с. Отношение отталкивания и притяжения
с. Отношение отталкивания и притяжения
Различие одного и многих определилось, как различие их взаимного отношения, которое разложилось на два отношения — отталкивание и притяжение, из коих каждое сначала стоит самостоятельно вне другого, но так, что они в существе связаны вместе. Еще неопределенное единство их должно быть выяснено ближе.
Отталкивание, как основное определение одного, является первым и непосредственным также, как и его хотя произведенные им, но вместе с тем непосредственно положенные одни, и потому безразлично относительно притяжения, которое привходит к нему, так предположенному, внешним образом. Напротив, притяжение не предполагается отталкиванием, вследствие чего первое не должно иметь никакого участия в положении и бытии последнего, так что отталкивание в себе самом не есть отрицание себя самого, одни в них самих не суть отрицаемые. Таким образом мы имеем отталкивание отвлеченно для себя, равно как притяжение по отношению к одним, как сущее, имеет сторону непосредственного существования и привходит к ним само из себя, как другое.
Если мы поэтому возьмем отталкивание так просто для себя, то оно есть рассеяние многих одних в неопределенность, вне сферы самого отталкивания; ибо оно состоит в отрицании взаимного отношения многих одних; безотносительность есть его, взятого отвлеченно, определение. Но отталкивание не есть просто пустота, одни, как безотносительные, не отталкиваются, не исключают одно другое, что требуется их определением. Отталкивание есть, хотя отрицательное, но по существу своему отношение; взаимное отстранение и разлет не есть освобождение от того, что отстраняется и разлетается, исключающее остается в связи с тем, что им исключается. Но этот момент отношения и есть притяжение, стало быть притяжение в самом отталкивании; притяжение есть отрицание того отвлеченного отталкивания, при котором одни были бы лишь относящимися к себе, а не исключающими сущими.
Но поскольку исходным пунктом служит отталкивание существующих одних, а тем самым и притяжение полагается внешним образом привходящим к нему, то при всей их нераздельности оба они удерживаются одно вне другого, как различные определения; причем однако оказалось, что не только отталкивание предполагается притяжением, но что также имеет место и обратное отношение отталкивания к притяжению, и первое равным образом предполагает второе.
По этому определению они неразделимы и вместе с тем определены в противоположность одно другому, как долженствование и предел. Их долженствование есть их отвлеченная определенность, как сущих в себе, которые, однако, вместе с тем, выходят сами за себя, и одно относится к другим так, что каждое имеет бытие через посредство других, как {104}других; их определенность состоит в том, что в этом своем опосредовании они положены одно для другого, как другое определение. Отталкивание есть положение многих, притяжение положение одного, последнее вместе с тем — отрицание многих, а первое — отрицание их идеализации в одном так, что притяжение есть притяжение лишь посредством отталкивания, а отталкивание есть отталкивание посредством притяжения. Но что тем самым опосредование через другое с самим собою в сущности скорее отрицается, а каждое из этих определений есть их опосредование с самим собою, это оказывается из их ближайшего рассмотрения и приводит их обратно к единству их понятия.
Во-первых, уже во взаимном отношении первоначально еще относительных отталкивания и притяжения, каждое уже предполагает само себя и в этом предположении относится лишь к себе самому.
Относительное отталкивание есть взаимное отстранение имеющихся налицо многих одних, которые должны предварительно находить одно другое, как непосредственные. Но самое отталкивание состоит в том, что есть многие одни; предположение, на котором оно основывается, есть лишь его собственное положение. Далее предположение бытия, присущее одним сверх того, что они положены, и вследствие которого они суть предварительно, также принадлежит отталкиванию. Отталкивание есть то, чрез что одни обнаруживают и сохраняют себя, как одних, чрез что они суть, как таковые. Их бытие и есть самое отталкивание; поэтому оно не есть относительное к другому существованию, но относится лишь к самому себе.
