Глава 9 Подземные сокровища: тайные духовные течения

Глава 9 Подземные сокровища: тайные духовные течения

Когда у человека есть подлинный мистический опыт, он может смело отбросить внешние дисциплины, даже те, с которыми связан клятвами[143].

Руководители Западной церкви считали, что могут с помощью слепого, фанатичного, диктаторского догматизма узаконить духовные знания, преследовать и терроризировать всех тех, кто обладал этими знаниями, и что они, и только они могли иметь доступ к духовной власти. На протяжении многих столетий это заблуждение оказывало влияние на взгляды религиозных руководителей и пап. Единственным ощутимым результатом этого заблуждения было постоянное, жестокое преследование инакомыслящих. Кульминацией этой самонадеянной политики стало учение о «папской непогрешимости»[144]. Таким образом, в обществе, которое развивалось в результате слияния церкви и Римской империи, церковь стала единственным властителем религиозной веры.

Шартрский собор, фрагмент южного фасада. Г. Дегио (ум. 1932), Г. фон Бецольд (ум. 1934). Die Kirchliche Baukunst des Abendlands. Штутгарт, Германия, 1887–1902

Все в границах этого общества, построенного на принуждении и преследовании, должны были твердо придерживаться одной централизованной религиозной системы.

Догматизм, преследование и удержание народа в состоянии вечного невежества воспитали в людях молчаливое повиновение Святой матери-церкви, но не удалили восприятие мира и духовные знания из народной памяти человечества в целом, поскольку духовность продолжала воодушевлять, наполнять и поддерживать временный мир. Знания и верования непрерывно вторгались в священные области церкви, и, несмотря на энергичное, жестокое преследование, гностические учения Иисуса, продолжателями которых были Иаков и первые ученики в Иерусалиме, по-прежнему тайно распространялись.

В атмосфере хаоса, царившего в Европе после падения Римской империи, церковь была единственным институтом с ясной и определенной целью относительно того, куда следует идти. Богатые землевладельческие классы бывшей империи приняли епископат, поскольку только церковная иерархия обладала способностями, необходимыми для выхода из хаоса и установления порядка. Племена варваров обосновались в Италии и за ее пределами, и церковь предприняла первые успешные набеги во внутренние районы и приступила к обращению в христианство франков и бургундцев. Епископы стали не только духовными руководителями, но и военачальниками; устанавливая порядок, они укрепляли авторитет церкви. В Риме быстро образовался внушительный бюрократический аппарат, необходимый для ведения самой разнообразной документации, гражданской и религиозной. Штат писцов вскоре приобрел значительные, ценные знания в сфере гражданского администрирования, и в результате в Риме, похоже, можно было получить ответы на все вопросы[145].

В 589 году папой римским был избран Григорий Великий. Церковь получила руководителя, который много сделал в деле обращения в христианство народов, населявших земли, считавшиеся варварскими, включая Великобританию[146]. С миссионерами пошли управляющие, несущие блага цивилизации вместе с сомнительными благами христианства. Аббаты разных христианских монастырей вели подробные отчеты и в результате смогли найти наиболее рентабельный способ ведения операций не только для себя, но и для других землевладельцев. Рабство стало исчезать вовсе не по причине христианской любви, а по причине экономической эффективности. Стало ясно, что более выгодно колонизировать земли с крестьянскими фермерами-арендаторами, чем использовать рабов, и рабство исчезло. Общая картина Европы и европейское общество формировались и создавались совокупными действиями раннего монашества; и, конечно, варвары, такие как викинги, оставались неподконтрольными.

К концу XII столетия средневековая христианская церковь доказала, что, вне всякого сомнения, являлась самой нетерпимой, догматической и репрессивной властью, когда-либо существовавшей в уже довольно длинной и кровавой европейской истории. Под подозрение церковной иерархии подпадали все, кто рисковал открыто высказывать свое мнение, не скрывал верования, идущие вразрез с общепринятым, и позволял даже малейшие отклонения от церковного учения. Этих людей преследовали, отлучали от церкви, подвергали пыткам, сжигали на костре. Умение скрываться и маскироваться стало жизненно необходимым условием выживания людей, имеющих собственное мнение, стремившихся избежать нежелательного внимания со стороны инквизиции и жарких объятий костра[147].

