с) Отчуждение собственности
с) Отчуждение собственности
§ 65
Я могу отчуждать от себя свою собственность, так как она моя лишь постольку, поскольку я в нее вкладываю свою волю, – так что я отставляю от себя свою вещь как бесхозяйную (derelinquere) или предоставляю ее для владения воле другого, – но я могу это сделать лишь постольку, поскольку сама вещь по своей природе есть нечто внешнее.
Прибавление. Если давность есть отчуждение с не прямо выраженной волей, то истинное отчуждение есть волеизъявление, что я отныне не хочу рассматривать вещь как мою. Все в целом может рассматриваться еще и так, что отчуждение есть истинное овладение вещью. Непосредственное вступление во владение есть первый момент собственности. Собственность приобретается также и посредством потребления, и третий момент есть единство этих двух моментов, есть овладение посредством отчуждения.
§ 66
Неотчуждаемы поэтому те блага или, вернее, те субстанциальные определения, и также не погашаются давностью права на те субстанциальные определения, которые составляют собственнейшую мою личность и всеобщую сущность моего самосознания, равно как {90}неотчуждаема и моя личность вообще, моя всеобщая свобода воли, нравственность, религия.
Примечание. Что то, чт? дух есть согласно своему понятию или в себе, он представляет собою также и в наличном бытии и для себя (следовательно, личность, способная обладать собственностью, обладает также и нравственностью, религией), – эта идея есть само его понятие (как causa sui, т.е. как свободная причина, он есть нечто такое, cujus natura non potest concipi nisi existens (чья природа не может быть представляема иначе, как существующая) (Спиноза, «Этика», стр. 1, опред. 1). Именно в этом понятии, согласно которому он есть то, чт? он есть, лишь через себя самого и как бесконечное возвращение в себя из природной непосредственности своего наличного бытия, – в этом именно понятии и заключается возможность антагонизма между тем, чт? он есть лишь в себе, a не также и для себя (§ 58), и между тем, чт? он, наоборот, есть лишь для себя, а не в себе (в воле – злое); в том же заключается возможность отчуждения личности и ее субстанциального бытия – происходит ли это отчуждение бессознательно или с ясно выраженным намерением. – Примерами отчуждения личности служат рабство, крепостничество, неспособность обладать собственностью, несвобода в овладении этой собственностью и т.д.; отчуждение разумности интеллекта, морали, нравственности, религии происходит в суеверии, в признании за другими авторитета и правомочия определять за меня и предписывать мне, какие поступки я должен совершать (когда кто-нибудь определенно нанимается на грабеж, убийство и т.д. и на возможность преступления), чт? я должен считать долгом совести, религиозной истиной, и т.д. – Право на такое неотчуждаемое не теряется вследствие давности, ибо акт, посредством которого я вступаю во владение моей личностью и субстанциальной сущностью, акт, посредством которого я сделал себя правоспособным и вменяемым, моральным, религиозным, изъемлет эти определения из той внешней сферы, которая одна лишь и сообщала им способность быть владением другого. Со снятием внешности отпадают определения времени и все те основания, которые могут быть заимствованы из моего прежнего согласия или попустительства. Это мое возвращение в себя самого, посредством чего я себя делаю существующим как идея, как правовое и моральное лицо, снимает прежнее отношение и прежнюю несправедливость, которую я и другой совершили в отношении моего понятия и разума тем, что позволяли обращаться и обращались с бесконечным существованием самосознания как с чем-то внешним, – Это мое возвращение в себя вскрывает {91}противоречие, заключающееся в том, что я отдал другим во владение мою правоспособность, мою нравственность, мою религиозность, т.е. именно то, чем я сам не владел, и чт? с той поры, как начинаю владеть им, по существу уже существует лишь как мое, а не как нечто внешнее.
Прибавление. В природе вещей заключается абсолютное право раба добывать себе свободу; в природе же вещей лежит, что если кто-нибудь запродал свою нравственность, нанявшись на грабеж и убийство, то этот договор сам по себе не имеет никакой силы, и каждый обладает правом расторгнуть его. Точно так же обстоит дело с передачей моей религиозности священнику, являющемуся моим духовником, ибо такие интимные вопросы человек должен решать лишь сам с собою. Религиозность, часть которой отдается в руки другого, уже не есть религиозность, ибо дух един и он должен обитать во мне; мне должно принадлежать объединение в-себе- и для-себя-бытия.
§ 67
Отдельные произведения моих особенных, телесных и духовные умений и ограниченное во времени пользование ими и моими возможностями деятельности я могу отчудить другому, так как они вследствие этого ограничения получают внешнее отношение к моей целостности и всеобщности. Отчуждением же посредством работы всего моего конкретного времени и целокупности моей продукции я сделал бы собственностью другого лица то, чт? в них субстанциально, мою всеобщую деятельность и действительность, мою личность.
