(γ) Мысль об организме

(?) Мысль об организме

(??). Органическое единство.

Таким именно образом в органическом вообще теряется представление закона. Закон хочет постигнуть и выразить противоположность как покоящиеся стороны, а также присущую им определенность, которая составляет их взаимоотношение. Внутреннее, которому принадлежит являющаяся всеобщность, и внешнее, которому принадлежат части покоящегося образования, должны были бы составлять соответствующие друг другу стороны закона, но, будучи разъединены указанным образом, они теряют свое органическое значение; и в основании представления закона лежит именно то, что обе его стороны обладали бы для себя сущей равнодушной устойчивостью, а соотношение распределилось бы в них как двойная, друг другу соответствующая определенность. Каждая сторона органического, напротив, сама по себе есть простая всеобщность, в которой растворены все определения, и движение этого растворения.

Вникнем в отличие этого законоустановления от прежде указанных форм, и мы полностью выясним его природу. А именно, если мы оглянемся назад на движение воспринимания и рассудка, рефлектирующегося в себя в этом движении и определяющего тем самым свой предмет, то при этом рассудок в своем предмете не имеет перед собою соотношения этих абстрактных определений, всеобщего и единичного, существенного и внешнего, а сам есть переход, для которого этот переход не становится предметным. Здесь, напротив того, органическое единство, т. е. именно соотношение названных противоположностей, — а это соотношение есть чистый переход, — само есть предмет. Этот переход в своей простоте есть непосредственно всеобщность; и так как она входит в различие, отношение которого должен выразить закон, то его моменты являются как бы общими предметами этого сознания, и закон гласит, что внешнее есть выражение внутреннего. Рассудок здесь овладел мыслью самого закона, тогда как прежде он только вообще искал законы, а моменты их представлялись ему как определенное содержание, а не как мысли законов. — Что касается содержания, то здесь, следовательно, должны получиться не такие законы, которые лишь спокойно придают различиям, обладающим одним только бытием, форму всеобщности, а законы, которые непосредственно в этих различиях имеют также беспокойство понятия и, следовательно, вместе с тем необходимость соотношения сторон. Но так как именно предмет, органическое единство, непосредственно соединяет бесконечное снимание или абсолютную негацию бытия с покоящимся бытием, а моменты по существу составляют чистый переход, то таких сущих сторон, как те, которые требуются для закона, не оказывается вовсе.

(??) Снятие закона.

Чтобы получить такие стороны, рассудок должен держаться другого момента органического отношения, а именно рефлектированности органического наличного бытия в себя самого. Но это бытие рефлектировано в себя столь совершенно, что у него те остается никакой определенности по отношению к другому. Непосредственное чувственное бытие непосредственно составляет одно с определенностью как таковой и выражает поэтому некоторое имеющееся в нем качественное различие, как, например, синее по отношению к красному, кислое по отношению к щелочному и т. д. Но возвратившееся в себя органическое бытие совершенно равнодушно к другому, его наличное бытие есть простая всеобщность и отказывает наблюдению в постоянных чувственных различиях, или, что то же самое, обнаруживает свою существенную определенность лишь как смену сущих определенностей. Поэтому различие как сущее различие выражается именно в том, что оно есть различие равнодушное, т. е. в качестве величины. Здесь, однако, понятие погашено и необходимость исчезла. — Но содержание и заполнение этого равнодушного бытия, смена чувственных определений, соединенных простотой некоторого органического определения, вместе с тем выражают в таком случае, что у этого содержания нет именно названной определенности — определенности непосредственного свойства, и качественное, как мы видели выше, сводится только к величине.

Итак, хотя уже в самом предметном, постигаемом как органическая определенность, заключается понятие, и этим оно отличается от того, что существует для рассудка, занимающего чисто воспринимающую позицию при постигании содержания своих законов, — тем не менее указанное постигание [органической определенности] целиком впадает обратно в принцип и манеру лишь воспринимающего рассудка, потому что постигаемое применяется в качестве моментов некоторого закона, ибо благодаря этому оно сохраняет модус устойчивой определенности, форму непосредственного свойства или покоящегося явления, принимается, далее, в определение величины, и природа понятия оказывается подавленной. — Замена просто воспринимаемого рефлектированным в себя, просто чувственной определенности — органической определенностью вновь теряет, таким образом, свою ценность, и именно потому, что рассудок еще не снял законоустановления.

