Социологические причины культурного кризиса наших дней[37]

Социологические причины культурного кризиса наших дней[37]

Наряду с кризисом душевной жизни людей симптомы распада современного общества и его преобразования проявляются в потрясениях, которым подвержена наша культура. То же напряжение, которое нарушает развитие экономики, действует и в культурной жизни.

Если приглядеться, оказывается, что во внеэкономической социальной структуре либерального порядка происходят те же процессы, которые типичны для свободного рынка, с той только разницей, что в области культуры эти процессы действуют в другом направлении и измеряются иными масштабами. Социологическое рассмотрение культуры в либеральном обществе должно во всяком случае исходить из положения производителей культуры, т. е. из слоя интеллигенции и ее места в обществе.

Проблема социологии интеллигенции находится, несмотря на множество подступов к ней, на начальной стадии. С позиций нашей науки, выразить соответственно значение культуры в различных областях социальной жизни — задача интеллектуальной элиты. Существуют основные типы элиты: элита в области политики, организации, знания, искусства и религии. Если элита в области политики и организации создает интеграцию многочисленных волевых импульсов, то функция элиты в области знания, эстетики и религии — сублимировать духовные энергии, не полностью использованные обществом в ежедневной борьбе за существование.

Таким образом, эти типы элиты приводят в движение как волю к объективному знанию, так и те тенденции к интроверсии, созерцанию и рефлексии, которые, хотя они и являются условием существования каждого общества, не получили бы на данном уровне должного развития без более или менее сознательного управления.

Мы не можем здесь подробно останавливаться на сложных психологических проблемах сублимации, интроверсии, созерцания и т. д. Но мы можем исходить из того, что пути культурной сублимации связаны с определенными типическими ситуациями; при этом известную роль играет характер использования людьми своего досуга и выбор групп интеллигенции, располагающих значительным досугом и особым укладом жизни.

Общество, которое полностью использует свои силы для организации, не оставляет достаточной возможности для интроверсии, созерцания и рефлексии. В таком обществе преобладает элита в области политики и организации, тогда как элита в области рефлексии, науки, искусства и религии почти полностью отсутствует или, во всяком случае, не может получить серьезного значения.

Общество, не позволяющее сублимированному слою достичь развития, не может ни управлять культурным процессом, ни увеличить свои творческие силы. Только там, где, с одной стороны, рядовой человек располагает достаточным свободным временем, чтобы подвергнуть сублимации излишек своей энергии, и где, с другой стороны, в области культуры существует группа лидеров, способная направить эту сублимацию, возникают соответствующие друг другу слои: слой, создающий культуру, и слой, культуру воспринимающий.

В обществе массовой демократии культурная сублимация, например в области искусства и моды, совершается только в том случае, если до того возникли мелкие группы знатоков, формирующие вкус, откуда содержание и техника сублимации медленно распространяются на остальное общество. Во всех областях культурной жизни подобные элиты в качестве небольших групп осуществляют функцию первичного формирования духовных и душевных сил, управления коллективной экстраверсией и интроверсией; они — носители творческой инициативы и традиции. Если эти небольшие группы уничтожаются, если возникает препятствие для их правильной селекции, то в обществе исчезает основное условие создания и сохранения культуры.

* * *

Кризис культуры в либеральном демократическом обществе восходит прежде всего к тому, что фундаментальные социальные процессы, развитию которых раньше способствовали создающие культуру элиты, перешли вследствие массовизации общественной жизни в свою прямую противоположность. Дело здесь обстоит приблизительно так же, как с принципом конкуренции. Можно заметить, что действие и этого принципа ведет при определенных обстоятельствах к оптимальным достижениям индивидов, качественно превосходящих других, тогда как при других констелляциях тот же принцип вызывает даже понижение социального уровня, побуждая применять в соревновании недобросовестные средства.

