Глава VII. Анархизмъ и право.

Глава VII.

Анархизмъ и право.

Въ научной критической литератур?, посвященной анархизму до настоящаго времени пользуется прочнымъ кредитомъ уб?жденіе, что анархизмъ, категорически отрицающій современное государство и современное право, столь же категорически отрицаетъ «право» вообще и въ условіяхъ будущаго анархическаго строя.

Уб?жденіе это, являющееся совершеннымъ недоразум?ніемъ, поддерживается сл?дующими причинами.

1) Методологической невыясненностью самой проблемы о прав? и государств? въ анархическомъ ученіи.

2) Разнородностью опред?леній права и государства у анархистовъ и ихъ критиковъ.

3) Голословными и непродуманными заявленіями отд?льныхъ адептовъ анархизма. Одни въ безбрежной соціологической наивности уб?ждены, что «анархія» — означаетъ въ буквальномъ смысл? слова отсутствіе какого либо правового регулированія — полное «безначаліе». Другіе постулируютъ чудо внезапнаго и всеобщаго преображенія людей подъ вліяніемъ знакомства съ анархическимъ идеаломъ. Внезапнаго потому, что самый «осторожный» анархистъ, въ роде Корнелиссена, не мечтаетъ о подготовк? вс?хъ, безъ исключенія, къ будущему анархическому строю. Третьи, наконецъ, — таковымъ былъ когда-то авторъ этихъ строкъ — мечтаютъ о возможности, благодаря техническому прогрессу, создать условія внесоціальнаго существованія и т?мъ изб?жать ограничивающаго вліянія «права».

4) Общей предуб?жденностью, а часто и совершенной нев?жественностью критики, не дающей себ? труда всесторонне и объективно ознакомиться хотя-бы съ наибол?е выдающимися теченіями анархистской мысли.

5) Наконецъ, нарочитой тенденціозностью, густо окрашивающей, напр., еще со временъ Энгельса, всю «соціалистическую» критику[30].

Въ образцовомъ — во многихъ отношеніяхъ — изложеніи анархическихъ ученій Эльцбахера мы находимъ между прочимъ, сл?дующія строки: «Утверждаютъ, что анархизмъ отвергаетъ право, правовое принужденіе. — Если бы это было такъ, то ученія Прудона, Бакунина, Кропоткина, Тэкера и многія другія ученія, признаваемыя за анархистскія, нельзя было бы считать анархистскими... Говорятъ, что анархизмъ требуетъ уничтоженія государства, что онъ хочетъ стереть его съ лица земли, что онъ не желаетъ государства ни въ какой форм?, что онъ не желаетъ никакого правленія. — Если бы это было в?рно, то ученія Бакунина, Кропоткина и вс? т? ученія, которыя признаются анархистскими и не требуютъ уничтоженія государства, но только предвидятъ его, нельзя было бы считать анархистскими... Единственный общій признакъ анархическихъ ученій состоитъ въ отрицаніи государства для нашего будущаго. У Годвина, Прудона, Штирнера и Tэкера это отрицаніе им?етъ тотъ смыслъ, что они отвергаютъ государство безусловно, а потому и для нашего будущаго. Толстой отвергаетъ государство не безусловно, но лишь для нашего будущаго; наконецъ, у Бакунина и Кропоткина отрицаніе государства им?етъ тотъ смыслъ, что они предвидятъ, что въ прогрессивномъ развитіи челов?чества государство въ будущемъ исчезнетъ».

Ничего нельзя возразить противъ этихъ утвержденій — сухихъ, формальныхъ, но обоснованныхъ обширнымъ непредуб?жденнымъ изсл?дованіемъ.

Наоборотъ, и теоретическое разсужденіе и изученіе воззр?ній самихъ анархистовъ вполн? подтверждают заключенія Эльцбахера.

Интересующая насъ проблема обычно ставится такъ: найти условія существованія такого общества, гд? ничто — ни въ учрежденіяхъ, ни въ нравахъ — не ограничивало бы воли личности, гд? каждый былъ бы автономенъ, гд? законодателемъ, регуляторомъ поведенія была бы личная, а не коллективная воля въ любомъ ея выраженіи.

Анархизму предлагается задача — найти такой общественный строй, «въ которомъ не будетъ больше никакихъ начальниковъ, не будетъ оффиціальныхъ блюстителей нравственности, не будетъ ни тюремщиковъ, ни палачей, ни богатыхъ,ни б?дныхъ, а только люди, равные между собой въ правахъ, — братья, им?ющіе каждый свою ежедневную долю хл?ба насущнаго и живущіе въ любви и согласіи не въ силу пресловутаго повиновенія законамъ, сопровождаемаго страшными наказаніями для ослушниковъ, а въ силу всеобщаго уваженія интересовъ другихъ, въ силу научнаго сл?дованія законамъ природы». (Реклю. Анархія).

Какъ-же анархизмъ р?шаетъ подобную проблему?

Протесты противъ «государства», противъ «права государства», противъ «права, основаннаго на закон?» и пр. начались давно.

