Глава XX Секс как ценность среди других ценностей человеческого существования

Глава XX

Секс как ценность среди других ценностей человеческого существования

Автор, затронувший тему половых отношений, всегда может быть обвинен теми, кто находит ее недостойной внимания, в своего рода мании писать об этом предмете. Некоторые считают, что ему не следует навлекать на себя брань лицемеров, скрывающих свои похотливые чувства, если, конечно, его интерес к предмету не разросся до таких масштабов, что поглотил сам предмет. Эта точка зрения характерна лишь для тех, кто выступает за изменения в традиционной этике. Однако те, кто призывает преследовать проституток, и те, кто, наоборот, хочет проституцию узаконить, выступают вместе против торговли «белыми рабынями», но резко возражают против того, чтобы во внебрачных связях не видели ничего ужасного и неприличного. Тех же, кто угрожает женщинам, носящим короткие юбки и красящим губы, и тех, кто шпионит на пляжах в надежде найти женщину в неприличном пляжном костюме, почему-то не принято считать помешанными на сексе. Но именно они, а не авторы, выступающие в защиту свободы половых отношений, помешаны на этом предмете. Вообще говоря, строгая мораль в вопросах, связанных с сексом, является своего рода реакцией против похотливых желаний. Если эти желания овладели человеком, у него появляются неприличные мысли, которые стали неприличными отнюдь не потому, что они содержат в себе что-то сексуальное, но потому, что ярая приверженность к строгой морали сделала эти мысли нечистыми и нездоровыми во всем, что связано с сексом. Я совершенно согласен с отцами церкви: маниакальное пристрастие ко всему, что так или иначе напоминает о сексе, есть большое зло. Я только не согласен с теми методами, которые они считали наилучшими для избежания этого зла. Например, общеизвестно, что св. Антоний¹ был одержим сексом в гораздо большей степени, чем кто-либо из живших на земле и предававшихся своим сладострастным мечтаниям. Я мог бы привести похожие примеры из не столь далекого прошлого, но не хочу этого делать, боясь привлечения к суду за оскорбление личности.

Сексуальная потребность так же естественна, как потребность есть и пить. Нам неприятно видеть обжору или алкоголика, потому что они сделали из естественной потребности маниакальную страсть, которой подчинены и мысли и эмоции. Зато нам приятно видеть, как человек с большим удовольствием и аппетитом съедает разумное количество пищи, чтобы утолить свой голод. Правда, существуют аскеты, которые снизили потребность в пище до такого минимума, который лишь не позволяет умереть от голода. Но у них мало последователей. Пуритане с их твердой решимостью покончить с радостями половой жизни, кажется, перегнули палку даже по сравнению с аскетами, ограничившими свои потребности в пище. Как писал один критик пуритан, живший в XVII веке:

Ты любишь плотный ужин, а после ночь любви?

Так сядь за стол с святыми и с грешниками спи.

И все-таки пуританам не удалось полностью победить телесную природу человека. Подавление сексуальных импульсов обернулось у них пристрастием к обжорству. Между прочим, католическая церковь рассматривала обжорство как один из семи смертных грехов. Например, Данте поместил обжору в самой глубине ада. Однако к обжорству трудно применить строгие критерии греха – невозможно сказать, где кончается желание хорошо поесть и начинается обжорство. Впрочем, каждый из нас знает какого-нибудь обжору. Хотя мы относимся к нему пренебрежительно, но мы его не осуждаем. Кроме того, маниакальная страсть поглощать пищу почти не наблюдается среди тех, кому никогда не пришлось испытать муки голода. Все нормальные люди садятся за стол для того, чтобы, выйдя из-за стола, затем забыть о еде и заниматься делом до тех пор, пока опять не захочется есть.

Что же касается последователей аскетизма, то поневоле подумаешь, не снятся ли им иногда роскошные столы, полные яств и ваз с фруктами? Я уж не говорю о затерянных в Антарктике исследователях, сидящих на скудной диете из китовой ворвани и мечтающих о том, как они будут ужинать в «Карлтоне», когда вернутся домой.

Если принять во внимание факты и согласиться с тем, что секс не имеет ничего общего с манией, то моралист должен смотреть на секс как на еще одну потребность, в чем-то похожую на потребность в пище, а не так, как смотрит на пищу отшельник из Фиваиды. Конечно, эта потребность другого рода, чем потребность в еде и питье – ведь можно прожить и без секса, а без пищи и воды – нельзя. Но у нее есть та особенность, что она многократно усиливается в результате полового воздержания и лишь на время не дает о себе знать после ее удовлетворения. Когда же она начинает назойливо напоминать о себе, умственный горизонт сводится к точке, и человека больше уже ничего не интересует. Он может совершить такие действия, которые под стать психически больному человеку. Желание удовлетворить половую потребность – равно как и желание есть или пить – только стимулируется запретами.

