760

760

«Хлеб и труд редко идут совершенно вровень. Но существует очевидная граница, за пределами которой они не могут быть разделены. Что касается тех необычайных усилий, которые трудящиеся классы предпринимали в период дороговизны, усилий, вызвавших падение заработной платы, отмечаемое в свидетельских показаниях» (а именно перед парламентскими комитетами 1814–1815 гг.), «то они, конечно, делают тесть отдельным лицам и способствуют росту капитала. Но ни один гуманный человек не пожелает, чтобы они остались постоянными и неослабевающими. Они заслуживают всяческой похвалы как временный выход; но если бы они стали постоянными, то получились бы результаты, аналогичные тем, какие имеют место, когда население страны располагает продовольствием в крайне скудных размерах» (Malthus. «Inquiry into the Nature and Progress of Rent». London, 1815, p. 48, примечание). Мальтусу делает честь то, что он подчеркивает здесь удлинение рабочего дня, на которое он прямо указывает и в другом месте своего памфлета, тогда как Рикардо и другие, несмотря на вопиющие факты этого рода, рассматривают во всех своих исследованиях рабочий день как величину постоянную. Но консервативные интересы, слугою которых был Мальтус, мешали ему видеть, что чрезмерное удлинение рабочего дня вместе с необычайным развитием машин и эксплуатацией женского и детского труда должно было сделать «избыточной» значительную часть рабочего класса, в особенности с прекращением созданного войной спроса и английской монополии на мировом рынке. Само собой разумеется, было гораздо удобнее, гораздо более соответствовало интересам господствующих классов, которым Мальтус поклонялся с чисто поповским усердием, объяснять это «перенаселение» вечными законами природы, а не исключительно историческими естественными законами капиталистического производства.