Ебать ту Люсю

Ебать ту Люсю

10 июля, 2009

Надцатого мартобря, ближе к осени, в один далеко не прекрасный день, в ужасный час, в скорбную минуту, простой российский пенсионер, обитатель Нерезиновой, подняв голову от счетов за свет и квартиру, шаркающей некавалерийской походкой дошёл до кухни, преклонил колени перед духовкой, включил газ и, кряхтя, сунул туда седую голову. Дышать вонючим газом было противно, и к тому же и помогало от жизни слабо. Пришлось потерпеть минут пять без малого — и это ещё спасибо слабенькому здоровьичку.

В тот же самый день, час и даже минуту, — если перевести время на московское, — когда пенс испустил дух, скандально известный бизнесмен российского происхождения, расположившийся на отдыхе в своём испанском доме, зачем-то пустил себе пулю в голову. Эта смерть наступила мгновенно.

Он, разумеется, не знал, что как раз в тот самый момент некий весьма уважаемый специалист в специфической области знаний, между прочим, профессор, капнул себе в стопку бесцветной жидкости из пузырька, разбавил это дело водкой и выпил за упокой. Упокоился он секунд через десять.

Тогда же, с разницей минуты в полторы, известный политический деятель, неумело перекрестившись, спрыгнул с табурета. Верёвка выдержала, но петля была сделана небрежно и шейные позвонки не сломались. Умирать пришлось от удушья — медленно и негигиенично.

Несколько ранее, на другой стороне земшара, ещё один человек отправил свою душу в последний путь, проломив бампером «крайслера» ограждение моста. Также пострадали двое рабочих, которые были вообще ни при чём.

Приблизительно в это же самое время захлебнулся собственной рвотой культурно отдыхающий мужичок, утомившийся от водки и прилёгший в канаву отдохнуть. По милицейским понятиям суицидом здесь и не пахло, но небесная канцелярия имеет на сей счёт иное мнение — смерти, связанные с крепким алкоголем, считаются самоубийствами. Поэтому отлетевшая душа тихого пьянчужки была направлена соответствующими инстанциями всё по тому же проторённому маршруту.

Самоубийство на Небесах считается серьёзным происшествием и проходит по категории «сознательное отвержение Творения Божьего», что подпадает под по статью 205 УК Царствия Небесного. Подняв документы, соответствующие инстанции выяснили, что все пятеро имели между собой нечто общее — а именно, совместно получали среднее образование. Что попахивало совсем уж нехорошим — то ли сговором (а это уже двести восьмая УК ЦН), то ли одновременно подхваченным мнемовирусом. Дело заинтересовало вышестоящих. После недолгой бюрократической переписки и пары консультаций было принято решение передать дело на особый контроль младшему подархангелу Стрекозелю.

Стрекозель подошёл к делу ответственно и решил начать расследование с допроса виновных.

Виновные, по свидетельству приёмщиков душ, держались неплохо — не бузили, не впадали в раж, и даже не особо интересовались своей дальнейшей участью. Увы, первый же просмотр душ на просвет показал, что причиной тому — не сила духа, а многолетняя депрессия, не излеченная даже смертью, этой великой исцелительницей всех скорбей земных.

Дело сдвинулось с мёртвой точки: по крайней мере, стала ясна причина, побудившая каждого расстаться с жизнью. Непонятной оставалась самая малость — причина этой причины. Так как подробный просмотр кармических записей каждого показал, что жизнь покойники прожили очень разную, и как минимум трое из шестерых, что называется, добились успеха.

Младший подархангел решил начать с самого неудачливого, оставив твёрдые орешки на потом. Поэтому первым в его астральный кабинет доставили пенсионера из духовки.

— Я жил фигово, — объяснил он причины своего поступка, — мне никогда не везло. Сейчас, кажется, опять не подфартило. Нет бы машина сбила, так бы я в рай прямиком въехал. Ну ладно, тащите меня в ад, чего уж теперь-то…

— Прежде чем вы получите своё наказание, — остановил его Стрекозель, — мы должны узнать причину, по которой вы решились на столь прискорбное деяние. Поверьте, — добавил он, добавив в голос подархангельской кротости, — вам лучше сотрудничать со следствием.