Точно так же существуют констелляции[38], при которых нерегулированное действие остальных социальных сил может привести в области культуры к негативным результатам. Мне представляется необходимым назвать несколько симптомов деструктивного воздействия либерализма и демократии в области культуры на стадии массового общества. В связи с проблемой образования элиты в либеральном обществе я хочу предложить в качестве темы для дискуссии четыре таких процесса, которые имеют сегодня первостепенное значение:

1. Растущее число элитарных групп и возникающее вследствие этого ослабление их силы.

2. Уничтожение замкнутости элитарных групп.

3. Изменение принципа отбора этих элит.

4. Изменение внутреннего состава элит.

Первое воздействие либерального порядка на образование элиты находит свое выражение в разрастании элитарных групп. Сначала это увеличение числа ведущих элитарных групп создает плодотворное многообразие в отличие от закоснелости и замкнутости немногих групп, которые господствовали в относительно маленьких и легко обозримых обществах прежних времен. Однако после того как многообразие выходит за определенные пределы, оно превращается в диффузию. Чем больше элитарных групп в обществе, тем больше каждая из них теряет ведущую функцию и силу воздействия, ибо они взаимно нейтрализуют друг друга. В демократическом массовом обществе уже ни одна из этих групп не может настолько утвердиться, чтобы накладывать свой отпечаток на все общество.

Второе негативное изменение состоит в том, что принципиальная открытость демократического массового общества с ростом его величины и тенденции к публичности ведет не только к чрезмерному увеличению числа элитарных групп, но и лишает сами эти элитарные группы их обособленности, необходимой для образования духовных и душевных импульсов. Если утрачивается определенная минимальная мера обособленности, то целенаправленность в образовании вкуса, ведущего принципа вкуса, уже достигнута быть не может. Новые импульсы подхватываются широкими массами как простые возбудители, а не в их сложившейся форме как объективные образования, и разносятся как один из многих раздражителей, которых в современном мире с его крупными городами и так достаточно.

Постоянно растущая жажда раздражений заменяет творческое терпение и стремление к совершенству. В этом заключается социологическая причина того симптома, на который уже в конце прошлого века указал известный историк искусства Ригль, а именно, что после стиля бидермейер[39] мы не создали, собственно, ни одного стиля в искусстве и теперь занимаемся тем, что повторяем в быстром чередовании прежние стили. Такая же растерянность и отсутствие руководства царят и в других областях культуры, в области философского истолкования мира, формирования политической воли и т. д.

Если тот, кто наблюдает за подобными изменениями, не привык видеть за явлениями действия социального механизма, он легко придет к выводу, что в такие периоды человеческая природа менялась со дня на день, и что теперь люди обладают меньшей творческой способностью и менее самобытны, чем прежде. Выступая против таких мнений, следует настойчиво указывать на меняющиеся социальные силы, в нашем случае, когда в позднелиберальном массовом обществе отсутствует руководство, — на негативно функционирующее образование элиты. Далее следует обратить внимание на то, что возникающая общая беспомощность и отсутствие руководства дают диктаторским группам шанс на победу. Если этим группам удастся создать какую-либо политическую интеграцию, они смогут, не встречая существенного сопротивления со стороны остальных групп, утвердиться во всей сфере общественной жизни. Существенного сопротивления они не встречают потому, что все элитарные центры, формирующие волю, вкус, суждения, уже раньше уничтожили друг друга.

Общая тенденция массового общества к утрате определенного направления наиболее ясно наблюдалась в послевоенной Германии[40], где в первую очередь инфляцией были уничтожены и атомизированы прежние средние слои. Выброшенные таким образом из своей социальной системы группы были подобны неорганизованной массе, которая лишь случайно может проявить склонность к интеграции. В этой ситуации возникла неведомая раньше интенсивная раздражительность и восприимчивость по отношению к новым формам переживания и опыта, но был утерян всякий шанс длительно сохранять определенный характер…

Следующий источник негативной демократизации лежит в изменении принципа отбора элитарных групп. Если до этого времени нормальный отбор возвышал носителей культуры или постепенно повышал культуру поднимающихся в этом процессе слоев, то теперь, в ходе негативного отбора, тон начинают задавать те, кто отстал по своему самообладанию и способности контролировать свои влечения. Вследствие их победы господствующими становятся их ценности; в душе отдельного индивида также возникает внутренняя борьба мотивов и в конце концов происходит негативный отбор такого рода, что люди начинают стыдиться культуры, которую они постепенно восприняли, ощущают склонность к ней как проявление слабости и трусости; совершенная в течение длительного времени многими поколениями сублимация постепенно распадается и вовне все больше выступает хаотическая и бесформенная сторона души.