Примечание. Здесь перед нами такое же отношение, какое мы видели выше, в § 61, между субстанцией вещи и ее пользованием; подобно тому как последнее отлично от первой лишь постольку, поскольку оно ограничено, точно так же и пользование моими силами отлично от них самих, и, следовательно, от меня лишь постольку, поскольку оно количественно ограничено: целостность проявления какой-нибудь силы есть сама эта сила; целостность акциденций – сама субстанция; целостность обособлений – само всеобщее.
Прибавление. Указанное здесь различие представляет собой то различие, которое имеется между рабом и современной домашней прислугой или поденщиком. Афинский раб имел, может быть, более легкие обязанности и более духовную работу, чем обыкновенно наша прислуга, и все же он был рабом, потому что весь объем его деятельности был отчужден господину.{92}
§ 68
Своеобразное в духовной продукции может, благодаря способу его проявления, непосредственно перейти в такую внешность некоей вещи, которая теперь может быть точно так же произведена и другими, так что с ее приобретением теперешний собственник, помимо того, что он этим может присвоить сообщенные мысли или техническое изобретение (каковая возможность частью – в литературных произведениях – составляет единственное определение и ценность приобретения), делается вместе с тем владельцем общего приема и способа такого обнаружения и многообразного производства подобных вещей.
Примечание. В произведениях искусства форма воплощения мысли во внешнем материале представляет собою в качестве вещи в столь выдающейся степени своеобразие произведшего его индивидуума, что подражание такому произведению есть по существу продукт собственного духовного и технического умения. В литературном произведении и также в техническом изобретении форма, благодаря которой они суть внешние вещи, представляет собою нечто механическое, – в первом потому, что мысль дана в нем лишь в ряде разрозненных абстрактных знаков, а не в конкретных образах, во втором потому, что оно вообще имеет механическое содержание. Способ воспроизведения таких вещей как вещей принадлежит поэтому к числу обычных умений. – Между этими крайностями, между произведением искусства и ремесленной продукцией имеются, впрочем, промежуточные формы, которые имеют в себе больше то от одного, то от другого.
§ 69
Так как приобретатель такого продукта обладает полнотой потребления и стоимости экземпляра как единичного, то он – полный и свободный собственник его как единичного, хотя автор произведения или изобретатель технического аппарата и остается собственником общего способа размножения этих продуктов и вещей; самого способа он непосредственно не отчудил и может сохранить его за собою как своеобразное проявление.
Примечание. В авторском и изобретательском праве следует искать субстанциального не в том, что автор или изобретатель при отчуждении отдельного экземпляра ставит произвольное условие, чтобы переходящая вместе с тем во владение другого возможность производить в качестве вещей данные продукты не стала бы собственностью другого, а осталась бы собственностью изобретателя. {93}Первый вопрос, который следует поставить, заключается в том, допустимо ли в понятии такое отделение собственности на вещь от данной вместе с последней возможности также и производить ее и не упраздняет ли такое разделение полную свободную собственность (§ 62), – и уже только после решения этого вопроса в утвердительном смысле можно сказать, что от произвола первого духовного производителя зависит, оставит ли он за собою эту возможность или отчудит как некую ценность, или не будет придавать никакой цены ей самой по себе и вместе с отказом от единичной вещи откажется также и от нее. Своеобразие этой возможности состоит именно в том, что она представляет собою в вещи ту сторону, с которой вещь есть не только предмет владения, но также и имущества (см. ниже § 170 и сл.); это имущество заключается в том особом способе внешнего употребления, которое делается из вещи, и это употребление отлично и отделимо от употребления, к которому вещь непосредственно предназначена (оно не есть, как обыкновенно это выражают, accessio naturalis (естественное приращение) подобно foetura). Так как это отличие имеет место в том, что по природе своей делимо, во внешнем употреблении, то оставление за собою одной части при отчуждении другой части потребления не есть сохранение за собою права собственности без utile. Чисто отрицательным, но вместе с тем наипервейшим поощрением наук и искусств является принятие мер, имеющих своей задачей обеспечить ученых и художников от воровства и оказать покровительство их собственности, подобно тому как наипервейшим и наиважнейшим поощрением промышленности было обеспечение их от разбоя на большой дороге. – Впрочем, так как продукты духовной работы отличаются тем определением, что они воспринимаются другими индивидуумами и усвояются их представлением, памятью, мышлением, и проявления этих индивидуумов, посредством которых они, в свою очередь, также превращают выученное ими (ибо «выучить» не означает только с помощью памяти выучить наизусть слова – мысли других могут быть восприняты лишь посредством мышления, и последующее размышление есть также обучение) в отчудимую вещь, обладают какой-нибудь своеобразной формой, то они могут рассматривать как свою собственность возникающее благодаря этому достояние и требовать для себя права на такие произведения. Насаждение наук вообще, и определенное дело преподавания в частности, представляют собою по своему назначению и выполняемой в них обязанности (определеннее всего это сказывается в положительных науках, в учении той или иной церкви, в юриспруденции и т.