Таинство и инициация

Таинство и инициация

Мы остановились на инициации караджери, потому что всегда поучительно знать хотя бы один из того типа обрядов, которые собираешься изучать. Теперь мы должны коротко остановиться на других инициациях, но пример караджери показал нам, что дело обстоит не так просто, как можно было бы ожидать при таком тщательном их описании. Мы лучше поймем глубокое значение инициации караджери после того, как рассмотрим несколько подобных церемоний у других народов. Но мы уже и сейчас можем указать на некоторые специфические черты. Как мы уже говорили, здесь затрагивается большее, чем просто обряд перехода из одной возрастной группы в другую. Инициация длится годами, а откровения имеют несколько порядков. Прежде всего, есть первое и самое ужасное откровение — откровение священного подобно tremendum. Подросток начинает с того, что приходит в ужас от впервые переживаемой их сверхъестественной действительности, силы, автономии, несоизмеримости. Встретившись с этим божественным ужасом, неофит умирает: он умирает для детства — то есть для неведения и безответственности. Вот почему его семья плачет и причитает: когда он вернется из лесу, он будет другим; он больше не будет тем ребенком, что был раньше. Как мы только что видели, он пройдет ряд инициирующих испытаний, которые заставят его встать перед лицом страха, мучений и страданий, но которые, прежде всего, заставят его принять новый образ существования — образ, соответствующий взрослому, а именно: тот, что обуславливается одновременным откровением священного, смерти и сексуальности. Не следует воображать, что австралийцы осознают все это или что они изобрели таинство инициации сознательно и добровольно, как мы — систему современной педагогики. Их поведение, как и поведение всего архаического человечества, экзистенциально. Австралийцы поступали таким образом, потому что в глубине своей души они ощутили свое специфическое положение во Вселенной — то есть осознали таинство человеческого существования. Это таинство, только что упомянутое нами, относится к восприятию священного, к откровению сексуальности и осознанию смерти. Ребенку ничего не известно обо всех этих переживаниях. Взрослый же принимает их одно за другим и включает в свою новую личность — ту, что он обретает после ритуальной смерти и возрождения. Эти темы — tremendum, смерть и сексуальность — повторяются бесконечно, как мы увидели в ходе нашего изложения. Следует сразу же сказать, что неофит, когда умирает для своей младенческой, мирской и невозвратной жизни, чтобы возродиться в новом, освященном существовании, также возрождается в новом обличьи, которое делает для него доступными знания, сознание и мудрость. Новообращенный является не только заново рожденным, но и человеком образованным, которому известны таинства, который знает откровения метафизического порядка. Во время своего обучения он познает священные секреты, мифы о богах и происхождении мира; истинные имена богов; истину, скрывающуюся за rhombe, ритуальными ножами и тому подобное. Инициация равнозначна становлению духовной зрелости. И во всей религиозной истории человечества постоянно повторяющейся темой является новообращенный, который познал таинства, стал человеком образованным. Но, как мы видели, инициация караджери — это лишь точное повторение типичных действий Багаджимбири. Однако эти действия составляют космогонию, так как именно Багаджимбири сделали мир таким, каким он остался по сегодняшний день. Повторяя действия двух мифических братьев, караджери периодически возобновляют сотворение мира, повторяют космогонию. Короче говоря, при инициации каждого подростка человек предстает перед новой космогонией. Генезис этого мира служит моделью для «формирования» человека.

Повсюду мы встречаемся с таинствами инициации, и повсюду, даже в самых архаических обществах, они включают символизм смерти и нового рождения. Мы не в состоянии предпринять здесь такой исторический анализ инициации, который бы позволил нам прояснить взаимосвязь между теми или иными культурными структурами и типами инициации — но давайте, по крайней мере, выделим те характерные черты, что являются общими для большинства из этих тайных церемоний.[249]

(1) Повсюду таинство начинается с отделения неофита от его семьи и «уединения» в лесу. Уже в этом просматривается символизм смерти: лес, джунгли и темнота символизируют «потустороннее», Мир Теней. В некоторых местностях верят в то, что появляется тигр и на своей спине уносит в джунгли кандидатов. Дикое животное олицетворяет мифического Предка, Мастера инициации, который проводит подростков в Мир Теней. В других местах предполагается, что неофита проглатывает чудовище — к этой теме в инициации мы вернемся позднее: на данный момент нас интересует символизм темноты. В чреве монстра — космическая Ночь; это — зародышевый тип существования как на космическом уровне, так и в плане человеческой жизни.

(2) Во многих религиях для инициации в буше имеется хижина. Именно там молодые кандидаты проходят часть испытаний и обучаются тайным традициям племени. Хижина для инициации символизирует материнское лоно.[250]

Смерть неофита означает регрессию до зародышевого состояния, но это следует понимать не только с точки зрения человеческой физиологии, а также, и причем, главным образом, в космическом отношении. Зародышевое состояние эквивалентно временной регрессии в виртуальный или до-космический образ существования, предшествующий «рассвету первого дня», как говорят караджери. У нас еще будет возможность вернуться к этому, имеющему много значений, символу нового рождения, обусловленного с точки зрения созревания. В настоящий момент позвольте добавить следующее: регрессия кандидата до пренатального состояния предназначена для того, чтобы сделать его современником сотворения мира. Теперь он живет не в материнском лоне, как было до его биологического рождения, а в космической Ночи и в ожидании «рассвета» — то есть Сотворения. Чтобы стать новым человеком, он должен заново пережить космологию.

