Русский мессианизм

Русский мессианизм

Вл. Соловьев говорит в статье «Идолы и идеалы», что у всех значительных народов возникает, обыкновенно, идеал национального мессианства, но этот идеал имеет положительное содержание лишь в том случае, если он имеет форму христианского универсализма.

В Московской Руси уже в начале XVI века национальное мессианство получило яркое выражение в идеологии псковского инока Филофея, согласно которой «два Рима пали, третий стоит, а четвертому не бывать». Третий Рим — Москва. Он писал об этом самому великому князю Василию III в 1514–1521 годах. «В своих посланиях, — говорит Милюков, — он особенно подчеркивает ту мысль, что политическое падение православных царств связано с их религиозною изменою и что политическое господство Москвы есть следствие ее религиозной непоколебимости».

В XIX веке мысль, что Россия будет иметь со временем руководящее влияние в жизни Европы и выработает высокую форму культуры, высказывали основатель славянофильства Иван Васильевич Киреевский, Чаадаев, Н.Я. Данилевский.

Достоевский в своей Пушкинской речи выразил эту мысль, ставя ее в связь с характером русского народа. Он говорил, что после реформы Петра Великого мы «дружественно, с полною любовью приняли в душу нашу гении чужих наций, всех вместе, не делая племенных различий». «Стать вполне русским, может быть, и значит только стать братом всех людей, всечеловеком». «Наш удел и есть всемирность, и не мечом приобретенная, а силою братства и братского стремления нашего к воссоединению людей». «Стать настоящим русским и будет именно значить: стремиться внести примирение в европейские противоречия уже окончательно, указать исход европейской тоске в своей русской душе, всечеловечной и всесоединяющей, вместить в нее с братскою любовью всех наших братьев, а в конце концов, может быть, и изречь окончательное слово великой общей гармонии, братского окончательного согласия всех племен по Христову евангельскому закону».

* * *

Возможно, что толчком к этим мыслям Достоевского послужила речь Вл. Соловьева «Три силы», сказанная им в 1877 году. Он говорил, что «три коренные силы» управляют человеческим развитием: первая сила, центростремительная, ставит себе целью подчинить человечество одному верховному началу, уничтожая многообразие частных форм, подавив свободу личной жизни; вторая сила, центробежная, отвергает значение общих объединяющих начал. Результат исключительного действия первой силы был бы таков: «один господин и мертвая масса рабов»; наоборот, крайним выражением второй силы был бы «всеобщий эгоизм и анархия, множественность отдельных единиц без всякой внутренней связи»; третья сила, Божественная, «дает положительное содержание двум первым, освобождает их от их исключительности, примиряет единство высшего начала с свободною множественностью частных форм и элементов, созидает таким образом целость общечеловеческого организма и дает ему внутреннюю тихую жизнь… Третья сила может быть только откровением высшего Божественного мира, и тот народ, через который эта сила имеет проявиться, должен быть только посредником между человечеством и высшим миром, свободным сознательным орудием его. От народа, носителя третьей, Божественной силы, требуется только свобода от всякой ограниченности и односторонности, возвышение над узкими специальными интересами, требуется, чтобы он не утверждал себя с исключительной энергией в какой-нибудь частной низшей сфере деятельности и знания, требуется равнодушие ко всей этой жизни с ее мелкими интересами, всецелая вера в положительную действительность высшего мира и покорное к нему отношение. А эти свойства несомненно принадлежат племенному характеру Славянства, в особенности же национальному характеру русского народа».

В самом деле, говорит Соловьев, идеал русского народа имеет религиозный характер, он выражен в идее «Святой Руси»; способность к сочетанию восточных начал с западными в русском народе исторически доказана успехами реформы Петра Великого; способность к национальному самоотречению, необходимая для признания Папы Римского верховным первосвященником Вселенской Церкви, присуща русскому народу, как это видно хотя бы из истории призвания варягов.

Соловьев, вслед за Тютчевым, мечтал, что Россия станет всемирною христианскою монархиею. Для этой цели, думал он, необходимо воссоединение Восточной Церкви, обладающей богатствами мистического созерцания, с Западною Церковью, создавшей независимую от государства сверхнародную духовную власть; сочетание такой воссоединенной Церкви с политическою мощью государства, покоряющегося нравственной силе авторитета Церкви, положило бы основу вселенской теократии. В этой теократии духовная власть принадлежала бы Папе Римскому, а политическая — русскому императору.