— Это-то мы понимаем, — вздохнул душа, — и тут порядки те же… Ну не знаю я, как вам объяснить. У меня жизнь не задалась. Всё время я чувствовал себя каким-то мудаком. Что на работе, что дома, что в семье. Всё не так. Денег никогда не было нормальных, на всём экономил, и всегда не хватало. Работал на заводе, потом в одной конторе пристроился — всё не то, всё говно какое-то. Перестройка эта грёбаная, дальше вообще всё рухнуло, я без работы остался. Перебивался как-то, мыкался. Все зарабатывали, ловчили, а у меня — хрен с маслом. На деньги меня обманывали, зарплату зажимали. Как-то перетоптался, здоровье потерял. Ещё женился на бабе с ребёнком, некрасивой, не любил я её, сам не знаю, зачем женился, ну просто чтобы как у людей — так она на меня смотрела как на вошь лобковую, никакого уважения… Дерьмо, короче.

— Ваш анализ, в общем, соответствует действительности, — признал Стрекозель, бегло просмотрев кармическую запись, — но у этой череды прискорбных обстоятельств было начало. Ведь вы не родились неудачником. У вас было счастливое детство, вполне пристойная юность, неплохие задатки… Попробуйте вспомнить, — добавил он, добавив в голос подархангельской убедительности, — что стало первым крупным разочарованием в вашей жизни?

— Да ничего такого не припоминаю, — задумалась душа, — ну разве только вот был один момент… Но это ж фигня какая-то…

— Вы говорите, говорите, — Стрекозель направил на него самый испытующий из всех своих взоров, — и, пожалуйста, с подробностями.

— Ну как… — замялась душа. — На выпускном дело было. Ну, мальчики, девочки, взрослые уже, все дела. Танцевал я с Люськой медляк. Была такая Люська, рыжая, красивая, нравилась она мне. Ну, пообжимались, конечно, а я ей руку на попу. А она мне фырк. И говорит — прежде чем руки распускать, сначала галстук себе купи, как у Толи-магазинщика… Толя — это парень такой, у него папаша завмаг, всё мог достать, — объяснила душа.

— Ага, понятно, искушение стандартное молодёжное, форма два це, — занёс подархангел в книжечку, — и что же вы при этом почувствовали?

— Как что? — не поняла душа. — Последним дерьмом себя почувствовал. Пошёл домой как обосранный. Куда мне до Толи-магазинщика? Вот с тех пор…

— Картина ясна, благодарю за сотрудничество, — подархангел шевельнул крылом, и перед ним предстал следующий самоубийца, лихой водитель «крайслера».

— Я жил фигово, — объяснил он причины своего поступка, — мне никогда не везло. Вот я и решил с этим покончить, наконец. Рабочих только жалко, а так — ладно, валяйте, где тут ваши казематы…

— Прежде чем вы получите своё наказание, — остановил его Стрекозель, — мы должны узнать причину, — и добавил обычное про сотрудничество со следствием.

Довольно быстро выяснилось, что душа тотально недовольна своей биографией. На настоятельную просьбу вспомнить эпизод, когда всё началось, водитель «крайслера», поднапрягшись, вспомнил такое:

— Ну вот было дело, до сих пор помню… На выпускном танцевал я с Люськой медляк. Была такая девка, рыжая, нравилась она мне. Ну, пообжимались, конечно, а я ей руку на талию. А она мне фу. И говорит — прежде чем хватать, сначала галстук себе купи, как у Толи-магазинщика…

— И что же вы при этом почувствовали? — осведомился Стрекозель, занося в книжечку слова «искушение стандартное молодёжное».

— Как что? — не поняла душа. — Конечно, подумал, что это за порядки, что Толька, мудак и сволочь, в галстуке ходит, потому что папаша у него завмаг, а я хрен сосу… Тут я и задумался, в какой стране живу. Где нормальному человеку галстук купить проблема. Ну а потом пошло-поехало, Би-Би-Си стал слушать, потом книжки всякие. Очень я советский строй возненавидел. В конце концов решил уехать — любой ценой, хоть тушкой, хоть чучелом. Женился на еврейке, на дуре и уродке, чтобы только выездным стать. Потом о пороги бились, хорошо хоть перестройка началась, выпустили. В Израиловке тоже не мёдом оказалось намазано, ну как-то привык, с дурой этой страшной развёлся, как-то устроился… Ну вот оказывается — не могу я там жить! Патриот я, блин, недоделанный, к берёзкам тянуло. Мне Канаду посоветовали — говорят, там этих берёзок хоть жопой ешь. Переехал, тоже целое дело было. Там даже бизнесок завёл, по автоделу, я всегда машины любил. А всё равно всё чужое, не своё. Пить начал. Потом не удержался, на Родину съездил — а там уже всё другое, от той Родины рожки да ножки остались… В общем, понял я, что места на этой планете для меня нет. Ну и… не выдержал.

— Понятно, благодарю за сотрудничество, — подархангел мигнул, и перед ним предстал следующий самоубийца, политик.