Притяжение есть положение одного, как такового, реального одного, относительно которого многие определяются в своем существовании, лишь как идеализованные и исчезающие. Таким образом, притяжение тотчас же предполагает само себя, именно в идеализации других одних, которые иначе должны бы были быть отталкивающими, сущими для себя и для другого, следовательно, также для какого-либо притягивающего. Против этого определения отталкивания они сохраняют идеализацию не только чрез отношение к притяжению, но оно предположено, есть сама по себе сущая идеализация одних, поскольку они, как одни, включаемые в представление, как притягивающие и неотличающиеся одно от другого, суть одно и то же. Это предположение самого себя, свойственное обоим определениям каждому для себя, далее таково, что каждое из них содержит в себе другое, как момент. В одном предположение себя есть вообще положение себя, как отрицательного, — отталкивание, а то, что в нем предполагается, есть то же, что и предполагающее, — притяжение. То, вследствие чего каждое из них в себе есть лишь момент, есть переход каждого из себя самого в другое, отрицание себя самого и положение самого себя, как другого. Поскольку одно, как таковое, есть выход из себя, оно само состоит лишь в том, чтобы полагать себя, как свое другое, как многое, а многое также состоит лишь в том, чтобы совпадать в себе и полагать себя, как свое другое, как одно, и вследствие того относиться лишь к самому себе, продолжать себя в {105}своем другом; тем самым выход вне себя (отталкивание) и положение себя, как одного (притяжение), даны нераздельно. Но это положено в относительных отталкивании и притяжении, т. е. предполагает непосредственные, существующие одни, так что то и другое есть это отрицание себя самого в себе, а потому также продолжение себя в своем другом. Отталкивание существующих одних есть самосохранение одного через взаимное отстранение других так, что 1, другие одни отрицаются в нем, — это есть сторона его существования или его бытия для другого; но она есть тем самым притяжение, как идеализация одних; и 2, одно есть в себе, без отношения к другим; бытие в себе не только вообще уже давно перешло в бытие для себя, но и в себе, по своему определению, одно есть это становление многих. Притяжение существующих одних есть их идеализация, и положение одного, посредством которого оно вместе, и как отрицание, и как произведение одного, само себя снимает, как положение одного, есть его отрицание в себе, есть отталкивание.
Тем самым развитие бытия для себя завершается и приходит к своему результату. Одно, как бесконечное, т. е. как положенное отрицание, относящееся к самому себе, есть опосредование в том смысле, что оно отстраняет себя от себя, как свое абсолютное (т. е. отвлеченное) инобытие (многие), и поскольку оно относится к этому своему небытию отрицательно, снимая его, тем самым есть лишь отношение к самому себе; и одно есть лишь это становление, в котором исчезает то определение, что оно начинается, т. е. что оно положено, как непосредственное, сущее, и вместе с тем, что оно восстановлено, как результат, снова в качестве одного, т. е. также непосредственного, исключающего другое одно, — процесс, который и составляет его, полагает и содержит его постоянно, лишь как снятое. Что снятие определяется лишь как относительное снятие, как отношение к другому существующему, которое тем самым есть порознение отталкивания и притяжения, это видно также в бесконечном отношении опосредования через отрицание внешних отношений непосредственного и существующего, в переходе и в результате именно того становления, которое есть погружение в неустойчивость его моментов или правильнее совпадение с собою в простую непосредственность. Это бытие по тому определению, которое оно теперь получает, есть количество.
Если обозреть вкратце моменты этого перехода качества в количество, то окажется, что качественное имеет своим основным определением бытие и непосредственность, в которых граница и определенность настолько тожественны с бытием нечто, что последнее с его изменением само исчезает; положенное так оно определяется, как конечное. По непосредственности этого единства, в которой исчезло различие, причем последнее имеется однако, налицо в себе там, в единстве бытия и ничто, это различие оказывается инобытием вообще, вне сказанного единства. Это отношение к другому противоречит непосредственности, в которой качественная определенность есть отношение к себе. Это инобытие снимается в бесконечности {106}для себя, которая реализует различие, свойственное ей в отрицании отрицания в нем и в нем самом, в одно и многие одни и их отношения и повышает качественное к единству истинному, т. е. уже не непосредственному, а положенному, как совпадающее с собою.
Это единство есть тем самым ?, Бытие, лишь как утвердительное, т. е. опосредованная сама собою через отрицание отрицания непосредственность; бытие положено, как некоторое чрез свои определенности, границу и т. д. проходящее единство, которые положены, как снятые в нем; — ?, Существование; оно по такому определению есть отрицание или определенность, как момент утвердительного бытия, но это отрицание есть уже не непосредственное, но рефлектированное в себя, относящееся не к другому, а к себе; попросту бытие, определенное в себе (das Ansich-Bestimmt-Seyn), — одно; инобытие, как таковое, есть само бытие для себя; — ?, Бытие для себя, как то продолжающееся через определенность бытие, в котором одно и определенное в себе бытие сами положены, как снятые. Одно определено вместе, как выходящее за себя и как единица, и тем самым одно, просто определенная граница, положена, как граница, которая не есть граница, которая есть в бытии, но безразлична к нему.
