Если сексуальное чувство рождается из любви, это – не жажда, даже если тогда возникает большое восхищение.

   Если сексуальное чувство рождается из любви, это – не жажда, даже если тогда возникает большое восхищение.

    Собеседник: Что такое страсть?

    Кришнамурти: Я думаю, что мы должны ясно представлять себе, что жажда и страсть являются двумя различными вещами. Жажда поддержана мыслью, которая управляет ей, она растит и собирает сущность в мысли, пока она не взрывается сексуально, или, если это – жажда к власти, пока не возникают ее собственные сильные формы выполнения. Страсть – это что-то полностью отличное. Но не продукт мысли, не воспоминание о прошлых событиях. Она не выполняет никаких причин выполнения.

    Собеседник: Является ли вся сексуальная жажда страстью? Сексуальная реакция – не всегда результат мысли. Это может быть контакт, как тогда, когда вы внезапно встречаете кого-то, чье очарование переполняет вас.

    Кришнамурти: Везде, где мысль создает образ удовольствия, должна неизбежно быть жажда, а не свобода страсти. Если удовольствие является главным двигателем, то это – жажда. Когда сексуальное чувство – змей удовольствия, это жажда. Если это – змей любви, тогда это не есть жажда, даже притом, что тогда может возникать большое восхищение.

   Здесь мы должны быть точными и узнать для самих себя, исключает ли любовь удовольствие и блаженство. Когда вы видите облако и восхищаетесь его необъятностью и светом, это, конечно же, удовольствие, но в то же самое время гораздо больше, чем просто удовольствие. Мы не осуждаем это вообще. Если вы продолжаете возвращаться к облаку – в мыслях, или фактически – для возбуждения, то вы балуетесь образным воображением, и, очевидно, здесь удовольствие и мысли – это стимулы для действия. Когда вы сначала смотрели на облако и видели его красоту, не было такого стимула удовольствия действовать. Красота в сексе – это отсутствие «меня», эго, а мысли о сексе – подтверждение этого эго, и это есть удовольствие. Ваше эго все время или ищет удовольствие, или избегает боли, желая выполнения и, таким образом, призывая расстройство. Во всем этом поддерживается чувство страсти, преследуемое мыслью, и поэтому это больше не страсть, а удовольствие. Надежда, преследование, запомнившаяся страсть являются удовольствиями.

    Собеседник: Что же такое страсть, тогда?

    Кришнамурти: Она должна происходить с радостью и экстазом, который не является удовольствием. В удовольствии всегда есть тонкая форма усилия – наблюдение, стремление, требование, борьба, чтобы удержать и получить его. В страсти нет никаких требований и, следовательно, никакой борьбы. В страсти нет ни малейшей тени исполнения, поэтому не может быть ни расстройства, ни боли. Страсть – это свобода от «меня», которая является центром всего исполнения и боли. Страсть не требует, потому что является, и я не говорю о чем-то статическом. Страсть – это строгость самопожертвования, в котором не существует «вас» и «меня», поэтому страсть является сущностью жизни. Тем, что двигается и живет. Но когда мысль приносит проблемы наличия и владения, тогда страсть прекращается. Без страсти невозможно создание.

    Собеседник: Что вы подразумеваете под созданием?

    Кришнамурти: Свободу.

    Собеседник: Какую свободу?

    Кришнамурти: Свобода от «себя», которая зависит от окружающей среды и является ее продуктом, от «меня», который соединен обществом и мыслью. Эта свобода – ясность и свет, который не зажжен от прошлого. Страсть – это только настоящее.

    Собеседник: Она принесла мне новое странное чувство.

    Кришнамурти: Это – страсть изучения.

    Собеседник: Какое специфическое действие в моей ежедневной жизни будет гарантировать, что эта страсть горит и функционирует?

    Кришнамурти: Ничто не будет гарантировать этого, кроме как внимание изучения, которое является действием даже сейчас. В этом и есть красота страсти, которая является полным отказом от «себя» и своего времени.

    «Второй пингвин»

    Читателя Кришнамурти,

Данный текст является ознакомительным фрагментом.