Так, в конце концов негативный отбор элиты в обществе превращается в негативный отбор господствующих переживаний и свойств, совершаемый в душе индивида. Действующее в каждом обществе стремление к вытеснению подавляет при негативном отборе достигнутую в медленном культурном процессе сублимацию.

* * *

Встает вопрос об отношении элит к «публике». Для пояснения этого надо остановиться на процессе образования публики. Элиты не обращаются непосредственно к широким массам. Между элитой и широкими массами находятся социальные структуры, которые, правда, неустойчивы, но, тем не менее, обладают известной внутренней расчлененностью и постоянством; их функция — опосредствовать отношение между элитой и массами. И здесь можно показать, что переход от либерального псевдодемократического общества меньшинства к массовому обществу разрушает постоянство этого образования, именуемого публикой, и усиливает значение флюидных масс.

В области литературы и театра это проявляется в том, что автор уже не может, как раньше, завоевав любовь публики, рассчитывать на то, что она, по крайней мере на протяжении одного поколения, сохранит к нему интерес. В массовом обществе место постоянного общества, составленного из сословий или из подобных сословиям слоев, занимает реально интегрирующаяся публика, которая в типичных случаях собирается лишь для одной постановки и для которой играет не постоянная труппа, а труппа, также собиравшаяся лишь для этого представления. Такая непостоянная, меняющаяся публика может быть привлечена только посредством все новых сенсаций. Следствием такой ситуации оказывается для авторов то, что успех все чаще выпадает только на премьеры; ведь при второй и третьей постановках пьесы того же автора уже нельзя рассчитывать на публику как гарантированное единство.

Там, где органическое, исторически сложившееся единство публики уничтожено, авторы и элиты обращаются непосредственно к широким массам; тем самым они в большей степени подчиняются законам массовой психологии, чем в тех случаях, когда в качестве регулятора отношения между элитой и массой действует такой достаточно открытый организм, как публика. На последней стадии либерального массового общества эту беду пытаются предотвратить новым насильственным решением, феноменом организованной публики. Рабочий театр ставит спектакли для профсоюзов или иных организаций. Тем самым в пограничной ситуации либерального массового общества появляется решение, которое, вероятно, найдет себе применение и в регулируемом плановом обществе. В будущем возникнет, вероятно, стремление заменить органическую публику и публику атомизированную искусственно организованной публикой в качестве третьей ступени развития.

Показанный здесь на примере театральной жизни феномен образования публики можно наблюдать и в других областях общественной жизни, например, в сфере политики. И здесь на стадии демократии меньшинства между широкими массами и элитой существовали структуры типа публики, например, более или менее постоянная поддержка избирателей и находящиеся под влиянием прессы партии.

На стадии расширения демократии и превращения ее в массовую демократию роль тех, кто раньше не участвовал в выборах, и еще не подвергшегося влиянию молодого поколения становится значительно более решающей, чем опора на охарактеризованные выше образования типа публики, более или менее подвергшиеся влиянию политических структур. Поэтому в обществе либеральной массовой демократии, партии стремящиеся к ключевой роли, прежде всего обращаются к этим еще не организованным массам и стараются, опираясь на законы социальной психологии, воздействовать на них посредством иррациональных средств. Однако и здесь, как и в случае с театральной публикой, диктатура, как только она достигает господства, сразу же преображает существовавшую ранее интеграцию добровольных сторонников в организованную партию.

* * *

Дальнейшая проблема, суть которой сводится к выяснению того, как элитарные группы встроены в общество, связана с их положением в обществе, с их отношением к социальным слоям.