Примечание. На притяжение и отталкивание, как известно, обыкновенно смотрят, как на силы. Надлежит сравнить это их определение и связанные с ним отношения с полученными о них понятиями. При таком представлении они понимаются, как самостоятельные, так что они по своей природе не соотносительны, т. е. каждое из них не есть лишь переходящий в свою противоположность момент, но сохраняется прочно одно против другого. Далее они представляются, как существующие вместе в некотором третьем, в материи, но так, что эта совместность в некотором одном не считается их истиною, но каждое из них, напротив, есть первое и сущее в себе и для себя, а материя или ее определения положены и произведены ими. Когда говорится, что материя имеет силы внутри себя, то под этим их единством разумеется некоторая связь, причем они вместе предполагаются, как сущие в себе, свободными одна от другой.
Как известно, Кант построил материю из сил отталкивания и притяжения или по крайней мере, как он выражается, установил метафизические элементы этого построения. Будет не безынтересно ближе рассмотреть это построение. Это метафизическое построение такого предмета, который, по-видимому, не только сам, но и в своих определениях принадлежит лишь опыту, замечательно, с одной стороны, тем, что оно, как попытка образования понятия, дало по меньшей мере толчок новой философии природы, философии, которая кладет в основу науки не восприятие чувственно данного, но познает определения из абсолютного понятия; а с другой стороны также тем, что на этом кантовом построении еще и теперь часто останавливаются и считают его за философское начало и основание физики.
Такое существование, как чувственная материя, правда есть столь же мало предмет логики, как пространство и пространственные определения. Но {107}в основе сил притяжения и отталкивания, поскольку они понимаются, как силы чувственной материи, лежат рассмотренные здесь чистые определения одного и многих одних и их взаимные отношения, которые я назвал отталкиванием и притяжением, так как эти названия ближе всего.
Прием Канта при выводе материи из этих сил, который он называет построением, при ближайшем рассмотрении не заслуживает этого названия, если только не называть построением всякого рода рефлексии, даже анализирующей, как, например, позднейшие натурфилософы называли построением даже наиболее плоское резонирование и неосновательнейшее употребление произвольного воображения и бессмысленнейшей рефлексии, при помощи которой употреблялись и постоянно предлагались так называемые факторы силы притяжения и отталкивания.
Прием Канта в основе своей именно аналитический, а не построительный. Он уже предполагает представление материи и спрашивает только, какие требуются силы для получения ее предположенных определений. Так, с одной стороны, он требует силы притяжения потому, что при действии одного отталкивания, без притяжения, не может собственно существовать никакой материи (Anfangsgr. d. Naturwiss. S. 53 и сл.). С другой стороны, отталкивание он выводит также из материи и приводит ему то основание, что мы представляем себе материю непроницаемою, так как она представляется под таким определением чувству осязания, чрез которое она нам обнаруживается. Таким образом, отталкивание мыслится вместе с понятием материи, так как первое дано во втором непосредственно; притяжение же, напротив, привносится в это понятие чрез умозаключения. Но и в основе этих умозаключений лежит сказанное выше, именно, что материя, которая обладала бы только силою отталкивания, не исчерпывала бы того, что мы представляем себе, как материю. Это, очевидно, прием познания, рефлектирующего над опытом, которое сначала воспринимает определения в явлении, кладет их в основание и для объяснения их принимает соответствуемые основные материи или силы, долженствующие производить эти определения явлений.
Ввиду указанного различия в способах, посредством коих познание находит в материи силы отталкивания и притяжения, Кант замечает далее, что сила притяжения также принадлежит понятию материи, хотя не содержится заранее в нем (gleich darin). Кант подчеркивает это последнее выражение. Но не усматривается, в чем тут различие, так как определение, принадлежащее понятию вещи, должно по истине заключаться в нем.