Мне кажется, пристрастие к алкоголю среди богатых американцев сейчас приобрело более массовый характер, чем это было двадцать лет назад. То же самое сделали христианство и отцы церкви по отношению к сексу. Поэтому новое поколение» в сознании которого уже нет прежних доктрин, дало такую волю своим сексуальным импульсам, какую не могли бы себе позволить те, чьи взгляды на половые отношения не зависят ни от доктрин, ни от предрассудков. С сексом как манией можно покончить тогда, когда начнется разумное половое воспитание подрастающего поколения и когда свобода половых отношений станет обычным явлением.

Я хочу еще раз со всей силой подчеркнуть, что чрезмерное и ничем не оправданное внимание к половым отношениям достойно лишь проклятия. Это внимание особенно заметно в Соединенных Штатах и среди присяжных моралистов, готовых поверить любой клевете, которую им сообщили об их оппонентах. Обжора, сладострастник и аскет – все они эгоистичные, самовлюбленные люди, чьи интересы ограничены либо тем, чтобы удовлетворить свои желания, либо тем, чтобы их подавить. Если человек духовно и телесно здоров, его интересы не могут сосредоточиться лишь на нем самом. Кругозор такого человека включает весь мир, в котором он находит объекты, достойные его внимания и интереса. Однако поглощенность самим собой еще не означает – как некоторые думают – естественный признак погрязшего в эгоизме человека. Почти как правило, это результат болезни, начавшейся благодаря тому, что были подавлены здоровые инстинкты. Так, сладострастник, привыкший с помощью воображения удовлетворять свои половые желания, стал таким благодаря невозможности их нормально удовлетворить; точно так же человек, жадно поглощающий пищу, быть может, стал жертвой голода или лишений. Здоровым, открытым всему миру людям незачем подавлять свои естественные желания, потому что все их желания и чувства сбалансированы и равно важны для них, поскольку без этого счастливая жизнь просто невозможна.

Я не хотел бы быть понятым таким образом, будто я против какого-либо самоограничения в отношении секса. Например, в отношении нашей потребности в пище существуют три ограничения: закон, хорошие манеры и наше здоровье. Это означает, что нельзя воровать продукты питания, нельзя, точнее, невежливо за общим столом накладывать себе больше, чем все, и, наконец, нельзя есть слишком много во вред своему здоровью. Ограничения подобного рода существенно важны и в отношении секса, но здесь дело обстоит гораздо сложнее и требует гораздо большего самоконтроля. Поскольку человеческое существо не может быть чьей-либо собственностью, то украденным продуктам питания будет аналогична не супружеская измена, а изнасилование, которое, конечно, является уголовным преступлением. Что касается здоровья, то, конечно, вызывают озабоченность венерические заболевания, о которых мы уже говорили, когда рассматривали проституцию. Совершенно очевидно, что сокращение числа проституток вместе с применением новых методов лечения – наилучший путь для достижения здорового секса.