Съ «??? ?? ?????????????» (берегись оцезариться) Марка Аврелія, въ разнообразныхъ отт?нкахъ проходятъ они черезъ политическую литературу вс?хъ временъ. У Гердера они отлились въ настоящіе анархическіе перлы. «Милліоны людей живутъ на земномъ шар? безъ государства и тотъ, кто хочетъ быть счастливъ въ искуственномъ государств?, долженъ его искать тамъ-же, гд? дикарь; искать здоровья, душевныхъ силъ, благополучія своего дома и сердца не въ услугахъ государства, но въ себ?».

Соціологи показали въ своихъ изсл?дованіяхъ, что государство не является первоначальной формой челов?ческаго общежитія, что народы начинаютъ свою историческую жизнь съ «безгосударственнаго» состоянія. Государство является продуктомъ сложной культуры, отв?томъ на разнообразные запросы постепенно дифференцирующагося общества, одновременно и плодомъ завоеванія и результатомъ постепенно вырастающаго сознанія о выгодности и даже нравственности связи, солидарности между разрозненными членами хаотическаго ц?лаго.

Соціологи и политики показали намъ картину постепеннаго роста государства, захвата имъ т?хъ функцій, которыя первоначально принадлежали общественнымъ организаціямъ м?стнаго характера. И, если н?которыя изъ этихъ функцій, независимо отъ ихъ природы, технически выполнялись государствомъ съ большимъ совершенствомъ, то многія функціи исполнялись имъ неудовлетворительно и притомъ съ постояннымъ нарушеніемъ основныхъ правъ личности. Ч?мъ дал?е, т?мъ бол?е должно было претитъ это государственное всемогущество развитому чувству личнаго правосознанія.

Этотъ процессъ государственной гипертрофіи и въ противов?съ разложенія идеи «государственности» превосходно охарактеризованъ Дюркгеймомъ: «..Государственная власть... стремилась поглотить въ себ? вс? формы д?ятельности, носившія соціальный характеръ, и вн? ея осталась лишь пыль людская. Но тогда ей пришлось взять на себя огромное число функцій, для которыхъ она не годилась и которыя плохо исполняла. Много разъ уже было зам?чено, что ея страсть все захватывать равна только ея безсилію. Только бол?зненно перенапрягая свои силы, сум?ла она распространиться на вс? т? явленія, которыя отъ нея ускользаютъ и которыми она можетъ овлад?ть, лишь насилуя ихъ. Отсюда расточеніе силъ, въ которомъ ее упрекаютъ и которое д?йствительно не соотв?тствуетъ полученнымъ результатамъ. Съ другой стороны, частныя лица не подчинены бол?е никакому другому коллективу, кром? нея, такъ какъ она единственная организованная коллективность. Только черезъ посредство государства они чувствуютъ общество и свою зависимость отъ него. Но государство далеко стоитъ отъ нихъ и не можетъ оказывать на нихъ близкаго и непрерывнаго вліянія. Въ ихъ общественномъ чувств? н?тъ поэтому ни посл?довательности, ни достаточной энергіи. Въ теченіе большей части ихъ жизни вокругъ нихъ н?тъ ничего, что оторвало бы ихъ отъ нихъ самихъ и наложило бы на нихъ узду. При такихъ условіяхъ, они неизб?жно погружаются въ эгоизмъ или въ анархію».

Да, именно на этой почв? — стремленія государства поглотить личность, сковать ея волю и акты своими санкціями — выростаетъ бунтъ анархизма.

Но есть-ли этотъ бунтъ — бунтъ противъ «права» вообще? Думаетъ-ли анархизмъ, отвергнувъ государство, нич?мъ его не зам?нить, предоставив распыленнымъ «индивидамъ» устраиваться, какъ имъ угодно?

Правда, проблемы права, принужденія въ анархическихъ условіяхъ общежитія, трактуются вообще анархистами неясно. Многіе, какъ мы сказали выше, постулируютъ прямое чудо — в?ру въ чудесное и совершенное преображеніе челов?ческой природы, бол?е не нуждающейся въ «слишкомъ челов?ческомъ» прав?. Одни при этомъ в?рятъ въ волшебную силу эгоизма, другіе въ солидарность, третьи возлагаютъ вс? надежды на силу общественнаго мн?нія, четвертые на умственный и нравственный прогрессъ личности, пятые, наконецъ, в?рятъ даже въ особую природу «новаго челов?ка», въ которой исчезаетъ все «дурное» съ гибелью собственности и государства.

Но, несмотря ни на какія чудеса, анархизмъ вообще, а коммунистическій, являющійся разновидностью либертарнаго соціализма, въ особенности, прежде всего признаетъ — «организацію».

Онъ только строитъ ее не на началахъ классового господства, какъ строитъ капиталистическій режимъ, но на началахъ солидарности, взаимопомощи. Но самый принципъ «организаціи» не отрицается ник?мъ изъ современныхъ анархистовъ.