То, что составляет здесь затруднение и приводит к этой пустой уловке, состоит в том, что Кант с самого начала односторонне присоединяет к понятию материи определение непроницаемости, которое мы должны воспринимать через ощущение, вследствие чего сила отталкивания, как отстранение от себя другого, оказывается данною непосредственно. Но так как далее материя без притяжения не должна иметь возможности суще{108}ствовать, то в основе этого признания лежит почерпнутое из восприятия представление материи; следовательно, определение притяжения также должно быть найдено в восприятии. Но также подлежит восприятию и то, что материя кроме своего бытия для себя, которое снимает бытие для другого (разрешает противоречие), обладает еще взаимным отношением сущих для себя, пространственными протяжением и связностью, и имеет весьма прочную связность в косности и сцеплении. Объясняющая физика требует для разрыва и т. д. тела силы, которая превосходит взаимное притяжение его частей. Из этой истины рефлексия может столь же непосредственно вывести силу притяжения или принять ее, как данную, как она поступает с силою отталкивания. В самом деле, если рассмотреть кантовы умозаключения, при помощи которых выводится сила притяжения (доказательство того предложения, что возможность материи требует, как второй основной силы, силы притяжения и т. д.), то в них оказывается только, что при одном отталкивании материя не может быть пространственною. Поскольку материя предположена наполняющею пространство, ей приписывается непрерывность, основанием которой признается сила притяжения.
Хотя такое так названное построение материи имеет только аналитическую ценность, которая притом умаляется еще вследствие неясного изложения, но во всяком случае следует высоко оценить ту основную мысль, что материя познается из этих двух противоположных определений, как из ее основных сил. Задача Канта состоит главным образом в изгнании обычного механического способа представления, которое останавливается на одном определении, на непроницаемости, на сущей для себя точечности (Punktualit?t), a противоположное определение, взаимное отношение материи внутри себя или многих материй, опять-таки понимаемых, как отдельные одни, превращает в нечто внешнее; способ представления, который, как говорит Кант, не допускает никаких движущих сил, кроме давления и толчка, т. е. воздействия извне. Эта внешность познания предполагает, что движение всегда привходит к материи извне, и не думает о том, чтобы понять его, как нечто внутреннее, понять его само внутри материи, которая при отсутствии такого понимания признается для себя неподвижною и косною. Эта точка зрения имеет в виду лишь обычную механику, а не имманентное и свободное движение. Хотя Кант снимает эту внешность лишь постольку, поскольку он превращает притяжение, взаимное отношение материй, коль скоро они признаются отдельными одна от другой, т. е. вообще материи в ее бытии вне себя, в силу, присущую самой материи; но все же, с одной стороны, обе ее силы остаются внутри материи внешними и самостоятельными для себя одна в противоположность другой.
Как неосновательно самостоятельное различение этих обеих сил, приписываемое им с точки зрения этого познания, так же неосновательным должно быть признано всякое иное различие, устанавливаемое, как нечто, долженствующее быть постоянным ввиду их определения по содержанию; так как они, как они были выше рассмотрены в их истине, суть лишь {109}моменты, переходящие один в другой. Я рассмотрю эти дальнейшие определения различения, как их устанавливает Кант.
А именно, он определяет силу притяжения, как проникающую силу, посредством которой одна материя может действовать непосредственно на части других даже сквозь поверхности прикосновения, силу же отталкивания напротив, как силу поверхностную, так как при помощи ее материи могут действовать одна на другую лишь в общей им поверхности прикосновения. Основание, приводимое в пользу того, что последняя есть лишь сила поверхностная, есть следующее: «Взаимно соприкасающиеся части ограничивают каждая пространство действия другой, и сила отталкивания не могла бы двигать никакой более отдаленной части без посредства лежащих между ними; пересекающее их непосредственное действие одной материи на другую посредством сил расширения (так называются здесь силы отталкивания) было бы невозможно» (см. там же, Erkl?r. und Zus?tze, стр. 67).