Разумную этику половых отношений нельзя рассматривать только с точки зрения удовлетворения естественной потребности или же с точки зрения грозящей опасности. И та и другая точки зрения, безусловно, важны, но при этом надо помнить о еще более важном аспекте половых отношений, связанном с величайшими благами, которые выпали на долю человека. Эти три блага суть романтическая любовь, счастливый брак и искусство. О романтической любви и браке мы уже говорили. Обычно считают, что искусство никак не связано с сексом. Но сейчас у этой точки зрения осталось мало сторонников. Ясно, что побудительным импульсом для создания произведений искусства является заложенный в подсознании инстинкт ухаживания, который не обязательно проявляет себя очевидным образом, но скорее действует неявно и глубоко. Разумеется, одного этого импульса далеко недостаточно, потому что для создания произведений искусства необходимо выполнение нескольких условий. Прежде всего требуется художественная одаренность, но она в одних условиях бывает сразу замечена, тогда как в других, незамеченная, гаснет; поэтому следует сделать вывод, что для появления истинного творца искусства, кроме одаренности, требуются еще и подходящие внешние условия. Дело не в том, чтобы художника поощряли наградами и премиями, а скорее в том, чтобы он был свободен от всякого рода принуждения и каких-либо указаний, которые в конце концов выработали бы у него привычку к пошлости и вульгарности. Когда папа Юлий II заключил Микеланджело в тюрьму, он никоим образом не ограничил истинную свободу художника; он просто хотел тем самым избавить великого художника даже от малейших обид со стороны какого-нибудь вельможи². Однако если художник вынужден пресмыкаться перед меценатами и чиновниками, приспосабливаясь к их эстетическим канонам, с его творческой свободой покончено. Если же он вынужден под давлением обстоятельств вступить в брак, который стал ему невыносим, его покидает творческая энергия, так необходимая для создания произведений искусства. Заметим, что общество, считающее себя добродетельным, не создало великого искусства. Если в таком обществе и были бы художники, то их наверняка бы стерилизовали, как в штате Айдахо. В настоящее время Америка импортирует художественные таланты из Европы, где пока существует творческая свобода; в связи с начинающейся американизацией Европы американцам придется обратиться к услугам негров. По-видимому, последним прибежищем искусства будет Верхнее Конго или высокогорья Тибета. Впрочем, недалеко то время, когда искусство окончательно исчезнет; щедрые подачки, которые американцы раздают приехавшим в Соединенные Штаты мастерам, должны, вне всякого сомнения, ускорить их творческую смерть.

В прошлом искусство своими корнями было связано с народной культурой, которая непременно отражает радость жизни. Но радость жизни – это непосредственное чувство, так или иначе связанное с сексом. Если сексуальное чувство подавлено и жизнь сводится к одной работе, то, как бы вы ни верили в ценность вашей работы, вы не создадите ничего выдающегося. Представьте, каким-то образом были собраны статистические данные, говорящие о том, какое количество половых актов совершается в Соединенных Штатах per diem – может быть, лучше сказать per noctem³? – и эти данные свидетельствуют, что число половых актов, приходящееся на душу населения, такое же или почти такое же, как и в любой другой стране. В действительности мы не знаем, так это или не так, но меня лично эти данные не интересуют. Дело в том, что самое опасное заблуждение записных моралистов состоит в приравнивании половых отношений к половому акту – по-видимому, им так легче громить тех, кто выступает в защиту секса. Ни один цивилизованный человек, ни один дикарь не в состоянии удовлетворить свое сексуальное желание в одном лишь половом акте. Никто не будет спорить с тем, что желание завершается половым актом, но между тем и другим существует еще период ухаживания, дружбы и, конечно, любви. Без них можно только удовлетворить половой голод, но в душе и сознании останется глубокое чувство неудовлетворенности. Для художника очень важно быть свободным в проявлении своего любовного чувства, но это не означает, что он волен удовлетворить свою сексуальную потребность с кем угодно и когда угодно. Если искусство когда-нибудь возродится после того, как мир будет американизирован, то для этого необходимо, чтобы изменилась сама Америка, чтобы ее моралисты перестали быть фанатиками и чтобы ее имморалисты почувствовали опасность имморализма, т. е. чтобы и те, и другие, и все общество в целом осознали огромную ценность, заключенную в половом чувстве, и радовались бы не только увеличению банковского счета. Кстати, для приехавшего в Америку человека нет ничего печальнее, чем отсутствие настоящей радости жизни. Все удовольствия носят здесь характер минутного забвения или полубезумной вакханалии, а не возвышающего душу самовыражения. Те люди, которые два поколения тому назад плясали под музыку примитивных духовых инструментов где-нибудь в Польше или на Балканах, теперь целый день сидят прикованные к своим письменным столам с пишущими машинками и телефонами, мрачно-серьезные и молчаливые. Когда наконец наступает вечер, они идут в шумный бар или ресторан, чтобы выпить, и думают, что сейчас они счастливы. На самом деле они в этом шуме пытаются забыть о том, что они почти все время заняты самым пошлым делом – как с помощью денег делать деньги, продав для достижения этой цели свою душу и став рабами этого дела.

