Свобода от известного
Свобода от известного
Была очень ясная, звездная ночь. В небе ни облачка. Приглушенный гул соседнего города стих, и воцарилась великая тишина, не нарушаемая даже криком совы. Убывающая луна взошла над высокими пальмами, которые были очень спокойными, околдованные тишиной. Созвездие Ориона хорошо виднелось на западе неба, а Южный Крест — над холмами. Ни в одном доме не горел свет, узкая дорога была пустынна и темна. Внезапно со стороны деревьев донесся вой. Сначала он был приглушенным и произвел странное впечатление таинственности и страха. Когда он приблизился, завывание стало пронзительным и шумным, оно звучало искусственно, печали в нем не было. Наконец показалась процессия людей с лампами, и причитание стало еще громче. В бледном лунном свете было видно, что на плечах они несли тело человека. Медленно продвигаясь по дорожке, которая пересекала лужайку и сворачивала направо, процессия снова исчезла среди деревьев. Завывание стало слабеть и наконец прекратилось. Воцарилась полная тишина, та удивительная тишина, которая наступает, когда мир спит, и которая имеет присущие лишь ей свойства. Это не была тишина леса, пустыни, далеких изолированных мест, не была это и тишина полностью пробужденного ума. Это была тишина тяжелого труда и усталости, горя и мимолетной радости. Она уйдет с наступлением рассвета и возвратится с возвращением ночи.
Следующим утром наш хозяин спросил: «Процессия вчера вечером побеспокоила вас?»
Что это было?
«Когда кто-то серьезно болен, они вызывают доктора, но на всякий случай также приводят человека, который, как предполагается, способен отогнать злой дух смерти. После пения над больным человеком и выполнения всех видов фантастических вещей сам изгонитель злых духов ложится и проявляет все признаки прохождения через муки смерти. Затем его связывают на носилках, несут в процессии с многочисленными причитаниями к месту захоронения или сжигания и там оставляют. После этого его помощник развязывает шнуры, и он возвращается к жизни. Молитвы над больным возобновляются, и затем все спокойно возвращаются по домам. Если пациент поправляется, волшебство сработало, если нет, то зло оказалось слишком сильным».
Пожилой человек, который пришел, был саньясином, религиозным отшельником, оставившим мирскую жизнь. Его голова была обрита, а единственным предметом одежды была недавно выстиранная шафрановая набедренная повязка. Он держал длинный посох, который положил около себя, когда сел на пол с непринужденностью длительной практики. Его тело было стройным и хорошо натренированным, и он слегка наклонялся вперед, как будто слушал, но спина была идеально прямой. Был он очень чист, его лицо — ясным и свежим, и во всем облике сквозило некое достоинство непохожести. Когда он говорил, то смотрел вверх, но в других случаях опускал глаза вниз. В нем проглядывало что-то очень приятное и дружелюбное. Будучи отшельником, старик путешествовал пешком по всей стране, переходя от деревни к деревни и от города до города. Он шел только по утрам и ближе к вечеру, а не тогда, когда пекло солнце. Являясь саньясином и членом самой высокой касты, он не имел никаких проблем с получением пищи, поскольку его принимали с уважением и кормили с заботой. Когда, в редких случаях, он путешествовал поездом, это всегда проходило без билета, потому что он был святым человеком и имел вид того, чьи мысли были не от мира сего.
«С юных лет мир не имел особой для меня привлекательности, и когда я оставил семью, дом, собственность, это было навсегда. Я никогда не возвращался. Это была трудная жизнь, и теперь ум хорошо дисциплинирован. Я слушал духовных учителей на севере и на юге, уходил в паломничества в различные святыни и храмы, где была святость и правильное учение. Я искал в молчании изолированных мест, удаленных от часто посещаемых людьми, и я знаю полезные эффекты одиночества и медитации. Я был свидетелем переворотов в этой стране, произошедших за недавние годы, обращения человека против человека, секты против секты, убийств, прихода и ухода политических лидеров с их схемами и обещанными выгодами. Хитрые и невинные, мощные и слабые, богатые и бедные — они всегда сосуществовали и всегда будут сосуществовать, так как это путь мира».
Он молчал минуту или две, а затем продолжил.
«В беседе на днях вечером было сказано, что ум должен быть свободен от идей, формулировок, умозаключений. Почему?»
Может ли поиск начинаться с умозаключения, с того, что уже известно? Не должен ли поиск начаться в свободе?
«Когда имеется свобода, то есть ли какая-то потребность искать? Свобода — это конец поиска».