«Анархія — говоритъ де-Папъ — есть зам?на политики соціальной экономіей, правительственной организаціи, организаціей промышленной». Мерлино думаетъ, что «въ организаціи — душа, сущность анархіи». Испанскіе рабочіе заявляютъ въ манифест?: «самой крупной обязанностью анархіи является соотв?тствующая организація администраціи»[31].

Такимъ образомъ, необходимость экономической организаціи, хотя-бы и м?стнаго характера, долженствующей см?нить д?йствующій сейчасъ государственный политическій аппаратъ, не оспаривается вовсе анархизмомъ.

Мен?е ясной представляется — проблема организаціи правосудія въ будущихъ анархическихъ условіяхъ общежитія. Зд?сь въ разсужденіяхъ анархистовъ мы найдемъ и полную голословность утвержденій, и вопіющія противор?чія.

Нечего и говорить, что ц?лыя категоріи современныхъ «преступленій» должны исчезнуть съ устраненіемъ принудительнаго государства со вс?ми его органами, бюрократіей и полиціей. Подавляющее большинство коммунистическихъ анархистовъ в?рятъ также въ глубокое изм?неніе челов?ческой природы подъ вліяніемъ уничтоженія частной собственности[32]. Что современный строй съ его исправительными и карательными институтами порождаетъ самъ преступленія и преступниковъ — это, разум?ется, не требуетъ особыхъ доказательствъ. Однако, отсюда еще очень далеко до представленій, что немедленно по вступленіи въ анархическія условія существованія — исчезнутъ вс? антисоціальные инстинкты, исчезнутъ мотивы ко всякому преступленію.

Если бы мы даже согласились съ т?мъ, что утверждаютъ н?которые анархисты, что преступленіе въ подлинно свободномъ обществ? было бы только свид?тельствомъ «вырожденія» преступника, т.-е. состоянія не подлежащаго вм?ненію, то, для установленія подобныхъ заключеній, необходимы, по меньшей м?р?, годы анархической практики, чтобы челов?къ былъ воспитанъ уже въ «новыхъ» условіяхъ. Но в?рить въ мгновенное перерожденіе челов?ка, изм?неніе всей его психической природы только съ устраненіемъ государства и наступленіемъ всеобщей сытости едва-ли мыслимо.

Лавровъ, разсуждая объ этой в?р? въ исчезновеніе «преступленій подъ вліяніемъ расцв?та альтруизма, основательно зам?тилъ: «Это, конечно, весьма возможно и в?роятно, даже если д?ло идетъ лишь о значительномъ уменьшеніи «преступленій противъ личности», совершаемыхъ подъ вліяніемъ страсти — почти неизб?жно. Но современное состояніе психологіи все-таки не дозволяетъ поставить вполн? достов?рное предсказаніе о роли аффектовъ и страстей въ будущемъ обществ?, такъ какъ до сихъ поръ мы им?емъ крайне недостаточное число фактовъ для опред?ленія изм?ненія силы и направленія аффектовъ въ личностяхъ подъ вліяніемъ изм?ненія характера общественной среды и подъ вліяніемъ воспитанія. Среда, въ которой развивались личности, была до сихъ поръ наполнена вредными вліяніями, и воспитаніе было настолько подвержено случайностямъ въ своей практик?, что «о степени вліянія бол?е здоровой среды и бол?е правильнаго воспитанія можно только догадываться». («Государственный элементъ въ будущемъ обществ?»).

Лавровъ в?ритъ въ огромную роль общественнаго мн?нія въ будущемъ обществ?, и все-же, хотя и въ очень туманныхъ чертахъ, говоритъ объ организаціи «возмездія».

«Будущее общество не будетъ нуждаться въ спеціальной полиціи, охраняющей личную безопасность, потому что вс? будутъ охранять ее. Столь же мало, въ подобныхъ случаяхъ, можетъ понадобиться, спеціальный судъ, если преступленіе было совершено въ порыв? непоб?димой страсти и вызвало негодованіе общественнаго мн?нія, которое есть и мн?ніе самого преступника въ трезвомъ состояніи, то онъ наказанъ и собственнымъ осужденіемъ и сознаніемъ, что его осудили вс? окружающіе, съ которыми онъ былъ связанъ тысячью разнобразныхъ нитей, кооперацій. Надо думать, что въ огромномъ большинств? подобныхъ случаевъ — совершенно исключительныхъ, какъ я уже говорилъ — эта кара будетъ настолько тяжела, что побудитъ преступника или зажить свой проступокъ вс?ми силами, или даже выселиться изъ общества, въ которомъ изв?стенъ... его проступокъ. Въ меньшинстве бол?е серьезныхъ случаевъ, при бол?е упорной натуре преступника, онъ можетъ подлежать приговору, не какихъ-нибудь спеціальныхъ судовъ, но общихъ собраній т?хъ самыхъ группъ, въ которыя онъ свободно вступитъ для общаго д?ла и для взаимнаго развитія... Для исполненія приговора, не нужно никакой принудительной силы: самъ преступникъ исполнитъ его надъ собой, какъ бы онъ строгъ ни былъ».