В дальнейшем своем развитии Соловьев отказался от этой утопии, но в своей этике, в «Оправдании добра» он высказал такие глубокие мысли о нравственно правильном отношении народов и государств друг к другу, что их вполне уместно привести здесь. Они соответствуют духу русского народа и его миссии после преодоления большевизма. Как отдельные человеческие личности, так и целые нации стоят перед задачею гармонически восполнять друг друга, не утрачивая своего оригинального своеобразия, а, наоборот, выявляя его в предельной полноте, «Истинное единство народов, — говорит Соловьев, — есть не однородность, а всенародность, т. е. взаимодействие и солидарность всех их для самостоятельной и полной жизни каждого». На этом пути осуществляется не отвлеченный общий человек марксистов, а конкретный всечеловек в том смысле, что каждый индивидуум в соборном единении с другими индивидуумами участвует во всей полноте и разнообразии жизни человечества. Такой идеал противоположен всенивелирующему и всеобедняющему интернационализму: это — национализм, требующий не подавления, а развития национальных особенностей.

* * *

Соборное единение различных народов предполагает возможность взаимопроникновения национальных культур. Как аромат ландыша, голубой свет и гармоничные звуки могут наполнять одно и то же пространство и сочетаться воедино, не утрачивая своей определенности, так и творения различных национальных культур могут проникать друг друга и образовать высшее единство.

Фактически мы встречаем на каждом шагу взаимную непроницаемость различных культур, холодную чуждость их друг другу и обособление. Этот факт подмечен Шпенглером и возведен им в ранг непреодолимого закона. В действительности, однако, такая непроницаемость и отталкивание существуют лишь в той мере, поскольку нация не осуществляет своего идеального назначения, поскольку в ее творчестве есть искажение добра и воплощение отрицательных ценностей. Так скрипач и пианист, исполняя сонату Бетховена, осуществляют гармоническое целостное единство, но если разойдутся, получается раздирающая ухо какофония отталкивающих друг друга звуков. Чтобы не было какофоний наций, необходимо, согласно учению Соловьева, применить заповедь Иисуса Христа «Люби ближнего, как самого себя» также и к общению наций: «Люби все другие народы, как свой собственный». Он поясняет, что это требование вовсе не означает психологической одинаковости чувства, а только этическое равенство волевого отношения: я должен так же хотеть истинного блага всем другим народам, как своему собственному; эта любовь благоволения одинакова уже потому, что истинное благо едино и нераздельно. Разумеется, такая этическая любовь связана и с психологическим пониманием и одобрением положительных особенностей всех чужих наций; «преодолев нравственною волею бессмысленную и невежественную национальную вражду, мы начинаем знать и ценить чужие народности, они начинают нам нравиться». «Если такое отношение станет действительным правилом, то национальные различия сохранятся и даже усилятся, сделаются более яркими, а исчезнут только враждебные разделения и обиды, составляющие коренное препятствие для нравственной организации человечества».

Совместно творить гармоническое единство жизни, сверкающей богатыми красками различных культур, можно лишь в том случае, если мы будем сочувственно вживаться в чужие культуры, постигать их, как свою собственную, и таким образом воспитывать в себе способность восполнять друг друга своим творчеством.

Результатом сочувственного общения с чужими культурами должно быть не обезличение, а углубленное постижение также и своей родной культуры. Природная оригинальность и мощь народного характера обеспечивает ему сохранение своеобразного национального лица, в какую бы тесную связь с другими народами он ни вступал. Однако и у сильного народа есть отдельные слабые индивидуумы; мало того, как бы ни был могуч национальный характер, бывают в историческом процессе тяжелые годы внешних и внутренних потрясений, истощающих силы народа, и в такие периоды может развиться недоверие к себе и опасная подражательность. Поэтому в деле сохранения и развития национального своеобразия, кроме природной мощи народа, нужно еще содействие национального воспитания и образования. К сожалению, современная педагогика еще не выработала разумной системы национального воспитания. Обдумывая вопрос о такой системе, необходимо отдать себе отчет в том, что сущность национального характера и национальной культуры, как и все индивидуальное, не выразима в отвлеченных понятиях. Нация есть конкретное живое бытие. По поводу этого бытия можно высказать тысячи отвлеченных идей. Но сколько бы таких идей мы ни формулировали, каждая из них и все они в целом окажутся бледными, тощими, принципиально несоизмеримыми с живою полнотою национальной индивидуальности. Поэтому задача национального воспитания и образования не сводится лишь к тому, чтобы вырабатывать и усваивать характерные черты народа, выразимые в отвлеченных понятиях. Конечно, и их не следует упускать из виду, но главным средством воспитания должно быть интеллектуальное и эмоционально-волевое вживание в саму конкретную жизнь, в само конкретное содержание национального творчества, как оно выразилось в религии, в истории, в языке, в литературе, в искусстве, вообще культуре народа. Еще труднее, но также необходимо дополнять постижение индивидуальности своего народа еще и сочувственным вживанием в культуру других народов.