п.) повторение твердо установленных, вообще уже {94}высказанных и воспринятых извне мыслей; следовательно, то же самое представляют собою сочинения, имеющие своей целью это учебное дело и насаждение и распространение наук. Нельзя указать точное определение, которое установило бы, в какой мере особая форма, получающаяся в этих повторяющихся высказываниях, превращает или не превращает сокровищницу научных знаний и, в особенности, мысли тех других ученых людей, которые еще сохранили за собою внешнюю собственность на продукты своего духовного творчества, в специальную духовную собственность воспроизводящего лица, – одним словом, нельзя указать в точном определении и, следовательно, нельзя установить юридически в особом законе, в какой мере такое повторение в литературном произведении является плагиатом. Плагиат должен был бы поэтому быть делом чести, и последняя должна была бы удерживать от него. – Законы против перепечаток достигают поэтому своей цели – юридического обеспечения собственности автора и издателя, в определенной, но очень ограниченной мере. Легкая возможность намеренно изменить кое-что в форме или придумать крохотное видоизменение в огромной науке, во всесторонней теории, являющейся творением другого, и даже одна невозможность дословной передачи мысли высказавшего ее первым при устном изложении воспринятого приводят не только к осуществлению тех особых целей, для которых оказывается нужным такое повторение, но также и к бесконечно многообразным изменениям, которые налагают на чужую собственность более или менее поверхностную печать своего; это ясно показывают сотни и сотни компендиев, извлечений, хрестоматий и т.д., арифметики, геометрии, назидательные произведения и т.д., это показывает также и тот факт, что всякая новая мысль об издании критического журнала, альманаха, энциклопедического словаря, и т.д. тотчас же может быть повторена под тем ли или несколько измененным названием и может быть, вместе с тем, отстаиваема как нечто своеобразное. Благодаря этому выгода, которой автор ожидает от своего произведения или изобретательный предприниматель от своей новой мысли, превращается в ничто, и одни они или все вместе разоряются. – Что же касается влияния чувства чести на предотвращение плагиата, удивительно то, что мы больше уже не слышим выражения: плагиат или ученое воровство; надо, значит, полагать, что либо чувство чести оказало свое действие, покончило с плагиатом, либо плагиат перестал быть противным чести, и чувство этой противности исчезло, либо, наконец, крохотная выдумка и изменение внешней формы ставит себя так высоко, считает {95}себя столь оригинальным продуктом самостоятельной мысли, что мысль о плагиате не приходит даже в голову.
§ 70
Целостный охват внешней деятельности, жизнь не есть нечто внешнее по отношению к личности, так как последняя есть именно эта целостность и такова непосредственно. Отчуждение жизни или пожертвование ею есть скорее нечто противоположное наличному бытию этой личности. Я поэтому вообще не имею права на это отчуждение, и лишь некая нравственная идея, в которой эта непосредственно единичная личность в себе растворилась и которая есть ее действительная сила, имеет на это право, так что подобно тому, как жизнь как таковая непосредственна, так и смерть есть ее непосредственная отрицательность и поэтому должна быть получена или извне, как естественное явление природы, или от чужой руки, на службе идее.
Прибавление. Единичная личность есть во всяком случае, нечто подчиненное, которое должно посвятить себя нравственному целому. Поэтому, если государство требует жизни, то индивидуум должен отдать ее; но имеет ли человек право себя лишить жизни? Можно ближайшим образом рассматривать самоубийство как храбрость, но как дурную храбрость портных и служанок. Затем оно может рассматриваться как несчастье, так как к нему приводит душевный разлад. Главный вопрос однако в том, имею ли я на это право? Ответ будет гласить: я как этот индивидуум не являюсь хозяином моей жизнью, ибо целостный охват деятельности, жизнь, не есть нечто внешнее по отношению личности, которая сама непосредственно представляет собою эту целостность. Если поэтому говорят о праве, которое личность имеет на свою жизнь, то это – противоречие, ибо это означало бы, что лицо имеет право на себя. Но оно этого не имеет, ибо оно не стоит выше себя и не может само себя судить. Если Геркулес сжег себя, если Брут бросился на свой меч, то это – поведение героя по отношению к своей личности; но когда вопрос ставится о простом праве убивать себя, то мы должны отказать в нем и героям.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.