Приведемъ мн?ніе еще другого, изв?стнаго своей гуманностью, анархиста — Малатесты: «Во всякомъ случа? и какъ бы тамъ ни понимали это сами анархисты, которые, какъ и вс? теоретики, могутъ потерять изъ виду д?йствительность, гоняясь за кажущейся логичностью, — изв?стно, что народъ никогда не позволитъ безнаказанно посягать на свою свободу и благосостояніе, и если явится необходимость, онъ приметъ м?ры для защиты противъ антисоціальныхъ стремленій н?сколькихъ. Но, разв? есть для этого нужда въ т?хъ людяхъ, ремесло которыхъ фабрикація законовъ? Или въ т?хъ, которые отыскиваютъ и выдумываютъ нарушителей законовъ? Когда народъ д?йствительно отвергаетъ что-нибудь, находя вреднымъ, онъ всегда сум?етъ этому воспрепятствовать и притомъ лучше, ч?мъ вс? законодатели, жандармы и судьи по ремеслу. Когда бы народъ пожелалъ, въ пользу или во вредъ остальнымъ заставить уважать частную собственность, онъ заставилъ бы уважать ее, какъ не могла бы сд?лать ц?лая армія жандармовъ» («Анархизмъ»).

Ниже мы будемъ еще знакомиться съ воззр?ніями анархистовъ на роль «принужденія» въ будущемъ обществ?, но и сказаннаго довольно, чтобы вид?ть, что анархизмъ признаетъ — «организацію», «порядокъ».

Но всякая организація есть результатъ соглашенія, а, сл?довательно, заключаетъ въ себ? изв?стную модификацію жизни каждаго.

Это уб?дительно было показано однимъ изъ наибол?е солидныхъ и добросов?стныхъ критиковъ анархизма — Штаммлеромъ («Теоретическія основы анархизма»).

ІІІтаммлеръ не в?ритъ въ анархическое «чудо» и отрицаетъ возможность соціальнаго существованія вн? правового регулированія.

«Мысль о существованіи естественной гармоніи, какъ законной основы общественной жизни, нев?рна — пишетъ онъ. Сама соціальная жизнь — «въ д?йствительности вообще им?етъ смыслъ и существуетъ только при предположеніи созданныхъ людьми правилъ»; ...«въ любомъ соглашеніи между людьми уже находится сама по себ? изв?стная модификація и изв?стное регулированіе естественной жизни каждаго отд?льнаго челов?ка».

Посл?днее положеніе — самоочевидно; отрицать ограниченіе частной воли въ соглашеніи; значило-бы признать абсурдомъ самое соглашеніе. Какія ц?ли могло-бы оно пресл?довать, какъ не опред?ленное направленіе личной воли, въ интересахъ достиженія ц?ли, нам?ченной участниками соглашенія. Предположеніе, что отд?льный членъ соглашенія можетъ выйти изъ него въ любой моментъ — недопустимо, ибо этимъ легко можетъ быть разрушено все д?ло, которому соглашеніе призвано служить, не говоря уже о неуваженіи къ достоинству вс?хъ участниковъ соглашенія, выразившихъ въ немъ свою свободную волю.

Мы не знаемъ также ни одного челов?ческаго общества (задолго до образованія государствъ), которое бы не было изв?стнымъ правопорядкомъ. Совм?стная жизнь требуетъ изв?стныхъ правилъ, но правила эти могутъ быть различны.

Наряду съ юридическими постановленіями въ любомъ челов?ческомъ общежитіи д?йствуютъ еще особыя нормы, которыя Штаммлеръ называетъ «конвенціональными правилами». Эти нормы — «въ правилахъ приличія и нравственности, въ требованіяхъ этикета, въ формахъ общественныхъ отношеній, въ бол?е узкомъ смысл? слова, въ мод? и во многихъ вн?шнихъ обычаяхъ, равно какъ въ кодекс? рыцарской чести». Реальная сила конвенціональныхъ правилъ можетъ быть значительн?е силы юридическихъ предписаній. Повиновеніе имъ нер?дко заставляетъ члена общежитія вступить въ конфликтъ съ закономъ. Коренное, внутреннее отличіе конвенціональнаго правила отъ юридическаго предписанія заключается въ томъ, что первое им?етъ значеніе — «исключительно всл?дствіе согласія, подчиняющагося ему лица, — согласія, быть-можетъ, молчаливаго, какъ это большей частью им?етъ м?сто въ общественной жизни, но всегда всл?дствіе особаго согласія».

Вотъ это право, право, какъ совокупность конвенціональныхъ правилъ, обусловленныхъ согласіемъ подчиняющихся имъ лицъ, и есть собственно анархистическое право. И это право, какъ мы увидимъ ниже, не отрицается ни однимъ изъ наибол?е выдающихся представителей анархистской мысли. Ибо ни самое существованіе общественной организаціи, ни ея техническій прогрессъ — невозможны безъ опред?леннаго регулированія общественныхъ отношеній.

Разум?ется, это право, вовсе не обезпечиваетъ вс?мъ и каждому «неограниченной» свободы.