* * *

Кн. Е. Трубецкой, друг Вл. Соловьева, увлекался в своих ранних произведениях славянофильским преувеличением значения России и мечтал о Вселенской теократической империи, которую оснует Россия. Позже он, подобно Соловьеву, стал скромнее понимать миссию России. В своих «Воспоминаниях» он говорит: «Впоследствии я убедился, что в Новом Завете все народы, а не какой-либо один, призваны быть богоносцами; горделивая мечта о России, как избранном народе Божием, явно противоречащая определенным текстам Послания к Римлянам Апостола Павла, должна была быть оставлена, как не соответствующая духу Новозаветного Откровения».

Соловьев в «Оправдании добра» приводит ряд примеров вселенской миссии многих народов, поскольку они в своем национальном творчестве воплощали сверхнациональные ценности и таким образом влияли на культуру других народов. В духе этих наблюдений мы, русские, можем сказать, что русская культура, подобно культуре других великих народов, уже осуществляла и будет, даст Бог, осуществлять свою миссию, благотворно влияя на развитие всего человечества.

Влияние русской литературы и русской музыки есть положительный фактор в развитии общечеловеческой культуры. В политической жизни России первая проявила способность ограничить свой государственный суверенитет, когда в 1898 году Император Николай II предложил всем государствам выработать соглашение о решении споров международным судом, а не войною. Профессор Е.В. Спекторский написал брошюру «Принципы европейской политики России в XIX и XX веках», в которой приводит внушительный ряд фактов в пользу мысли, что в XIX и XX веке русская политика в Европе «была политика принципов в отличие от западноевропейской политики интересов». Он доказывает рядом примеров, что «принципами европейской политики России были спасение погибающих, верность договорам и союзникам и солидарный мир».

Русские эмигранты, рассеявшиеся по всему миру, после большевистской революции, продолжают осуществлять миссию России, поскольку знакомят другие народы с положительными сторонами русской культуры. Особенно важно то, что Западная Европа и Америка познакомились с православием; они стали понимать, что православие есть ценная форма христианской религии. Враждебные отношения между христианскими вероисповеданиями чрезвычайно компрометируют христианство. В наше время началось, к счастью, экуменическое движение, цель которого состоит в том, чтобы представители различных христианских вероисповеданий знакомились друг с другом, достигали все большего взаимного понимания и установили благожелательные отношения друг к другу. Видные деятели Русской православной церкви в эмиграции принимают участие в этом движении и проявляют при этом то свойство русского народа, которое Достоевский и Соловьев характеризуют, как всечеловечность и всепримирение. Основное условие для достижения этой цели в экуменическом движении есть освобождение от конфессиональной гордыни. Самый талантливый русский богослов нашего времени от. Сергий Булгаков (он умер в 1944 году) в своих «Автобиографических заметках» пишет: «Можно в некотором церковном надмении мнить себя, как всю полноту Церкви, но не может не оставаться глухого сознания, что это — не то…»

Профессор Православного богословского института в Париже Л.А. Зандер в своей книге об экуменизме высказывает следующие мысли о Церкви, часто ссылаясь на труды от. Сергия Булгакова. Предмет веры стоит выше нашей способности познавания. Поэтому он всегда превосходит все, что мы можем сказать о нем. «Говоря о Церкви и утверждая, что то или другое вероисповедание не принадлежит к ней, мы обыкновенно рассуждаем так, как если бы мы обладали исчерпывающим знанием о Церкви и могли обозревать, так сказать, ее в целом. В действительности же слова Символа веры о вере в Церковь напоминают, что наряду с видимыми и познаваемыми аспектами ее можно предполагать в ней такую реальность, которую в этом эоне мы способны видеть лишь отчасти». Поэтому вера в единство Церкви есть утверждение, что «Церковь едина, несмотря на внешние разделения». «В нашем богословском экуменизме, в наших совместных молитвах, в мистическом видении Христова образа друг в друге мы вместе как бы духовно возрастаем, и таким образом возникает новый вид единства, не отменяющий наших разделений, но некоторым образом сосуществующий с ними. Этот конечный результат экуменизма может быть определен, как единство без соединения». Такое решение вопроса об экуменизме, именно дружеская совместная жизнь без утраты конкретного своеобразия каждого из вероисповеданий, соответствует словам Достоевского о «всечеловечной и всесоединяющей» русской душе. Правило Соловьева «люби все другие народы, как свой собственный» применено Зандером также и к взаимному отношению христианских вероисповеданий. Особенно приятно видеть, что предисловие к книге Зандера написал представитель англиканской церкви епископ Чичестерский, приветствующий его книгу «от всего сердца».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.