По этому поводу следует тут же напомнить, что, поскольку принимаются более близкие или более отдаленные части материи, по отношению к притяжению также возникает то различие, что один атом, правда, действует на другой, но что третий, более отдаленный, между которым и первым притягивающим находится другой, вступает в сферу притяжения лежащего между ближайшим атомом, и что следовательно первый не производит непосредственного простого действия на третий, вследствие чего для силы притяжения получается такое же опосредованное действие, как и для силы отталкивания; далее истинное проникновение силы притяжения должно состоять только в том, что все части материи притягиваются в себе и для себя, а не в том, что известное количество их относится пассивно, и только один из атомов — активно. Непосредственно же и по отношению к самой силе отталкивания следует заметить, что в приведенной выписке о соприкасающихся частях предполагается самостоятельность и непрерывность готовой материи, которая собственным давлением не допускает отталкивания. Но эта самостоятельность материи, в которой части соприкасаются и оказываются уже не разделенными пустотою, уже предполагает снятие силы отталкивания; соприкасающиеся части по господствующему здесь чувственному представлению об отталкивании должны считаться такими, которые уже не отталкиваются взаимно. Поэтому получается совершенно тожесловное заключение, что там, где признается небытие отталкивания, никакое отталкивание не может иметь места. Но отсюда не вытекает никакого дальнейшего определения силы отталкивания. Но если сообразить, что соприкасающиеся части соприкасаются лишь постольку, поскольку они находятся одна еще вне другой, то тем самым сила отталкивания признается существующею не только на поверхности материи, но и внутри той сферы, которая должна быть лишь сферою притяжения.
Далее Кант принимает то определение, что «посредством силы притяжения материя лишь захватывает пространство, не наполняя его» (там же); «так как материя не наполняет пространства посредством силы {110}притяжения, то последняя может действовать через пустое пространство, причем ей не ставит границ никакая материя, лежащая между». Это различение приблизительно таково же, как и вышеприведенное, при котором определение должно принадлежать понятию вещи, не заключаясь в нем: материя должна здесь лишь захватывать пространство, но не наполнять его. Ранее полагалось, что это относится к отталкиванию, если только мы остановимся на его первом определении, в силу которого одни взаимно отталкиваются и относятся между собою лишь отрицательно, т. е., как объясняется здесь, через пустое пространство. Теперь же сила притяжения определяется пустым пространством; она не наполняет пространства через устанавливаемое ею отношение атомов, т. е. она оставляет атомы в их отрицательном взаимоотношении. Мы видим, что Кант приходит здесь бессознательно к тому, что заключается в природе вещей, что он приписывает силе отталкивания именно то, что по первому определению он приписывал противоположной силе. Путем остановки на различении обеих сил произошло то, что каждая из них перешла в другую. Вышло, что через силу отталкивания материя наполняет пространство так, что ее действием исчезла та пустота пространства, которую оставила за собою сила притяжения. В самом деле она тем самым, поскольку она снимает пустое пространство, снимает и отрицательное отношение атомов или одних, следовательно их отталкивание, т. е. отталкивание определяется, как противоположность себя самого.
К этому сглаживанию различия присоединяется еще смешение, состоящее в том, что, как уже было замечено в начале, кантово изложение противоположных сил аналитическое, и во всем этом изложении материя, которая должна еще быть выведена из своих элементов, является уже готовою и образованною. В определении поверхностной и проникающей силы обе они принимаются, как силы двигательные, чтобы посредством коих материи могли действовать тем или другим способом. Таким образом они здесь изображаются, не как такие силы, через которые образуется материя, а лишь как такие, которыми уже готовая материя только приводится в движение. Но поскольку идет речь о силах, посредством которых различные материи взаимодействуют и двигают одна другую, то получается нечто совсем иное, чем те определение и отношение, которые они должны иметь, как моменты материи.
Такую же противоположность, как силы притяжения и отталкивания, представляют собою в дальнейшем определении силы центростремительная и центробежная. Им по-видимому свойственно существенное различение, так как в их сфере имеет прочное положение единое одно, центр, к которому другие одни относятся, как не сущие для себя, и потому различение сил связывается этим предположенным различением центрального одного от других, как не имеющих относительно него прочного положения. Но поскольку эти силы употребляются для объяснения, для какой цели их, как в своем месте силы отталкивания и притяжения, принимают в противо{111}положном количественном отношении так, что каждая увеличивается с уменьшением другой, то лишь из них должны происходить явление движения, для объяснение которого они признаются, и самое их неравенство. Но достаточно обратиться к любому ближайшему изложению какого-нибудь явление, напр., к неравной скорости, которая свойственна планете в ее пути вокруг ее центрального тела вследствие противоположности этих сил, чтобы признать ту спутанность, которая в нем господствует, и невозможность разъединить их величины, отчего постоянно приходится признавать возрастающею ту силу, которая в объяснении была принята за убывающую, и наоборот; для того, чтобы было сделано сказанное наглядным, потребовалось бы более подробное объяснение, чем то, которое может быть здесь дано; впрочем то, что требуется для этого объяснения, будет дано далее при изложении обратного отношения.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.