницу, бессознательные перверсии и сознательные подмены надо видеть и раскрывать. При этом не стоит торопиться принимать абстрактно-логические возможности за реально свершившиеся события – временная аберрация, обычно аранжируемая праздноумием и риторикой. Задача «философии людей», реалистов, а не пост(транс)модернистов, гуманистов, а не трансгуманистов – искать и обсуждать стратегию своего выживания.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.