Р. М. Хин-Гольдовская Из дневника[114]

Р. М. Хин-Гольдовская

Из дневника[114]

1893 г.

1 февраля. Слушала лекцию Ключевского: «Два воспитания – семья и школа». Ключевский – замечательный лектор. Он обладает особенным даром рассказывать даже известные вещи так, что в воображении вдруг оживает целая эпоха, о которой в памяти, под грудой других воспоминаний, хранились какие-то обрывки. Ключевский – не только большой ученый, он виртуоз, величайший актер, в котором никто не посмеет, не помыслит указать на «актерство», – до того у него все выходит «натурально». Я ни у кого, кроме Ленского, Коклена… – не знаю такого мастерства оттенков в голосе, мимике, жестикуляции – и это при кажущемся однообразии тона, суховатости всей фигуры и строгой сдержанности в жесте. Он завораживает аудиторию. Пока он говорит, все во власти этого волшебника. В чем эти чары: в игре глаз, неуловимой вибрации голоса, в особенном произношении слов, в особенной мимолетной, внезапно вспыхивающей и внезапно угасающей усмешке рта, в лукавом выражении его сухого, умного лица… не знаю… Что ему нравится, за что или за кого он стоит – никогда нельзя угадать. Сегодня он говорил о древнерусской семье. И как говорил! Прямо поэма. Муж-государь учит разуму чад и домочадцев. Жена-государыня, кроткая и домовитая хозяйка, благочестивая, разумная советчица и сотрудница, сияет как венец на голове мужа… Я подумала: вот его идеал. Вдруг, медлительный, эпический темп голоса дрогнул, по лицу скользнула мефистофельская улыбка и величавая фигура патриарха, наставника, правдолюбца точно провалилась в люк, а на ее месте очутился неуклюжий боярин, кот[орый] тупо твердит домостроевскую премудрость: любяй сына, учащай ему раны и т. д. Это уже не богобоязненный «глава семьи», а человек с «автоматической совестью», которому «мирное строение» приуготовило мораль на все случаи жизни…

Особенно блестяща была вторая часть лекции: Екатерининская эпоха, Бецкий, его любимое детище – оранжерейный кадетский корпус… Бесподобны российские энциклопедисты, в один мах перескочившие от педагогики попа Сильвестра к философии Руссо и Дидерота.

По плану Бецкого, чтобы создать идеальных воинов-граждан, шестилетних детей отрывали от семьи. Педагогическая казарма принимала человеческое «сырье» и превращала его в живую статую по рецепту Кондильяка. Вместо прежнего человека с «автоматической совестью» появился новый манекен с «автоматическими чувствами». А семье… предоставлялась роль «кустарной мастерской» для изготовления педагогического материала. Огромная аудитория исторического музея была полным полна. <…>

Данный текст является ознакомительным фрагментом.