(3) На символизм смерти при инициации проливают свет другие ритуалы. У некоторых народов кандидатов хоронят или укладывают в свежевырытые могилы. Их или укрывают ветвями, и они лежат неподвижно, как мертвые; или натирают белым порошком, чтобы они выглядели как привидения. При этом неофиты подражают поведению привидения: они не пользуются во время еды руками, а берут пищу прямо зубами, как и полагается душам умерших. И, наконец, они должны подвергнутся пыткам, которые конечно же, имеют множество значений. Одно из них следующее: предполагается, что измученный и изувеченный неофит был подвергнут пыткам, расчленен, сварен или изжарен демонами — мастерами инициации — то есть мифическими Предками. Физические страдания неофита соответствуют состоянию человека «поедаемого» демоническими дикими животными, разрываемого на куски челюстями этого монстра инициации и перевариваемого в его чреве. Увечья новообращенных также несут в себе символизм смерти. Большинство этих увечий имеет отношение к лунным божествам. Луна периодически исчезает — то есть умирает — чтобы возродиться снова, спустя три ночи. Такой лунный символизм подчеркивает мысль, что смерть — это первое условие всех мистических возрождений.

(4) Кроме особых операций — таких как обрезание и подрезание — не говоря уже о инициирующих увечьях (удаление зубов, ампутация пальцев и тому подобное), есть и другие внешние признаки смерти и воскрешения, такие как татуировки и надрезы. Что же касается символизма мистического возрождения, он проявляется во многих формах. Кандидатам дают новые имена, которые в дальнейшем будут их настоящими именами. В некоторых племенах считается, что молодые новообращенные забыли все свои предшествующие жизни. Сразу же после инициации их кормят, как младенцев, водят за руку и во всем учат как себя вести, будто бы они маленькие дети. В буше они обычно обучаются новому языку или, по крайней мере, тайным словам, известным лишь посвященным. Таким образом, мы видим, что при инициации все начинается заново Incipit vita nova. Иногда символизм «второго рождения» выражается в конкретных жестах. У некоторых народов банту, мальчик, который должен подвергнуться обрезанию, является объектом церемонии, известной, без сомнения, как «рождение заново».[251]

Отец приносит в жертву барана и три дня спустя заворачивает ребенка в желудочную оболочку и шкуру животного. Перед таким одеванием ребенок должен залезть к матери в постель и плакать, как новорожденный младенец. Он остается в шкуре барана три дня, а на четвертый отец вступает в половое сношение со своей женой. У этого же народа мертвых хоронят в бараньих шкурах в зародышевом положении. Больше мы не будем возвращаться к символизму мистического возрождения, для которого ритуально облачаются в шкуру животного, символизму, который встречается в древнем Египте и Индии.[252]

(5) И, наконец, мы должны сказать несколько слов о другой теме, появляющейся в очень многих инициациях и не всегда — в наиболее примитивных обществах. Она касается предписания убить человека. Вот что например, происходит у папуасов коко.[253]

Вначале кандидат должен подвергнуться испытаниям, аналогичным таковым в любой другой инициации — длительный пост, одиночество, пытки, откровение rhomben традиционное обучение. Но в конце ему говорят: «Теперь ты видел дух и являешься настоящим мужчиной. Для того, чтобы доказать это самому себе, ты должен убить человека». Охота за головами и некоторые формы каннибализма являются частями инициации одного и того же плана. Прежде чем выносить моральный приговор этим обычаям, следует вспомнить, что убить человека и съесть его или сохранить его голову в качестве трофея означает проимитировать поведение духов или богов. Так, по своей сути, это действие оказывается религиозным, ритуальным. Неофит должен убить человека, потому что до него так сделал бог. Более того, он, неофит, только что сам был убит богом во время инициации. Он познал смерть. Он должен повторить то, что ему было открыто таинство, введенное богами в мифические времена.

Мы упомянули о ритуале такого типа, потому что он играл очень значительную роль в военных инициациях, прежде всего, в протоисторической Европе. Воин-герой убивает не только драконов и других чудовищ, он убивает и людей. Героическая дуэль — это жертвоприношение. Война — это декадентский ритуал, в котором богам победы приносятся бесчисленные жертвы.

Давайте снова вернемся к примитивным таинствам инициации. Повсюду мы встречаем символизм смерти как основу всего духовного рождения — то есть возрождения. Во всех этих ситуациях смерть означает выхождение за рамки мирского, неосвященного состояния, состояния «обычного» человека, не знающего религии и слепого к духовному. Таинство инициации понемногу открывает перед неофитом истинные рамки существования Знакомя его со священным, таинство вынуждает его принять на себя обязанности мужчины Давайте не будем забывать тот существенный факт, что в архаических обществах доступ к духовному выражается через символизм смерти.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.