Проникающие всюду щупальца церковной и государственной власти тянулись от папы, императора и короля к феодалам и баронам[148]. Мало кому в Европе удалось от них увернуться. В период раннего Средневековья при господстве церкви феодализм обеспечил стабильность, которая позволила ему удержаться в некоторых частях Европы по крайней мере до начала XX века. Безопасность и защита городов и деревень при феодальных правителях обеспечила возможность проведения очередной земельной экспансии монашества в период с X по XII век. В этом случае руководство на себя взял орден цистерцианцев. В число владений цистерцианских монастырей, в отличие от других орденов, не входили города, деревни, приходские церкви; цистерцианцы не принимали ренты. Они принимали в дар только пахотные земли. Сознательно согласившись на роль жителей пограничной полосы, они расширяли посевные площади и пастбища. Они стали «земледельческими апостолами» в христианизации непрерывно расширяющейся Европы. На землях цистерцианцев работали конверсы, обращенные братья, которым гарантировалось спасение за земное повиновение. В зависимости от необходимости их переправляли с одного земельного владения на другое, они не получали заработной платы, эти чрезвычайно мотивированные и дисциплинированные рабы безропотно служили Богу.

Монахи основывали поместья, города, аббатства, церкви и соборы, они распространяли культуру, но не были ни новаторами, ни создателями. Не считая одного-двух исключений, они просто переписывали и зашифровывали существующие принятые знания. Церковь продолжала сохранять за собой неограниченную власть и контроль над знаниями и образованием. Большая часть культурного и философского наследия языческой Греции была исключена из перечня материалов для изучения, одобренного церковной иерархией. Священное Писание, неоплатонизм, догмат, откровение и учение – вот все, что интересовало церковь. Кроме того, монастырские писцы записывали тщательно отредактированную историю современных событий, но в основном они были переписчиками Библии, а не мыслителями. Исключением является единственный известный случай, когда была предпринята попытка издать философские работы древних греков. Сочинение «Утешение философией» (De consolatione philosophiae) было на самом деле написано Боэцием, дожидавшимся казни после обвинения в ереси[149].

Влияние греческой философии вернулось в европейские науки намного позже и, как ни странно, окольным путем – перевод осуществлялся не с греческого, а с арабского языка. Знания древнегреческой культуры и взглядов сохранили на арабских землях Ближнего Востока, куда после изгнания церковными властями бежали многие специалисты по античной филологии. Уважение арабов к культуре и философии и их интеллектуальная и религиозная терпимость являла полную противоположность нетерпимости, которой отличалась европейская церковная иерархия. Даже после возникновения ислама наследники философских традиций Греции выжили и преуспевали. Знания греческой философии, наук и последних успехов в математике и медицине медленно возвращались в Европу через завоевавших Испанию мавров и способствовали расцвету схоластики в Европе, возникшей в XIX и XII веках. С этого момента культура начала медленно проникать в аристократическую среду. В этот период репрессий появились мистики и посвященные, которые смиренно посвятили себя Богу и искали Святой Дух всюду, где только было возможно.

Врожденное недоверие церкви к мистическому опыту, полученному в период средневекового христианства, и нежелание признать значимость этого по сути духовного явления было по меньшей мере странно. С одной стороны, церковь была готова признать духовные способности библейских мистиков и пророков, а с другой – стремилась осудить подобный опыт в собственных рядах. Мистический опыт наполняет чувством справедливости, следовательно, в любой жесткой, догматической, несправедливой системе мистик считается опасным человеком и обычно попадает в беду. Это, конечно, относится к Средневековью.

Святая Хильдегарда Бингенская, средневековый мистик, столь уважаемая сегодня, была отлучена вместе со своими монашками от церкви, когда ей шел восемьдесят первый год. Святой Франциск Ассизский был насильственно лишен власти над орденом, что привело его, как мы сейчас говорим, к нервному срыву и появлению стигматов. Позже, проведя соответствие между его кровоточащими ранами и ранами распятого на кресте Иисуса, было объявлено, как это ни парадоксально, что это признак истинной святости Франциска. Смерть святого Фомы Аквинского была, конечно, ускорена его непрерывной борьбой с церковной иерархией. Нервная система этого знаменитого богослова была настолько расшатана, что в последний год жизни он уже не мог ни писать, ни говорить. Мало кому известно, что он был осужден за ересь, да не единожды, а трижды. Мехтильду Магдебургскую безостановочно гнали из города в город за то, что она подвергла критике духовенство за жадность и равнодушие к тяжелому положению бедных, молодых и больных. Мейстер Экхарт был осужден за ересь после смерти. С этого человека, вероятно величайшего мистика в христианской истории, до сих пор не снято обвинение в ереси. Английского мистика Юлиану Норвичскую попросту игнорировали не только в течение всей ее жизни, но и спустя более двух столетий после ее смерти[150].