Мне хочется еще раз напомнить, что я не собираюсь убедить всех и каждого, будто все лучшее на свете связано с сексом. Мне никогда бы не пришло в голову, что наука или общественная и политическая деятельность каким-то образом связаны с сексом. На мой взгляд, импульсивные побуждения, порождающие основные мотивы деятельности взрослого человека, сводятся к трем простым вещам: власть, секс, родительское чувство. Они лежат в основе всего, что делают люди, исключая, конечно, заботу о сохранении здоровья. Из этих трех власть заявляет о себе первой и умирает последней. Доминантой поведения ребенка, у которого, конечно, нет никакой власти, является желание иметь ее побольше. Субдоминантой – тщеславие, желание, чтобы его хвалили, и страх, что его будут наказывать или бросят. Только благодаря тщеславию ребенок начинает ощущать себя членом общества и начинает понимать, что необходимо обладать определенными качествами и достоинствами для жизни в обществе. Чувство тщеславия тесно переплетается с половым чувством, хотя в теории такая связь отрицается.

Насколько я могу судить, власть почти никак не связана с сексом. Именно желание добиться власти заставляет ребенка проводить часы над уроками и тренировать свои мускулы. Научное любопытство и страсть к исследованиям, на мой взгляд, – побочные явления того же желания добиться власти. Если знание – власть⁴, то это означает, что желание что-то знать есть желание обладать, владеть чем-то. Если это так, то, значит, наука весьма далека от секса. Конечно, эту гипотезу никто пока что не опроверг и не подтвердил. Если бы был жив Фридрих II⁵, он, вероятно, приказал бы кастрировать одного знаменитого математика и одного знаменитого композитора, чтобы посмотреть, что из этого выйдет. Думаю, что первый эксперимент не подтвердил бы гипотезу, тогда как второй был бы в ее пользу. Страсть к научным исследованиям – одно из самых ценных качеств человека и наиболее важная область его деятельности. По-видимому, эта страсть никак не связана с половой страстью.

Стремление к власти является побудительным мотивом любой политической деятельности в широком смысле этого слова. Мне не хотелось бы думать, что крупному политическому деятелю безразличны общественные интересы; напротив, я убежден, что он будет действовать в интересах общества так, как если бы он был любящим и заботливым отцом. И все-таки если стремление к власти будет в нем недостаточно сильным, он никогда не сможет добиться успеха в проведении в жизнь своих политических планов. Я был знаком со многими политиками, людьми высоких моральных принципов, и знаю, что при отсутствии у них желания добиться власти и успеха им явно не хватало энергии для достижения своих благородных целей. Президенту Соединенных Штатов Аврааму Линкольну однажды потребовалось убедить двух упорно стоящих на своем сенаторов, и он начал и закончил свое обращение к ним словами: «Я президент Соединенных Штатов, облеченный громадной властью». Я убежден, что он не испытывал при этом удовольствия от того, что у него есть такая власть. Но, кроме этого стремления к власти, в политике действует еще и экономический фактор. И тот и другой факторы могут оказывать как положительное, так и отрицательное влияние. Но считать, как это делают последователи Фрейда, политику одной из областей психоанализа, на мой взгляд, – большая ошибка.

Если все, сказанное мною, верно, то почти все великие люди, за исключением художников, не имеют никаких побудительных мотивов своей деятельности, так или иначе связанных с сексом. Более того, для успешной и даже самой обычной работы во всех областях деятельности секс не должен вмешиваться в эмоциональную и интеллектуальную часть сознания человека. Стремление понять, как устроен мир, и стремление сделать его лучше являются двумя главными движущими силами прогресса, без которых общество впадает в состояние застоя, а затем деградирует.

Однако состояние полного счастья не может способствовать стремлению к знанию или к осуществлению реформ в обществе. Когда Кобден⁶ хотел вовлечь Джона Брайта в кампанию в защиту свободы торговли, он рассчитывал на то, что Брайт присоединится к нему, потому что он все еще переживал тяжелое горе потери своей жены. Если бы Брайт был совершенно счастлив, он вряд бы почувствовал сострадание к горестям других людей. Точно так же многие люди занимаются весьма отвлеченными предметами, чтобы забыть о неприятной действительности. Так, горести и потери становятся для энергичного человека стимулом к действию. Мне даже кажется, если бы мы все вдруг стали жить счастливо, то нам незачем стало бы жить. Но мне противна мысль, что надо создавать такие ситуации, когда у людей прибавляется горя и трудностей, только в надежде на то, что из этой ситуации, быть может, получится что-нибудь полезное. В девяносто девяти случаях из ста горести и беды могут только сокрушить человека, и лишь в одном случае из ста они есть следствие того, что наша плоть обречена на горе и страдания. До тех пор пока существует смерть, существует и страдание, но нельзя допустить, чтобы человеческие существа увеличивали количество страданий, хотя среди людей есть очень немногие, которые умеют преодолевать их.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.