Во первыхъ, какъ это было указано Штаммлеромъ-же, правомъ, какъ совокупностью конвенціональныхъ нормъ, въ общественной организаціи анархистовъ не предусматриваются т?, которые не обладаютъ фактической способностью — вступать въ договорныя отношенія. Таковы вс? нед?еспособныя лица: д?ти, тяжко-больные, страдающіе безуміемъ, дряхлые старики и пр. Очевидно, что ихъ жизнь регулируется изв?стными правилами, установленными вн? ихъ согласія.

Съ другой стороны, совершенно ясно, что конвенціональныя правила заключаютъ въ себ? значительную дозу косвеннаго понужденія до того, какъ на нихъ получено согласіе присоединяющагося. Проблема состоитъ не въ томъ — можетъ ли уклониться личность, принадлежащая къ опред?ленному союзу, отъ принятыхъ посл?днимъ конвенціональныхъ нормъ или н?тъ, но въ томъ — можетъ-ли личность уклоняться отъ участія въ союз?, нормы соглашенія котораго противор?чатъ его свободному сознанію. Логически проблема разр?шается весьма просто — личность уйдетъ изъ союза, но практически, надо полагать, будутъ случаи, когда уйти будетъ некуда, и личность должна будетъ согласиться на изв?стныя самоограниченія.

Посл? б?глаго теоретическаго обзора познакомимся непосредственно съ воззр?ніями отд?льныхъ наибол?е выдающихся представителей анархистской мысли на роль права и государства въ будущемъ обществ?.

I) Годвинъ, какъ выражается Эльцбахеръ, отрицаетъ право — «вполн? и всец?ло». Онъ отм?чаетъ его — чрезм?рность, хаотичность, неопред?ленность, отсутствіе индивидуализаціи, претензіи на пророчество. Столь-же категорически отрицаетъ Годвинъ и государство, называя всякое правительство, независимо отъ его формы, тиранніей и зломъ.

Однако, Годвинъ говоритъ объ общин?, какъ организаціи «совм?стнаго разсмотр?нія всеобщаго блага» и объ обязательств? подчиненія отд?льной личности вел?ніямъ общины. Предвидя возможность «несправедливостей», чинимыхъ отд?льными членами общины, Годвинъ поручаетъ борьбу съ ними «судамъ присяжныхъ», которые р?шаютъ — исправлять преступника или изгнать его.

Наконецъ, Годвинъ предвидитъ возможность созыва въ исключительныхъ случаяхъ особыхъ національныхъ собраній — для улаживанія споровъ между общинами и изысканія средствъ защиты отъ непріятельскихъ нападеній. Впрочемъ, Годвинъ чисто раціоналистически уповаетъ, что практика вс?хъ этихъ новыхъ учрежденій будетъ далека отъ практики существующихъ учрежденій. Такъ — право, усердно изгоняемое, т?мъ не мен?е просачивается и въ новыя — анархическія формы общиннаго устройства.

II) Ученіе Прудона, несмотря на многочисленныя частныя противор?чія, вытекающія изъ основной антиноміи, лежащей въ основ? вс?хъ Прудоновскихъ построеній — антиноміи между требованіями абсолютной свободы личности и полнаго соціальнаго равенства вс?хъ членовъ общежитія, въ его ц?ломъ — за право и даже за государство.

Правда, Прудонъ требуетъ отм?ны вс?хъ правовыхъ нормъ современнаго государства, но вм?ст? съ т?мъ онъ утверждаетъ всеобщее и принудительное значеніе правовой нормы, предписывающей соблюденіе и выполненіе общественнаго договора, на которомъ онъ строитъ новую общественность. Отказъ отъ выполненія договора или нарушеніе его можетъ вызвать противъ нарушителя страшныя репрессіи до изгнанія и смертной казни включительно.

На такое-же радикальное противор?чіе наталкиваемся мы и въ ученіи Прудона о централизаціи и государств?. Какъ бы мы ни называли проектируемый Прудономъ строй, который долженъ утвердиться на м?ст? упраздненнаго буржуазнаго государства — «анархіей» или «федерализмомъ», онъ, несомн?нно, носитъ въ себ? вс? черты «государственности». Самое понятіе — «анархія» — употребляется Прудономъ въ двоякомъ смысл?. Въ однихъ случаяхъ, анархія есть идеалъ, представленіе объ абсолютно безвластномъ обществ?. Реально такое общество — невозможно, ибо необходимость соблюденія договора предполагаетъ наличность принужденія. Въ другихъ случахъ — анархія есть только своеобразная форма политической организаціи, характеризующаяся преобладаніемъ началъ автономіи и самоуправленія надъ началомъ госудаственной централизаціи. Однако, компромиссы и поправки идутъ у Прудона еще дал?е. Если въ «Confessions» онъ разрабатываетъ сложную систему общественности на началахъ централизаціи, то въ «Principe F?deratif» онъ уже опред?ленно признаетъ, что «анархія» въ чистомъ вид?, какъ абсолютное безвластіе, неосуществима и что реальное р?шеніе политической проблемы лежитъ въ реализаціи «федерализма», какъ д?йствительнаго, жизненнаго компромисса между анархіей и демократіей.