Истинный мистический опыт рождает способность выйти за рамки догм и войти в то духовное состояние, которое испытывали шаманы охотников-собирателей и почитаемые посвященные Египта и библейского Израиля. В сочинениях средневековых мистиков говорится о восхищении, которое охватывает человека, обладающего природным даром. Но пусть они скажут об этом сами. Сначала дадим слово Мейстеру Экхарту, одному из немногих оказавших серьезное влияние на Мартина Лютера.

«Как узнать, что вы действительно пережили духовное рождение?

Вслушайтесь внимательно в эти слова. Если вы действительно испытали рождение, то каждое отдельное существо укажет вам на Бога[151].

Почему некоторые люди бесплодны?

Потому, что у них нет веры

Ни в Бога, ни в самих себя»[152].

А теперь сравните его духовное озарение с озарением другой великой души, Хильдегарды Бингенской.

«Слово есть живое существо, дух, все творческие способности.

Это слово проявляется в каждом существе[153].

Святые люди притягивают к себе все земное.

Земля в то же время есть мать,

Она мать всего, что есть в природе,

Мать всего, что есть в человеке.

Она мать всего,

Поскольку в ней содержатся

Семена всего»[154].

Хильдегарда Бингенская и Мейстер Экхарт были не одиноки; многие христианские мистики Средневековья оставили нам откровения о справедливости и любви.

«Я хорошо знаю, что небеса и земля и все живое возвышенное, щедрое и прекрасное и доброе… Доброта Божья наполняет все Его создания и все Его дела, и переполняет их… Бог есть добро, я вижу это, и начало добродетели – это Бог[155].

Вся хвала да будет Тебе, мой Господь, от сестры Земли, матери нашей,

Которая кормит нас и правит нами,

И производит разнообразные плоды, и пестрые цветы, и травы[156].

Днем моего духовного пробуждения

Был день, когда я увидела –

и осознала, что увидела, –

Все вещи в Боге

И Бога во всех вещах»[157].

Несмотря на преследование и осуждение средневековых мистиков, их учение оказало серьезное влияние на сравнительно небольшое число грамотных ученых их времени. Одним из них был Якоб Бёме, сапожник из Герлица, сочинение которого De Signature Rerum – «О рождении и обозначении всех существ» – написано в мистической традиции его средневековых предшественников. Произведения Бёме получили широкое распространение и были переведены на многие языки. Его видения можно интерпретировать по-разному, но все они сводятся к концепции, которую разделяли Хильдегарда Бингенская, Мехтильда Магдебургская, Юлиана Норвичская и остальные. Он взволнованно пишет о проникновении «в сокровенные глубины природы». Вот что пишет об этом произведении Бёме Колин Уилсон: «Бёме говорил о «подписи» вещей, имея в виду их внутреннюю символическую сущность, которая заставляет их звучать, словно на мгновение увидел фантазию доктора Дэвида Фостера о мире закодированной информации, в которой все живые существа есть выражение жизненно важной информации»[158].

Вот что сам Бёме говорит о своем произведении: «Эта книга – истинное мистическое зеркало высочайшей мудрости. Главное сокровище, которое человек может получить в этом мире, истинное знание, познание самого себя, поскольку человек великая Божья тайна, микрокосмос, он – mirandum Dei opus, Божье чудо, живой символ и тайный знак вечности и времени, и поэтому узнать, откуда он и какова его временная и вечная жизнь и благополучие, вероятно, ЕДИНСТВЕННАЯ необходимая вещь, которая должна быть главной целью нашего исследования и по сравнению с которой все богатства этого мира не представляют для нас никакой ценности»[159].

