Кто Вы, маэстро Михалков?

Кто Вы, маэстро Михалков?

(К юбилею)

Ах, как приятно перемыть косточки известному всей стране человеку! В обычное время делать это не позволяют правила приличия, но сейчас особый случай – юбилей, промежуточный результат, черта, отделяющая сделанное от того, что будет делаться дальше. Подведение имеющихся итогов – необходимость для юбиляра. Удобный повод остановиться на минуту, осмыслить пройденный путь, суммировать успехи и неудачи, стараясь понять причины тех и других, взглянуть на себя взыскательным внутренним взором. Как тут и нам не присоединиться к этому анализу, но уже извне? Надо поучаствовать в нем, а значит, и слегка посудачить – здесь это будет оправданно.

Да, Никите Сергеевичу Михалкову 60 лет. Рубеж весьма серьезный, на котором достигается полная зрелость ума и чувств, и в то же время сохраняются еще силы для их использования. Попробуем же с помощью нашего «наружного наблюдения» угадать, с чем он подошел к этому рубежу и в каком направлении шагает дальше.

Читатель может сказать: а зачем, не проще ли спросить об этом самого юбиляра? Неужели он отказал бы в интервью?

Наверное, не отказал бы. Но вот я представляю, как задаю ему вопросы и, вы знаете, – предвижу, что он на них будет отвечать. И, слыша эти ответы, чувствую, как во мне поднимается Станиславский: «Не верю!» Не так прост Никита Михалков, чтобы выворачивать наизнанку свою душу перед журналистами. Конечно же, не все он скажет, о чем думает, тем более что еще сам многое до конца недодумал. Наверняка он уже вглядывается в то пространство, которое простирается за чертой с цифрой 60, и связывает с ним определенные упования, спугнуть которые так легко выбалтыванием. Разве мало у него врагов, которым откровения относительно его планов помогут сорвать их осуществление? Он знает, что их много, и в своих ответах журналистам постарается усыпить их бдительность. Нет, лучше уж мы попытаемся сами его «вычислить».

Правда, это довольно трудно. Несложно идентифицировать только стереотип, а Михалков – штучное изделие. К сожалению, не я придумал этот прекрасный эпитет, а Ширвиндт, который отнес его к Вере Васильевой, но тут он очень к месту. Такие, как Михалков, с конвейера не сходят, это собранный вручную 550-сильный «Бугатти». И понять, на что расходуется эта повышенная мощность, с помощью стандартной логики невозможно.

Ее обманчивость в применении к этому человеку становится очевидной, если вспомнить его карьеру и то, как она воспринималась публикой. В возрасте восемнадцати лет он снялся в фильме «Я шагаю по Москве» и сразу стал кинозвездой, причем того амплуа, которое составляет предел мечтаний начинающего актера – амплуа молодого красавца. Такие покорители дамских сердец всех поколений наших кинозрителей, и теперь казалось, что предшествующего сменяет очередной Рудольфо Валентино. И Михалкову ничего не стоило стать им, нужно было лишь соглашаться сниматься в этом амплуа. Но ожидания поклонников и поклонниц не сбылись – он пошел по другому пути и начал сам снимать фильмы.

Почему же он не вошел в распахнутую перед ним дверь, ведущую в блистающее царство гарантированной славы, а свернул в длинный коридор ничего заранее не обещающей, напряженной, полной нервотрепки рутинной работы с капризными актерскими коллективами? Ведь там на каждом шагу тебе норовят подставить подножку цензоры и идеологи, там нужно доводить себя почти до инфаркта, отстаивая сцены, которые тебе велят вырезать и которые почему-то оказываются для тебя самыми дорогими.

Объяснение я вижу только в одном: Михалков принадлежит к тем натурам, которым недостаточно просто жить, а необходимо знать, для чего они живут. А чтобы понять это, надо внимательно вглядеться в сам феномен жизни, сравнить между собой разные варианты ее прохождения и пофилософствовать над ними.

И он стал воспроизводить разные способы жить на экране, глядеть на них со стороны и делать для себя какие-то выводы. Это была полемика с самим собой и с теми людьми, которые предлагали ему свою оценку жизненных реалий. Скажем, в фильме «Родня» я явственно вижу его спор со старшим братом, снявшим в Америке ленту об «идиотизме деревенской жизни», о людях из глубинки, приехавших к родственникам в город и выглядящих на их фоне дикарями. В «Родне» же все прямо противоположно: деревенская гостья не только показывает себя в духовном плане много выше городских родственников, но и проявляет практическую мудрость, помогающую им решить свои проблемы. Так или нет?