III) Никто не написалъ бол?е краснор?чивыхъ и пламенныхъ филиппикъ противъ государства, ч?мъ Бакунинъ.

Государство — для Бакунина везд? и всегда зло. Оно — не общество, а его «историческая форма, столь же грубая, какъ и абстрактная. Оно исторически родилось во вс?хъ странахъ, какъ плодъ брачнаго союза насилія, грабежа и опустошенія, однимъ словомъ войны и завоеванія, вм?ст? съ богами, посл?довательно рожденными теологической фантазіей націй. Оно было съ своего рожденія и остается до сихъ поръ божественной санкціей грубой силы и торжествующей несправедливости... Государство это власть, это сила, это самопоказъ и нахальство силы. Оно не вкрадчиво, оно не ищетъ д?йствовать путемъ уб?жденія и всякій разъ какъ, это ему приходится, оно д?лаетъ это противъ доброй воли; ибо его природа заключается въ д?йствіи принужденіемъ, насиліемъ, а не уб?жденіемъ. Сколько оно ни старается скрыть свою природу, оно остается законнымъ насильникомъ воли людей, постояннымъ отрицаніемъ ихъ свободы. Даже когда оно повел?ваетъ добро, оно его портитъ и обезц?ниваетъ именно потому, что оно повел?ваетъ, а всякое повел?ніе вызываетъ, возбуждаетъ справедливый бунтъ свободы»... («Богъ и государство»). Или въ другомъ м?ст?: «...Государство... по самому своему принципу, есть громадное кладбище, гд? происходитъ самопожертвованіе, смерть и погребеніе вс?хъ проявленій индивидуальной и м?стной жизни, вс?хъ интересовъ частей, которыя то и составляютъ вс? вм?ст? общество. Это алтарь, на которомъ реальная свобода и благоденствіе народовъ приносятся въ жертву политическому величію, и ч?мъ это пожертвованіе бол?е полно, т?мъ Государство совершенн?й... Государство... это абстракція, пожирающая народную жизнь». («Четвертое письмо о Патріотизм?»).

Но государство — указываетъ Бакунинъ — есть зло «исторически необходимое..., —столь-же необходимое, какъ были необходимы первобытная животность и теологическія пустосплетенія людей». Оно обречено исчезнуть; его зам?нитъ свободное общество, которое, отправляясь отъ удовлетворенія своихъ естественныхъ потребностей, будетъ строиться на началахъ полнаго самоопред?ленія, отъ маленькой общины къ грандіозному міровому союзу, объемлющему все челов?чество. Связь отд?льныхъ ячеекъ — не принудительна, она основывается не на закон?, но на свободномъ соглашеніи вс?хъ. Общая воля — вотъ источникъ вс?хъ правовыхъ нормъ для Бакунина и разъ принятое добровольное соглашеніе обладаетъ обязывающей силой.

IV) Съ воззр?ніями Кропоткина на государство мы познакомились выше. Въ «Р?чахъ бунтовщика» и «Завоеваніи хл?ба» онъ далъ чрезвычайно полную увлекательную картину будущаго общественнаго строя — федераціи общинъ, въ основаніи котораго должно лежать исполненіе договора свободныхъ и равныхъ людей. Д?йствующее гражданское и уголовное право находитъ въ Кропоткин? безпощаднаго критика: «Если изучать милліоны законовъ, подчиняющихъ себ? челов?чество — пишетъ онъ — легко можно зам?тить, что они подразд?ляются на три обширныхъ класса: законы, защищающіе собственность, законы, защищающіе правительство и защищающіе личность. Вс? они равно безц?льны и вредны. Соціалисты превосходно знаютъ, какую роль играютъ законы о собственности... Они служатъ не для того, чтобы обезпечить отд?льнымъ лицамъ или обществамъ пользованіе плодами ихъ трудовъ. Наоборотъ, для того, чтобы узаконить похищеніе части продукта у его производителя и защищать похитителя. Что касается законовъ, защищающихъ правительство, то стоитъ ли его защищать, когда вс? правительства, монархическія или конституционныя или республиканскія, им?ютъ своей ц?лью удержать насиліемъ привилегіи имущихъ классовъ: аристократіи, буржуазіи, духовенства. Бол?е всего предразсудковъ существуетъ насчетъ третьей категоріи законовъ, охраняющихъ личность. Но анархисты — восклицаетъ Кропоткинъ, — должны всюду пропов?дывать, что и эти законы такъ же вредны, какъ и вс? остальные. Прежде всего изв?стно, что, по крайней м?р?, 75% вс?хъ преступленій противъ личности внушаются желаніемъ обладать чужимъ богатствомъ. Эти преступленія должны исчезнуть вм?ст? съ исчезновеніемъ частной собственности. Что касается другихъ мотивовъ, то уменьшила ли когда-нибудь жестокость наказаній число преступниковъ? Остановился ли когда-нибудь хоть одинъ убійца изъ-за страха наказанія? Кто хочетъ убить своего ближняго изъ мести или нужды, тотъ не станетъ раздумывать надъ посл?дствіями. Каждый убійца уб?жденъ, что онъ изб?гнетъ наказанія... Если бы убійство было объявлено безнаказаннымъ, то, конечно бы, число убійствъ не увеличилось, а сократилось, такъ какъ много убійствъ теперь совершается рецидивистами, испорченными въ тюрьме».