В Signature Бёме разъясняет свою космологическую теорию, что дает наилучшую возможность получить представление о его главном учении. Несмотря на упорные попытки церковной иерархии запретить его сочинения, они получили широкую известность. Бёме оказал влияние на Эмануэля Сведенборга, и в англоязычном мире его взгляды оказали глубокое влияние на Джорджа Фокса, основателя квакеризма, и на кембриджских последователей Платона, наиболее ярким представителем которых был Уильям Лоу. Бёме также оказал влияние на двух знаменитых мистиков, поэтов Уильяма Блейка и Иоганна Вольфганга фон Гете. Мистики Средневековья, несмотря на преследования, репрессии и осуждение, которые были им земной наградой, передали факел духовности следующим поколениям, а те передали его нам.

Таким образом, средневековые мистики, как до них пророки библейского Израиля, были божественно вдохновленными вестниками мира, справедливости и знания о Божественном присутствии в каждой части мироздания. И точно так же, как библейские пророки древности, они были не по душе тем, кто сохранял за собой всю власть. Мистика – один из краеугольных камней религиозного опыта, однако средневековые мистики и их взгляды пугали церковь. Иерархия понимала, что у всех народов есть врожденная способность к мистике как части духовного наследия, именно по этой причине религиозные руководители пытались устранить понятие человеческого духа из сознания и памяти человеческого рода[160].

Средневековые мистики были не единственными среди христиан Западной Европы, занимающимися поиском духовной истины. Тайная духовная академия процветала на месте, почитаемом со времен друидов за его духовную силу. Средневековая мистическая школа в Шартре была основана после того, как епископ Фульбер восстановил уничтоженный в пожаре собор. Эту школу после смерти епископа, не дожившего до окончания строительства собора, основал его ученик Бернар[161]. Под видом преподавания семи свободных наук – грамматики, диалектики, логики, музыки, математики, геометрии и астрономии – ученики Бернара изучали семь шагов посвящения, основанных на древнегреческой модели, путь постижения тайных знаний. После длительного периода испытаний ученики подвергались очищению, чтобы избавиться от того низменного, безотчетного в душе, что мешало им увидеть Божественное в самих себе и в природе. Каждый человек, как считалось, был способен развить высокую степень «духовного восприятия», и дисциплина и размышления были теми средствами, которые оказывали в этом помощь. После испытания и просвещения были достигнуты семь степеней посвящения, приводящие к осознанному вовлечению в духовную реальность сверхчувственного мира[162].

Духовные чувства не только дают ясновидящему возможность постигать мысли, чувства и настроения других людей наравне с их талантами и умственными способностями, но и более глубокое понимание законов природных явлений и то единение в природе, которое является главной движущей силой всего живого. Посвященные в Шартре понимали, какое важное значение имеет богиня Натура – Природа в божественном плане для просвещения человечества. По этой причине они вырезали точную копию языческой статуи, Virgini Pariturae, которой в дохристианские времена поклонялись в Шартре[163]. Точная современная копия статуи под видом Марии, Матери Божьей, находится в крипте. Другая статуя Марии расположена на почетном месте над одним из входов в собор, откуда в скором времени ее скопировали большинство главных соборов и церквей по всему западному христианскому миру. Возможно, непосвященному кажется нелепым, что основная догма современного римского католицизма находится в зависимости от духовного понимания и восприятия тайных посвященных Средневековья, которые преследовались именно этой римской церковью за еретическую природу их верований.

Скрытая среди других тайных орденов посвященных, сохранивших знание и способность духовного видения, одна безымянная группа орденов сохраняла традиции посвящения почти до наших дней, это так называемые компаньонажи, известные в Англии как крафтмасоны. По мнению многих историков, гильдии ремесленников не только контролировали условия труда членов гильдии, но и совершали обряды посвящения, которые, как считают, восходят к временам строительства Храма в Иерусалиме царем Соломоном. Роберт Грейвс в предисловии в книге Идриса Шаха «Суфии» пишет, что строители храма царя Соломона в Иерусалиме не были, как считают, израильтянами и подданными царя Соломона или финикийцами, а были суфийскими архитекторами. Многие искренние приверженцы Иисуса, включая тех, кто искал Святой Грааль, нашли духовную истину и вдохновение в книге Нового Завета, которая приводила читателей на протяжении двух тысяч лет в восхищение, в замешательство, а иногда и в ужас. Эта недооцененная книга огромной силы известна как Откровение Иоанна Богослова.