С ним дело пошло веселее — он начал давать показания, не дожидаясь вопросов. Выяснилось, что он полностью разочаровался в идеалах, которые ему были дороги, что и послужило причиной его прискорбного поступка.

На вопрос о том, где он эти идеалы подхватил и когда ими загорелся — Стрекозель был молодым, но опытным следователем и знал, что интересоваться надо именно этим, — преступник довольно бодро ответил, что отлично это помнит, и что произошло это знаменательное событие на выпускном.

— С Люськой я пол топтал, — рассказал он, — ну, рыжая такая, я в неё влюблён был немного, в суку… Ну, пообжимались, конечно, а я ей рукой по плечику. А она мне фу. И говорит — прежде чем нахальничать, сначала галстук себе купи, как у Толи-магазинщика…

— И что же вы при этом почувствовали? — осведомился Стрекозель, ставя в книжечке прочерк.

— То есть как что?! — не поняла душа. — Конечно, подумал, до чего ж бездуховная эта Люська, я же грамотный парень, книжки читаю, и рожей вроде ничего, а ей этот галстук надо, как обезьяне какой… А ведь наши предки революцию делали, чтобы тобы не было вот этого — у меня есть, у тебя нет… В общем, осознал я, что никаких идеалов у нас не осталось, все предали. Потом у Маяковского про канареек прочитал — сильные стихи: «скорее головы канарейкам сверните, чтобы коммунизм канарейками не был убит», и «Клоп», пьеса, там тоже про мещанство… А тут перестройка, все эти обезьяны так и повылазили — всё про Запад писали, какая у них жратва и джинсы… Я тогда уже в партии был, ещё в той, старой, только там предателей и вырожденцев даже больше, чем среди беспартийных масс, пряталось. Потом был в компартии эресефесера, а после девяноста третьего, когда гады наших задавили — в КПРФ. Сначала на низовке — жрать было нечего, а я работал, агитировал, сам листовки клеил. Потом стал руководить ячейкой, ну а дальше — сами знаете. В две тысячи четвёртом вышел — Зюганов тоже предателем оказался, вырожденцем. Ну, увёл я самых толковых ребят, стали делать Партию Обновлённого Социализма. Я здоровье сжёг на этой партии. Мне бабла предлагали — я отказывался, хотел чистым остаться. А сегодня узнал, что помощник мой, я ему как себе верил — деньги берёт знаете у кого?!

— Это уже неважно, благодарю за сотрудничество, — подархангел мигнул нимбом, и появился бизнесмен. Который сначала упирался, но потом раскололся — и выяснилось, что жизнью своей он крайне недоволен, а виноват всё тот же выпускной вечер и проклятая Люська.

— Ну, пообжимались, конечно, а я ей сиську помацать хотел. А она мне раз по руке. И говорит — прежде чем туда лезть, сначала галстук себе купи, как у Толи-магазинщика… Ну и я почувствовал — убьюсь сам, и всех убью, мать родную не пожалею, а только будет у меня галстук как у этого Толи! Да не один галстук, — распалилась душа, — а всё, всё у меня будет. Будут такие Люськи в очередь строиться, чтобы я их трахнул. Я до того всё больше книжечки читал, фильмами зарубежными увлекался, стищки писал, а тут решил — нет, раз уж со мной так — ладно, вы своё получите. Стиснул зубы и пошёл бабло заколачивать. Сначала в торговый техникум, потом перестройкой запахло — я раз в кооперативное движение, шашлык, цветы, компьютеры, приподнялся, потом пролетел, были неприятности, потом снова приподнялся, уже другие времена пошли… ну, всякое было, и меня кидали, и я кидал, первый лимон только в девяноста пятом сделал, успел увезти… дальше тоже всякое было, пошёл к Роману Тухесовичу, потом вместе с Акцизманом в залоговых участвовали, «Норнефть», страшные дела, лучше вам этого не знать… Ну что, стало у меня сто лимонов, потом повезло — стало пятьсот, дальше уже к ярду подходило, а зачем? Мне же всё это по правде нафиг не надо. А уж люсек таких я уже перетрахал вагон и маленькую тележку, тоже не помогает… Попробовал завязать, книжки читать умные, фильмы Феллини смотреть, Антониони, всё что в молодости любил — так ведь не понимаю ничего, мозги не те, только про деньги и думать могу, а у меня их и так как у дурака махорки. Про стишки уж и не говорю… В общем, подумал я, подумал, вот и…

— Достаточно, благодарю за сотрудничество, — подархангел усилием воли убрал подследственного с глаз долой и вызвал следующего, профессора.

