Время борьбы

Время борьбы

Качества либерального типа мышления ярко выделил Эрнст Юнгер. Либеральный прогрессизм в его анализе выглядит у него как «рационализм» трусливого индивида, отстаивающего обветшалые ценности XIX века – века торжества идей Просвещения на европейском полуострове – ценности договора, который спасает от борьбы и, в то же время, может быть расторгнут в удобное время, когда партнер оказывается не способным к нападению:

«…опасное предстает в лучах [бюргерского] разума как бессмысленное и тем самым утрачивает свое притязание на действительность. В этом мире важно воспринимать опасное как бессмысленное, и оно будет преодолено в тот самый момент, когда отразится в зеркале разума как некая ошибка.

Такое положение дел можно повсюду детально показать в рамках духовных и фактических порядков бюргерского мира. В целом оно заявляет о себе в стремлении рассматривать зиждущееся на иерархии государство как общество, основным принципом которого является равенство и которое учреждает себя посредством разумного акта. Оно заявляет о себе во всеохватной структуре системы страхования, благодаря которой не только риск во внешней и внутренней политике, но и риск в частной жизни должен быть равномерно распределен и тем самым поставлен под начало разума, – в тех устремлениях, что стараются растворить судьбу в исчислении вероятностей. Оно заявляет о себе, далее, в многочисленных и весьма запутанных усилиях понять жизнь души как причинно-следственный процесс и тем самым перевести ее из непредсказуемого состояния в предсказуемое, то есть вовлечь в тот круг, где господствует сознание.

В пределах этого пространства любая постановка вопроса художественной, научной или политической природы сводится к тому, что конфликта можно избежать. Если он все-таки возникает, чего нельзя не заметить хотя бы по перманентным войнам или непрекращающимся преступлениям, то дело состоит в том, чтобы объявить его заблуждением, повторения которого можно избежать с помощью образования или просвещения. Такие заблуждения возникают лишь оттого, что не всем еще стали известны параметры того великого расчета, результатом которого будет заселение земного шара единым человечеством, – в корне добрым и в корне разумным, а потому и в корне себя обезопасившим» [48].

Трусливому индивиду-бюргеру Юнгер противопоставляет тип — личность, идентифицирующую себя не индивидуальными отличиями, а признаками, лежащими за пределами единичного существования. Тип соответствует иному времени – времени борьбы: «Изменилось и лицо, которое смотрит на наблюдателя из-под стальной каски или защитного шлема. В гамме его выражений, наблюдать которые можно, к примеру, во время сбора или на групповых портретах, стало меньше многообразия, а с ним и индивидуальности, но больше четкости и определенности единичного облика. В нем появилось больше металла, оно словно покрыто гальванической пленкой, строение костей проступает четко, черты просты и напряжены. Взгляд спокоен и неподвижен, приучен смотреть на предметы в ситуациях, требующих высокой скорости схватывания. Таково лицо расы, которая начинает развиваться при особых требованиях со стороны нового ландшафта и которая представлена единичным человеком не как личностью или индивидом, а как типом» [49].

Новый образ мира, который в течение ХХ века лишь утратил наиболее яркие видимые элементы, показывал не размывание противоположностей, а обострение их непримиримости. Террор чеченских боевиков в России и теракты арабских смертников в США – яркий тому пример.

Необходимо почувствовать тотальность войны и новых ее методов. Тот же Юнгер с его концепцией тотальной мобилизации прекрасно понимал, что война затрагивает всех – даже тех, кто стремится обособиться от нее, быть непричастным и невинным. Тот, кто пытается ускользнуть от войны, превращается из способного к самообороне бойца в добычу смерти – из воителя в жертву, которая даже не в силах понять причины и источника своей муки или гибели.

Юнгер, подобно Карлу Шмитту видел в политизации всех сторон жизни обострение противоречий, которые доходят до применения новых видов оружия. Прежде всего тех, которые направлены не на уничтожение отдельного солдата – пусть и в огромном количестве – а на создание целых «зон уничтожения». Высшей фазой развития этого типа оружия в конце ХХ века оказались вовсе не ядерные арсеналы, а информационные методы уничтожения противника как противостоящего типа.

Юнгер в заключительном фрагменте «Тотальной мобилизации» пишет, что возникли методы принуждения, более сильные, чем пытки: «…они настолько сильны, что человек встречают их ликованием. За каждым выходом, ознаменованным символами счастья, его подстерегают боль и смерть. Пусть радуется тот, кто во всеоружии вступает в эти места» [50].

Поводя итог, следует заключить, что «образ врага» является неотъемлемым элементом политической практики и политической теории (шире – политической культуры), обусловленным неустранимостью определенных биологических и социальных механизмов, постоянно действующих в человеческих сообществах. Сознательное размывание «образа врага» может свидетельствовать только о применении стратегии разрушения защитных механизмов определенного сообщества и обеспечения преимуществ других сообществ, «естественное» следование тем же путем означает утрату политической субъектности.

Литература

[1] Лоренц К. Агрессия (так называемое «зло»). – М.: Изд. группа «Прогресс» «Универс», 1994. – С. 236.

[2] Олексин А. В. Биополитика и ее приложения к социальным технологиям // Вопросы философии. – № 7, 1995.