Если представление о фильмах Михалкова как о рефлексии правильно, то именно в них следует искать ключик к разгадке этой личности. Тогда уже само название его фильма может многое прояснить: ведь при таком подходе оно не может быть случайным. И наилучшей зацепкой представляется мне название картины «Свой среди чужих, чужой среди своих». То, что это знаковое для Михалкова название, подтверждается тем, что, начав недавно издавать журнал, он назвал его «Свой», опустив для краткости последующие слова, но, несомненно, подразумевая их. Конечно же, Михалков относит их не только к герою фильма, но и к самому себе.

В каком смысле надо это понимать? Думаю, сам Михалков нашел ясный ответ на этот вопрос не сразу, а лишь через пять лет и выразил его художественными средствами в, может быть, самом проникновенном из своих фильмов – «Несколько дней из жизни Обломова» (между прочим, это был любимый фильм его матери).

Эта картина очень важна для расшифровки сущности нашего юбиляра по той причине, что она приоткрывает нам предмет его любви, а известно, что где любовь человека, там и весь он. Она потому проникновенна, что любовь Ильи Ильича Обломова есть любовь Никиты Сергеевича Михалкова, а значит в ней нет ни тени фальши. Что же они оба так сильно любят?

Ответить можно одним-единственным словом, но оно мало кому что-то объяснит. Слово это – Россия. Услышав его, многие спросят: а что это такое? И тут же начнутся и распря, и раскол, и взаимные обвинения.

Но не будем заменять это слово другим. Тот, кто любит Россию, знает, что она такое, а тому, кто не любит, этого все равно не объяснить. «Не поймет и не заметит гордый взор иноплеменный, что сквозит и тайно светит в наготе твоей смиренной», как сказал Тютчев. Гордым иноплеменником может оказаться здесь и свой по крови, и среди этих формальных своих Михалков может чувствовать себя чужим.

В своем восприятии понятия «Россия» люди делятся на две категории. Для одних это конкретное государство с политическими и общественными институтами, народным хозяйством и т. д. Нравится им это государство – значит они любят Россию, не нравится – значит не любят. Для других, если исключить из рассмотрения государственный строй и его политику, останется не пустое место, а нечто вполне реальное, и это и будет Россия. Они не смогут объяснить, что это такое, но это-то необъяснимое они и любят больше всего.

Обломов, не отдавая себе в этом отчета, любил именно саму Россию, этот вид с холма, на котором стояла его отцовская усадьба, клен под окнами, эти кусты бузины у забора. Он был уязвлен этой любовью с детства, с тех дней, когда кормилица подносила его к иконам. И он не хотел отрываться от России, не поехал за Штольцем за границу, не поддался его уговорам заняться общественной деятельностью.

Михалков – родственная ему душа. У него тоже есть отцовская усадьба с особенными, не произрастающими в нашем климате деревцами, при взгляде на которые в сердце возникает святой для него образ главного человека его жизни, его матери, передавшей ему эстафетную палочку любви, которую он с тех пор и несет. И как он был бы счастлив, парясь по субботам в баньке, а потом душевно общаться за рюмкой наливки, рецепт которой придумала Наталья Петровна! Но жизнь стала более жестокой, чем при Обломове, и сказала ему: «Ничего этого у тебя не будет, если ты не станешь Штольцом».

Никита Михалков – это Илья Обломов, вынужденный стать Андреем Штольцем. Вынужденность видна в том, что он ведет себя не совсем так, как вел бы природный Штольц. В киноролях он безупречен, а в этой взятой на себя по необходимости жизненной роли то недоигрывает, то переигрывает. В этом качестве он должен быть своим среди чужих, но это у него не всегда получается. Исключительно добрый и любвеобильный по натуре человек, он заставляет себя быть жестким, как Штольц, и часто перегибает палку, обижая людей в таких ситуациях, где настоящий Штольц решил бы вопрос дипломатично и мирно.

Но пути назад у него нет. После всех поворотов и зигзагов он вышел на финишную прямую, найдя наконец ответ на вопрос, для чего он живет: чтобы служить России. И стал кинопродюсером. Теперь его цель – возрождение великого русского кинематографа, искусства, которое и по сей день остается для нашего народа важнейшим. И тут ему и дальше придется быть Штольцом, может, даже в большей степени, чем прежде, и он будет наживать новых врагов, но это – судьба. Это твоя судьба, дорогой наш юбиляр, а от судьбы не уйдешь. А если мы правильно тебя поняли и этим «засветили» перед «чужими» и они начнут ставить тебе палки в колеса, то, что ж, будем помогать тебе с ними управиться.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.