Приведем несколько примеров, касающихся этой замены; допустим, что нечто, что для восприятия есть животное с крепкими мышцами, определяется как животный организм с высокой степенью раздражимости, или то, что для восприятия есть состояние большой слабости, определяется как состояние высокой степени чувствительности или, если угодно, как ненормальная «аффекция», а именно некоторое «потенцирование» ее (выражения, которые вместо того, чтобы перевести чувственное в понятие, переводят его на онемеченную латынь). Тот факт, что у животного крепкие мышцы, может быть выражен рассудком и так, что животное обладает большой мышечной силой, подобно тому как большая слабость может быть названа незначительной силой. Определение через раздражимость обладает перед определением, говорящим о силе, тем преимуществом, что последняя выражает неопределенную рефлексию в себя, а первая — определенную (ибо специфическая сила мышцы есть именно раздражимость), и перед определением, говорящим о крепких мышцах, обладает тем преимуществом, что, как уже и в силе, здесь также содержится рефлексия в себя. Подобным же образом слабость, или незначительная сила, органическая пассивность, определенно выражается через чувствительность. Но если эта чувствительность взята и фиксирована для себя таким образом, а также связана с определением величины и противоположна как большая или меньшая чувствительность большей или меньшей раздражимости, то каждая из них полностью низведена в чувственную стихию и до обычной формы свойства, а их соотношение есть не понятие, а, напротив, величина, к которой теперь сводится противоположность, становясь безмысленным различием. Хотя этим устраняется неопределенность таких выражений, как сила, крепость, слабость, но зато начинается теперь столь же пустое и неопределенное блуждание в противоположностях более высокой и более низкой степени чувствительности, раздражимости, в их повышении и понижении друг в друге и друг к другу. Как крепость и слабость суть совершенно чувственные, безмысленные определения, так и большая или меньшая чувствительность, раздражимость есть безмысленно постигнутое и столь же [безмысленно] выраженное чувственное явление. Не понятием были заменены прежние не содержащие понятия выражения, а крепость и слабость были заполнены определением, которое, будучи взято только для себя, покоится на понятии и имеет его своим содержанием, но полностью теряет это происхождение и этот характер. — Следовательно, благодаря форме простоты и непосредственности, форме, в которой это содержание делается стороною закона, и благодаря величине, которая составляет стихию различия таких определений, сущность, сущая и установленная первоначально как понятие, сохраняет модус чувственного воспринимания и остается столь же далекой от познавания, как и в определении через крепость и слабость силы или в определении по непосредственным чувственным свойствам.

(??) Органическое целое; его свобода и определенность.

Теперь остается еще рассмотреть, что такое внешнее органического, взятое только для себя, и как в нем определяется противоположность его внутреннего и внешнего, подобно тому как прежде было рассмотрено внутреннее целого в соотношении с его собственным внешним.

Внешнее, рассматриваемое само по себе, есть формообразование вообще, система жизни, расчленяющейся в стихии бытия, и в то же время — по существу бытие органической сущности для некоторого «иного»: предметная сущность в своем для-себя-бытии. — Это «иное» выступает прежде всего как ее внешняя неорганическая природа. Если рассматривать то и другое в соотношении с законом, то, как мы видели выше, неорганическая природа не может составить сторону закона по отношению к органической сущности, потому что последняя есть в то же время просто для себя и находится во всеобщем и свободном соотношении с неорганической природой.

Но если точнее определить отношение этих обеих сторон применительно к самому органическому образованию, то окажется, что последнее одной стороной обращено к неорганической природе, а с другой стороны — рефлектировано для себя и в себя. Действительная органическая сущность есть средний термин, который соединяет для-себя-бытие жизни с внешним вообще или с бытием-в-себе. — Но крайний термин — для-себя-бытие — есть внутреннее как бесконечное «одно», которое возвращает в себя моменты самого образования из их устойчивого существования и связи с внешним, — оно есть то, что, не имея содержания, сообщает себе свое содержание в образовании, а в образовании выступает как его процесс. В этом крайнем термине как простой негативности или чистой единичности органическое располагает своей абсолютной свободой, благодаря которой оно равнодушно к бытию для другого и к определенности моментов образования и находится в безопасности. Эта свобода есть в то же время свобода самих моментов, она есть их возможность являться и быть постигнутыми в качестве налично сущих, и так же, как по отношению к внешнему, они в ней освобождены и равнодушны и друг к другу; ибо простота этой свободы есть бытие или их простая субстанция. Это понятие или чистая свобода есть одна и та же жизнь, в какую бы многообразную игру ни были вовлечены форма или бытие для другого; этот поток жизни равнодушен к тому, какие мельницы он приводит в движение. — Теперь нужно отметить, во-первых, что это понятие здесь надо понимать не так, как раньше, при рассмотрении внутреннего в собственном смысле в его форме процесса, или развития его моментов, а в его форме в качестве простого внутреннего, которое составляет чисто всеобщую сторону по отношению к действительной живой сущности, или в качестве стихии устойчивого существования сущих членов формы, ибо здесь мы рассматриваем эту последнюю, и в ней сущность жизни есть в качестве простоты устойчивого существования. Во-вторых, бытие для другого или определенность действительного формообразования, взятая в этой простой всеобщности, которая составляет ее сущность, есть столь же простая всеобщая нечувственная определенность и может быть только той определенностью, которая находит свое выражение в числе. — Оно есть средний термин формы, связывающий неопределенную жизнь, с действительной жизнью, простой, как эта последняя, и как она определенный. То, что применительно к первому, к внутреннему, было бы числом, внешнее должно было бы выразить на свой лад как многообразную действительность, как образ жизни, цвет и т. д., вообще как все множество различий, которые развиваются в явлении.

Если обе стороны органического целого (одна — внутреннее, а другая — внешнее, так что каждая из них в свою очередь имеет у себя некоторое внутреннее и внешнее) сравнить по их обоюдному внутреннему, то внутреннее первой стороны представляло собой понятие как непокой абстракции; а вторая сторона имеет обоим внутренним покоящуюся всеобщность и в ней также покоящуюся определенность, число. Если поэтому первая сторона (так как в ней понятие развивает свои моменты), введенная в заблуждение видимостью необходимости соотношения, обещала законы, то вторая тотчас же отрекается от этого, когда число оказывается определением одной стороны ее законов. Ибо число есть именно полностью покоящаяся, мертвая и равнодушная определенность, у которой угасло всякое движение и соотношение и которая разрушила мост к тому, что есть живого в побуждениях, в образе жизни и в прочем чувственном наличном бытии.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.