[3] Фрейд З. Психоанализ. Религия. Культура. – М.: Ренесанс, 1992. – С. 116.

[4] Розанов В. В. Эстетическое понимание истории // Русские философы. Антология. – М.: Изд. «Книжная палата», 1994. – Вып. 2. – С. 65.

[5] Поршнев Б. Ф. Социальная психология и история. – М.: Наука, 1979. – С. 82.

[6] Байбурин А. К. Ритуал в традиционной культуре. – СПб, 1993. – С. 15.

[7] Поршнев Б. Ф. Цит. пр. – С. 81.

[8] Тиллих П. Избранное. Теология культуры. – М.: Юристъ, 1995. – С. 58.

[9] Жирар Р. Насилие и священное. – М.: Новое лит. обозрение, 2000. – С. 329.

[10] Там же. – С. 329–330.

[11] Там же. – С. 336.

[12] Хюбнер К. Истина Мифа. – М.: Республика, 1996. – С. 108.

[13] Ницше Ф. По ту сторону добра и зла. – М.: Сирин, 1990. – Т. 2. – С. 302–303.

[14] Поршнев Б. Ф. Цит. пр. – С. 116.

[15] Там же. – С. 162–163.

[16] Пьер Бурдье. От «королевского дома» к государственному интересу: модель происхождения бюрократического поля // Социоанализ Пьера Бурдье (Альм. Российско-французского центра социологии и философии Института социологии РАН). – М.: Институт экспериментальной социологии; СПб.: Алетейя, 2001.

[17] Мэмфорд Л. Миф машины // Утопия и утопическое сознание. – М.: Прогресс, 1991. – С. 96.

[18] Жирар Р. Насилие и священное. – М.: Новое лит. обозрение, 2000. – С. 304.

[19] Там же. – С. 306.

[20] Ницше Ф. Цит. пр. – С. 302.

[21] Эвола Ю. Мистерия Грааля. – Изд. «Арктогея».

[22] Булгаков С. Героизм и подвижничество. – М.: Русская книга, 1992.

[23] Шмитт К. Понимание политического // Вопросы социологии. – № 1, 1991.

[24] Плутарх. Избранные жизнеописания. – М.: Правда, 1990. – Т. 2. – С. 241.

[25] Поршнев Б. Ф. Цит. пр. – С. 125–126.

[26] Дарендорф Р. После 1989. Размышления о революции в Европе. – М., 1998. – С. 242–243.

[27] Белоусов Л. С., Шумаван А. История фашизма и его преодоления в единой истории Европы ХХ века (библиообзор) // Полис. – № 4, 1999. – С. 170.

[28] См.: Журн. «Золотой лев». – № 9-10, 2000.

[29] Griffin R. The Nature of Fascism. – L., 1993. – P. 26.

[30] Савва М. В. Этнический статус в идеологии и политике // Полис. – № 4, 1999. – С. 143.

[31] См.: Гудрик Кларк Н. Оккультные корни нацизма. Автор приводит впечатляющие цифры переселения евреев из Галиции в Вену и образование многочисленной и влиятельной еврейской диаспоры за какие-нибудь полвека.

[32] Нам уже приходилось приводить данные об уровне негативизма населения России по отношению к кавказцам и евреям. Вторые сильно уступают первым, почти незаметным на фоне прочих народностей, вызывающих у русских чувство подозрительности или нелюбви. – см. А. Н. Савельев. Русские по паспорту и русских по духу. В кн. «Расовый смысл русской идеи». Выпуск 1, 1999.

[33] На этот факт нам довелось указывать. См.: Кольев А. Крамолы этницизма / Русский строй. – М.: 1997.

[34] Поршнев Б. Цит. пр. – С. 126.

[35] Шмитт К. Цит. пр.

[36] Там же.

[37] Пригожин А. И. Что есть политика? (политологические тезисы) // Общественные науки и современность. – № 4, 1996.

[38] Ницше Ф. Цит пр. – С. 232.

[39] См.: С. Кьеркегор: «симпатическая антипатия» или «антипатическая симпатия» («Страх и трепет»).

[40] Шмитт К. Цит. пр.

[41] Барсукова С. Ю. Проблемы беженцев и вынужденных переселенцев в зеркале идеологий // Полис. – № 4, 1999. – С. 36–37.

[42] Бурдье П. Социология политики. – М.: Socio-Logjs, 1995.

[43] Шампань П. Делать мнение: новая политическая игра. – М.: Socio-Logjs, 1997. – С. 65.

[44] См. его статью в «Независимой газете» 04.01.2000.

[45] Савва М. В. Этнический статус в идеологии и политике // Полис. – № 4, 1999. – С. 144.

[46] Барсамов В. А. Этнонациональная политика в борьбе за власть: стратегия и тактика общенациональной смуты (десять лет в поисках антикризисной модели). – М.: Б.И., 1997.

[47] Манхейм К. Диагноз нашего времени. – М.: Юристъ, 1994. – С. 614–616.

[48] Юнгер Э. Рабочий. Господство и гештальт. – СПб.: Наука, 2000. – С. 108–109.

[49] Там же. – С. 179–180.

[50] Там же. – С. 469.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.