Тайна Откровения начинается с его предполагаемого автора, святого Иоанна Богослова. Обычно считается, что святой Иоанн был любимейшим из учеников Иисуса, играл ведущую роль в Иерусалимском храме и вместе с Петром ездил в Самарию для утверждения новообращенных. Два независимых источника сообщают, что в течение долгого времени он жил в Эфесе. Один из ранних Отцов Церкви, Ириней, говорит, что Иоанн был сослан императором Домицианом во время гонений в конце 80-х годов. Находясь в ссылке на острове Патмос, Иоанн, как считают, написал Откровение в небольшой пещере на склоне горы. Эта пещера или, скорее, одна легенда, связанная с пещерой святого Иоанна, источает необычный мистический, однако почти гнетущий покой по сей день. Мистик, известный в Восточной церкви как Иоанн Богослов, был плодовитым писателем. До нас дошли Евангелие от Иоанна, три послания Иоанна и Откровение Иоанна, но никто не знает, сколько еще пропало или было запрещено, как, например, Деяния Иоанна, запрещенные собором в Никее. Многие христианские ученые рассматривают Евангелие от святого Иоанна как свидетельство посвящения. У катаров Евангелие от Иоанна считалось священной книгой и было известно как Евангелие любви. Один из ранних Отцов Церкви, Клемент Александрийский, назвал его Духовным Евангелием. Другая работа апостола известна нам под названием Откровение Иоанна.

Откровение – необычная, захватывающая, приводящая в замешательство апокалиптическая книга с описанием фантастических образов. Это необыкновенное смешение апокалиптической традиции ессеев, вавилонской мифологии – включая дуализм зла – и астрологической фантазии, заимствованной у персов и египтян. Откровение явно носит пророческий характер, но написано таким сложным языком, специально предназначенным для того, чтобы сделать неясным, запутать, а не объяснить. Какой вывод может сделать современный разумный человек из этой мистической книги, в которой судьба человечества связывается с печатями, трубами и чашами гнева? Необычная символика и мифологические образы Откровения Иоанна Богослова стали для многих набожных мистиков своего рода волшебным зеркалом, в котором они смогли разглядеть отражения прошлого и будущего. Словно божественно вдохновленный автор этой мистической, приводящей в замешательство работы разглядел приход эпохи репрессий, цензуры и догматизма и закодировал ступени посвящения, чтобы предсказать истину и откровение как духовное противоядие для приближающихся искажений истинных учений Иисуса.

Семь – один из ключей к разгадыванию сложного шифра Откровения. Через всю работу проходит цифра семь. Семь звезд, семь золотых светильников, семь посланий, семь ангелов семи церквей, семь печатей, семь труб и семь золотых чаш гнева. Семь – магическое, ключевое число, которое проникло во все древние школы магии и во все почитаемые системы посвящения. Число семь имело огромное значение в религиях и системах посвящения всех цивилизаций, предшествовавших времени Иисуса, будь то месопотамская, египетская, греческая, кельтская, римская или христианская. В восточном мире буддисты называют нирвану седьмым небом. Вне зависимости от нашей культуры, от века, в котором мы живем, семь остается магическим числом, понятие, которое мы впитываем с молоком матери. В детстве мы узнаем о семи чудесах света, семи римских холмах, семи цветах радуги, счастливом числе семь и суеверии, связанном с седьмым сыном седьмого сына.

Приближаясь к концу 1-го тысячелетия н. э., ученые и мистики нашли в Откровении Иоанна Богослова семикратный ключ к новой системе христианского посвящения, известного истории как поиск Святого Грааля. Это число, возвращаясь снова и снова, повторяется мистически в семи духовных чувствах, семи чакрах, семи планетарных оракулах и семи великих европейских соборах, которые стоят на семи планетарных территориях, почитавшихся друидами[164]. Магическое влияние этого числа можно найти в условиях, которые будет выполнять кандидат в посвященные, и в количестве ступеней посвящения тамплиеров – истинных посвященных Святого Грааля.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.