С этим он тянуть не стал и сразу перевёл разговор на Люську.

— Ага, помню такую, — признал проф, — как же. В общем, мы с ней медляк танцевали на выпускном, я дурной был, всё одно место ей обследовать пытался… а она мне вполне предсказуемо выдаёт обычный бабский спич — сначала галстук себе купи, как у Толи-магазинщика… ну, в общем, обиделся я, конечно, а потом вдруг задумался — а зачем она мне это говорит? Я-то знаю, что ей на этого Толю чихать с пробором, он к ней давно клинья подбивал, без пользы, так зачем она теперь-то мне этим Толей в нос тычет? Хорошо так задумался, пропёрло меня. И понял я, что ни черта в людях не понимаю. На следующий день пошёл в библиотеку и взял книжку по психологии. Интересно мне стало, как у людей в голове машинка работает. И знаете — пошло дело. Через год поступал на психфак, прошёл, билет попался хороший. На третьем курсе увлёкся Юнгом, слава Богу, быстро прошло, потом ещё лакановский психоанализ, дальше я всю эту муру послал подальше, хотя во Францию на конгресс съездил, читал там доклад по «Диалогу и сладострастию», психоанализ текста… ну сейчас мне даже вспоминать не хочется… Практикой как таковой занялся в девяноста пятом, и очень быстро получил известность. Дальше — больше. Доктор, профессор, практикующий психолог верхнего уровня. Специализировался на психологических проблемах формирующегося российского высшего класса. Вот только своих проблем у меня от этого прибавилось. Вы не представляете себе, какие тараканы живут в головах у этих Тухесовичей и Акцизманов! Там ужас, ужас кромешный, меня после сеансов блевать тянуло. И чем дальше — тем больше. А у меня уже известность, клиентура специфическая, опять же знаю я про них такое, что — сами понимаете, тут уже не соскакивают. Короче, когда я понял, что мне придётся остаток жизни ковыряться в том, что называется ихней психикой, я решил — чем так, уж лучше…

— Благодарю, спасибо, — Стрекозель не стал тратить время на спецэффекты, так что последний клиент, — тот самый, захлебнувшийся рвотой, — явился сразу.

— Это Люська проклятая, — начал он с места в карьер, — жисть мне загубила, гадина!

— Медляк на выпускном? Пытались вступить в физический контакт? А она сообщила вам про галстук и Толю-магазинщика? — блеснул осведомлённостью младший подархангел.

Мужичок недоумённо потёр узенький лоб.

— А, вроде было, — наконец, сообразил он. — Ну да, — это прозвучало уже увереннее, — точняк, тогда-то я и влетел.

— Так, значит, она говорила про толин галстук? И что вы при этом почувствовали? — спросил для порядка Стрекозель.

— Да, чё-та она мне втирала, — мужичок махнул рукой, — херню какую-то, ну она ж баба, они все ломаются. Я тогда её уболтал, потом ко мне поехали, родаков не было, в общем, перепихнулись. Знал бы я, что за сука такая!.. — мужчинка схватился за голову.

— Неожиданно, — только и смог сказать подархангел.

— Да какое там! Через месяц заявилась, говорит — беременна, точно от тебя, при родаках заблажила, говорит, аборт не буду, нельзя мне, скандал, короче, дикий, я тогда молодой был, дурной, ничего не понимаю, мне мозги клюют, — короче, женился. Думал — а чё, женюсь, не понравится — в развод, вот Бог, вот порог. Ага, как же. Она мне вот так на шею села, — душа дёрнулась, изображая что-то крайне унизительное, — вот так села, ножки свесила. Трёх спиногрызов выродила, я бля буду, последний не мой, я уже тогда ничё не мог, ну в смысле с бабами, глядеть на них не могу, на сук. Деньги всю жизнь отбирала, как у последнего… Культурному отдыху мешает, грызёт и пилит, что пью… на свои, бля, пью! А теперь вообще кеды в угол, и всё из-за неё, сукоблядь на хуй…

— Достаточно, — ангел взмахнул крылами, и всё исчезло.

Младший подархангел закрыл в астрале дела преступников, оформил все нужные документы, и получил разрешение на экспресс-судопроизводство. Которое обещало быть недолгим — в статье 205 УК Царствия Небесного в качестве санкции значится вечное исполнение желания, приведшего к совершению преступления.

Стрекозель достал книжицу и возле каждой фамилии аккуратно приписал: «Наказание: ебать ту Люсю».

Потом подумал и последнюю фамилию всё-таки вычеркнул.

)(