Но и Кропоткинъ, подобно своимъ предшественникамъ, признаетъ правовую норму, обязывающую исполненіе договора.

Въ «Завоеваніи хл?ба» онъ подробно останавливается на разбор? возраженій, обычно представляемыхъ противъ анархическаго коммунизма. Сл?дуетъ признать, что въ отв?тахъ Кропоткина все-же больше гуманизма и в?ры въ силу любви, долженствующей связать людей, ч?мъ покоряющей логики.

Кропоткинъ, несомн?нно, правъ, когда онъ говоритъ, что «безд?льничать можетъ захот?ть только меньшинство, ничтожное меньшинство общества», что, поэтому, прежде ч?мъ «законодательствовать» противъ него — сл?дуетъ узнать причины страннаго желанія «безд?льничать» и устранить ихъ. Однако, до точнаго изученія «причинъ» и т?мъ бол?е устраненія ихъ, рецидивы «безд?лья» или будемъ говорить общ?е, нежеланія подчиниться, принятымъ коллективомъ р?шеніямъ могутъ найти м?сто и въ самой благоустроенной общин?. В?дь, нельзя вообще представить ни одного соціальнаго состоянія, которое не могло бы породить протестанта и тревоги, связанной съ его появленіемъ. Въ этихъ случаяхъ обществу остается одно — изгнать непокорнаго. Но посл?днее практически есть страшное ограниченіе правъ, которое ляжетъ клеймомъ на бунтующую, хотя-бы и недостойно, личность. И невольно, встаетъ сомн?ніе — найдетъ-ли еще изгой, отвергнутый общиной, легко себ? м?сто въ другой! А подобрать себ? спеціальную группу на «новыхъ началахъ» — не просто, хотя бы уже изъ однихъ техническихъ основаній.

V) Въ области философскихъ построеній Тэкеръ — посл?дователь Штирнера, въ области соціально-политической онъ сл?дуетъ за Прудономъ и Уорреномъ. У Штирнера Тэкеръ беретъ идею неограниченнаго верховенства индивида, у Прудона и Уоррена онъ заимствуетъ методы, помощью которыхъ над?ется переформировать современный ему общественный строй въ новое свободное общежитіе, построенное согласно индивидуалистическимъ началамъ.

Крайній индивидуалистъ, — Тэкеръ категорически отвергаетъ всякую принудительную организацію. Отсюда его р?зко отрицательное отношеніе къ государству. «..Государство, — пишетъ онъ, —самый колоссальный преступникъ нашего времени... Не защита является существеннымъ его признакомъ, a нападеніе, посягательство... Уже первый актъ государства, принудительное обложеніе и взиманіе податей, является нападеніемъ, нарушеніемъ равенства и свободы и отравляетъ собою вс? посл?дующіе его акты...»

Съ одинаковой силой протестуетъ Тэкеръ противъ монополій — государственныхъ и классовыхъ, защищаемыхъ государствомъ: монетной, тарифной, патентной и др. Монополіямъ онъ противопоставляетъ въ реформированномъ стро? начало неограниченной конкурренціи. «Всеобщая неограниченная конкурренція обозначаетъ совершенн?йшій миръ и самую истинную кооперацію!..»—восклицаетъ онъ. Эти воззр?нія объясняютъ намъ ту страстную борьбу, которую ведетъ индивидуалистическій анархизмъ противъ государственнаго (вообще авторитарнаго) соціализма. Въ посл?днемъ абсолютное торжество большинства, угнетеніе личности ; въ немъ — власть достигаетъ «кульминаціонной своей точки», a монополія — «наивысшаго могущества». Въ этомъ смысл? индивидуалистическій анархизмъ не видитъ принципіальнаго различія между государственнымъ соціализмомъ и коммунистическимъ анархизмомъ; посл?дній представляется ему лишь фазой въ общемъ развитіи соціалистической доктрины:.. «Анархизмъ означаетъ абсолютную свободу, — пишетъ Тэкеръ — а коммунисты отрицаютъ свободу производства и обм?на, самую важную изъ вс?хъ свободъ — безъ которой вс? другія свободы въ сущности не им?ютъ никакой или почти никакой ц?ны...»

Индивидуалиалическій анархизмъ, въ представленіи Тэкера, есть гармоническая общественная организація», предоставляющая своимъ членамъ «величайшую индивидуальную свободу, въ равной м?р? принадлежащую вс?мъ.» Единственное ограниченіе правъ челов?ка и «единственную обязанность челов?ка» Тэкеръ видитъ лишь въ уваженіи правъ другихъ. Насиліе надъ личностью или правомъ собственности другого, правомъ, основанномъ на трудовомъ, а не на монопольномъ начал?, — недопустимо.