Конечно, свобода от известного — это только начало поиска. Если ум не свободен от знания как опыта и умозаключения, нет никакого открытия, а лишь продолжение, пусть даже видоизмененное, того, что было. Прошлое диктует и интерпретирует последующий опыт, таким образом укрепляя себя. Думать, исходя из умозаключения, из веры означает не думать вообще.
«Прошлое состоит в том, чем каждый является сейчас, и оно составлено из вещей, которые каждый собрал через желания и его действия. Есть ли возможность быть свободным от прошлого?»
А что, нет? Ни прошлое, ни настоящее не являются вечно статичными, фиксированными, окончательно определенными. Прошлое — результат многих давлений, влияний и противоречивых опытов, и оно становится движущимся настоящим, которое также изменяется, преобразовывается под непрерывным давлением многих различных влияний. Ум — это результат прошлого, он создан временем, обстоятельствами, инцидентами и переживаниями, основанными на прошлом. Но все, что случается с ним, внешне и внутри, воздействует на него. Он не продолжает быть таким, каков он был, и при этом он не будет таким, каков он есть.
«Это всегда так?»
Только специализированная вещь навсегда застыла в форме. Рисовое зернышко никогда, ни при каких обстоятельствах не станет пшеницей, а роза никогда не может стать пальмой. Но, к счастью, человеческий ум не специализирован, и он всегда может покончить с тем, кем он был. Ему не нужно быть рабом традиции.
«Но кармой не так легко распорядиться, то, что было создано через многие жизни, не может быть быстро сломано».
Почему нет? То, что строилось столетиями или было построено только вчера, может быть уничтожено немедленно.
«Каким образом?»
Через понимание этой причинно-следственной цепи. Ни причина, ни следствие не являются навечно заключительными, неизменными, что было бы постоянным порабощением и распадом. Каждое следствие причины претерпевает многочисленные влияния изнутри и извне, оно постоянно изменяется, и становится в свою очередь причиной еще одного следствия. Через понимание того, что фактически происходит, этот процесс может быть остановлен мгновенно, и возникнет свобода от того, что было. Карма — не вечно длящаяся цепь, это цепь, которая может быть нарушена в любое время. То, что было сделано вчера, может быть уничтожено сегодня, нет никакого постоянного продолжения чего-нибудь. Продолжительность может и должна быть рассеяна через понимание ее процесса.
«Все это совершенно понятно, но есть и другая проблема, которую нужно прояснить. Она заключается в том, что привязанность к семье и к собственности прекратилась давно, но ум все еще привязывается к идеям, верам, видению».
Почему?
«Было легко стряхнуть с себя привязанность к мирским вещам, но с вещами ума — другое дело. Ум состоит из мыслей, а мысль существует в форме идей и верований. Ум не осмеливается быть пустым, поскольку если бы он был пуст, он прекратил бы быть. Потому-то он и привязывается к идеям, к надеждам и к вере во что-то, что вне его самого».
Вы говорите, что было легко стряхнуть с себя привязанность к семье и к собственности. Почему тогда нелегко освободиться от привязанности к идеям и верам? Не те же самые факторы вовлечены в каждом из случаев? Человек цепляется за собственность и семью, потому что без них он чувствует себя потерянным, пустым, одиноким. И именно по той же самой причине ум привязывается к идеям, видению, вере.
«Это так. Являясь физически в уединении, в удаленных местах, ты не беспокоишься, поскольку ты один даже среди множества, но ум сжимается от отсутствия вещей мнения».
Это сжатие есть страх, верно? Страх вызван не фактом того, что вы внешне или внутренне одни, но из-за ожидания чувства одиночества. Мы боимся не факта, а ожидаемого следствия факта. Ум предвидит и боится того, что могло бы быть.
«Тогда страх всегда относится к ожидаемому будущему, и никогда к факту?»
А что не так? Когда есть страх того, что было, то этот страх не из-за факта непосредственно, а из-за его обнаружения, разоблачения, что снова относится к будущему. Ум боится не неизвестного, а потери известного. Нет никакого страха прошлого, а страх вызван мыслью о том, какие последствия того прошлого могли бы быть. Вы боитесь внутри быть самим с собой, чувства пустоты, которое могло бы возникнуть, если бы уму больше не за что было цепляться, поэтому существует привязанность к идеологии, к вере, которая мешает пониманию того, что есть.
«Это также совершенно ясно».
И не должен ли ум быть в одиночестве, быть пустым? Не должен ли он быть не тронутым прошлым, коллективным влиянием и влиянием собственного желания?
«Это нужно еще обнаружить».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.