Для судьбы элитарных групп, а потому и для господствующей в обществе духовности, не безразлично, составляют ли носители культуры часть хорошего общества, зависят ли они от отдельных меценатов, от свободно интегрирующейся публики или от организаций. Первое следствие современной демократизации образования — это пролетаризация интеллигенции. На рынке труда интеллигенции появляется больше людей, чем нужно обществу для выполнения его интеллектуальных функций.

Подлинное значение этого переизбытка состоит не только в обесценении духовных профессий, но и в обесценении в общественном мнении самого духа. Неинтеллигентный человек полагает, что дух всегда ценят лишь ради него самого. Между тем существует социологический закон, согласно которому социальная ценность духа зависит от социальной значимости его творцов и носителей. Чтобы дух как таковой получил в качестве ценности общее признание, потребовалось не только длительное развитие; решающее значение в этом процессе всегда имело социальное положение его творцов.

Аристократия духа лишь медленно завоевывала свои позиции рядом со слоем военной знати, аристократией по крови. Из истории нам известны забавные примеры, когда ценность университетского преподавателя определялась тем, сколько аристократических юношей сидит у его ног. Из истории Греции мы знаем, что изобразительное искусство долгое время ценилось меньше потому, что вначале художники происходили из сословия рабов. Напротив, для общественного развития духа было чрезвычайно существенно, что абсолютным властителям княжеств внезапно понадобились образованные должностные лица, в результате чего понизилась ценность придворной теологии и ряда других наук и повысилась значимость юридического образования.

В настоящее время мы являемся свидетелями обратного движения. Превышение предложения над спросом снижает ценность интеллектуалов и самого духа. То обстоятельство, что в предшествующий период развития демократического общества подобного превышения предложения над спросом в этой области не происходило, связано с тем, что эта стадия была демократией меньшинства. В культурный слой общества, наряду с аристократическими семьями, проникало путем отбора такое количество представителей имущих слоев, что имущество и образованность стали составлять замкнутое единство. Тем самым интеллигенция стала частью «хорошего общества». Можно, правда, сказать, что в восемнадцатом веке ученые были преимущественно выходцами из низших слоев, но путь их был тернист, и покорность господствующим слоям гарантировалась зависимостью от них.

Переход в наши дни от буржуазной демократии обеспеченных слоев к массовой демократии, в которой культура уже не принадлежит только немногим, имел сначала благоприятные последствия. Слишком тесно связанная с «хорошим обществом» интеллигенция придавала образованию в значительной степени сословный и престижный характер. Освобождение интеллигенции от «хорошего общества» и превращение ее в пребывающую некоторым образом между социальными слоями, делегирующуюся из всех классов духовность привело на первых порах к удивительному расцвету свободной духовной жизни.

Образованность в лице интеллигенции царской России, а также в большей или меньшей степени всей Европы была общечеловеческим достоянием в лучшем смысле этого слова, в значительной мере независимым от сословных предрассудков, которые раньше всегда примешивались к образованности. Негативную направленность этот все более широкий отбор получил тогда, когда вместе с ростом предложения и сами слои, из которых производился отбор, становились все менее благоприятной почвой для культурного созидания.

Наименее подходящими для духовной жизни совсем не обязательно являются беднейшие слои, ими могут быть и те, положение которых в современном производственном процессе безнадежно; поэтому возникающие в этих кругах импульсы часто создают типы, ограниченные по своей человеческой сущности. Если в обществе, которое может предоставить социальным слоям весьма различные жизненный уровень и досуг и соответственно обеспечить различное духовное и душевное развитие, если в таком обществе доступ в сферу духовного лидерства будет открыт все большему числу людей, то средняя ментальность обойденных судьбой групп неизбежно получит репрезентативное значение.

Если в аристократическом обществе с культурой меньшинства низкий средний уровень образования, присущий угнетенным слоям, ограничивался их жизненной сферой, то теперь укоренившаяся ограниченность людей среднего культурного уровня получает благодаря их массовому возвышению значимость и вес в обществе и сразу становится образцом для всех. Там, где приток масс становится лавинообразным, старые слои интеллигенции теряют свою способность ассимилирования и вытеснения.