Самымъ оригинальнымъ моментомъ въ ученіи индивидуалистическаго анархизма является р?шительное допущеніе имъ частной собственности. Проблема, стоявшая передъ индивидуалистами, была такова: допустимо ли въ анархическомъ обществ?, чтобы отд?льная личность пользовалась средствами производства на началахъ частной собственности. Если бы индивидуалистическій анархизмъ отв?тилъ отрицательно, онъ высказался бы этимъ самымъ за право общества вторгаться въ индивидуальную сферу. И абсолютная свобода личности, являющаяся символомъ всего ученія, стала бы фикціей. Онъ избралъ второе, и институтъ частной собственности на средства производства и землю, — другими словами, право на продуктъ труда возродилось въ индивидуалистическомъ анархизм?.

Признавая эгоизмъ единственной движущей силой челов?ка, Тэкеръ изъ него выводитъ законъ равной свободы для всехъ. Именно, въ ней эгоизмъ и власть личности находятъ свой логическій пред?лъ. Въ этой необходимости признавать и уважать свободу другихъ кроется источникъ правовыхъ нормъ, основанныхъ на общей вол?.

Такимъ образомъ, индивидуалистическій анархизмъ не только допускаетъ право, какъ результатъ соглашенія общины, но склоненъ защищать его вс?ми средствами. Тэкеръ не останавливается ни передъ тюрьмой, ни перед пыткой, ни передъ смертной казнью.

Если бы даже индивидуалистическій анархизмъ во вс?хъ отношеніяхъ удовлетворялъ потребности челов?ческаго духа, то уже одно допущеніе имъ возможности подобнаго реагированія со стороны общественнаго организма на отд?льные акты личности является полнымъ ниспроверженіемъ вс?хъ индивидуалистическихъ идеаловъ. Можно ли говорить о неограниченной свобод? личности въ томъ стро?, гд? ею жертвуютъ въ случа? нарушенія, хотя бы и самаго священнаго договора? Сл?довательно, и зд?сь, какъ и въ коммунистическомъ анархизм?, мы сталкиваемся съ той же трагической невозможностью — разр?шить величайшую антиномію личности и общества въ смысл? «абсолютной» свободы личности.

Всякое неисполненіе или уклоненіе отъ соглашенія представляетъ уже собою нарушеніе чужого права. Если анархизмъ мирится съ такимъ порядкомъ, онъ кореннымъ образомъ извращаетъ тотъ принципъ, который положенъ въ основу всего его ученія: принципъ равноправности членовъ, принципъ абсолютнаго равенства, какъ логическій выводъ абсолютной свободы вс?хъ индивидовъ, объединенныхъ въ союзъ. Если же анархизмъ не желаетъ мириться съ т?мъ хаосомъ, который является неизб?жнымъ результатомъ такого порядка отношеній, онъ долженъ создавать карательныя нормы.

Изъ всего изложеннаго выше очевидно, что анархизмъ — не мечтательный, но д?йствительный, стремящійся дать живой, реальный выходъ бунтующему противъ насилій челов?ческому духу — не долженъ говорить о фикціяхъ — «абсолютной», ник?мъ и нич?мъ «неограниченной» свобод?, отсутствіи долга, совершенной безотв?тственности и пр.

В?чная, въ природ? вещей лежащая — антиномія личности и общества — неразр?шима. И искать съ фанатическимъ упорствомъ р?шенія соціологической «квадратуры круга» — значило-бы напрасно ослаблять себя, оставить безъ защиты то, что въ міровоззр?ніи есть безспорнаго и ц?ннаго.

Скажемъ категорически — анархизмъ знаетъ и будетъ знать — «право», свое анархическое «право».

Ни по духу, ни по форм? оно не будетъ походить ни на законодательство современнаго «правового», буржуазнаго государства, ни на «декреты» соціалистической диктатуры. Это «право» не будетъ вдохновляться идеей растворенія личности въ ц?ломъ, коллектив?, вс?хъ нивеллирующемъ, вс?хъ уравнивающемъ въ ц?ляхъ служенія «общему благу», придуманному «сверху». Анархическое право не будетъ изливаться благод?тельнымъ потокомъ сверху. Оно не будетъ — ни изобр?теннымъ, ни оторваннымъ, ни самодовл?ющимъ. Оно будетъ органическимъ порожденіемъ — безпокойнаго духа, почувствовавшаго въ себ? силу творца и жаждущаго своимъ творческимъ актомъ выразить исканія свои въ реальныхъ — доступныхъ челов?честву формахъ.

Содержаніе этого права — отв?тственность за свободу свою и свободу другихъ. Какъ всякое право, оно должно быть защищаемо. А конкретныя формы этой защиты напередъ указаны быть не могутъ. Он? будутъ опред?лены реальными потребностями анархической общественности.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.