Глава XX. ЗАВИСИМОСТЬ

Глава XX. ЗАВИСИМОСТЬ

Посетитель: Мне хотелось бы понять природу Зависимости. Я обнаружил, что нахожусь в зависимости от очень многих вещей – от женщин, от различных видов развлечений, от хорошего вина, от жены и детей, от своих друзей, от того, что говорят люди. К счастью, я более не нахожусь в зависимости от религиозных зрелищ; но я продолжаю находиться в зависимости от книг, которые читаю ради получения стимулов, от интересных разговоров. Я вижу, что и молодежь также находится в зависимости, может быть, не в такой сильной, как я; однако у них имеются свои особенные формы зависимости. Я был на Востоке и видел, в какой зависимости от гуру и от семьи находятся там люди. У них традиция имеет гораздо большее значение, ее корни там глубже, чем здесь, в Европе, и, конечно, гораздо глубже, чем в Америке. Но все мы как будто зависим от чего-то, от какой-то опоры, не только физически, но гораздо сильнее во внутреннем смысле. Поэтому мне интересно узнать, возможно ли вообще стать действительно свободным от зависимости, должен ли человек быть свободен от нее?

Кришнамурти: Я понимаю это так, что вас занимает вопрос о психологической, внутренней привязанности. Чем сильнее человек привязан, тем больше бывает его зависимость. Существует привязанность не только к людям, но и к идеям и вещам. Человек привязан к некоторому особому окружению, к отдельной стране и так далее. А отсюда возникает зависимость и потому противодействие.

Посетитель: Почему противодействие?

Кришнамурти: Объект моей привязанности – мои территориальные или сексуальные владения. Я их охраняю, противясь любой форме чужого посягательства. Я также ограничиваю свободу того лица, к которому привязан, как и собственную свободу. Таким образом, привязанность есть сопротивление. Я привязан к чему-то или к кому-то. Эта привязанность есть обладание, а обладание есть противодействие; поэтому привязанность также есть противодействие.

Посетитель: Да, я это вижу.

Кришнамурти: Любая форма посягательства на мою собственность ведет к насилию, легальному или психологическому. Поэтому привязанность представляет собой насилие, сопротивление, тюрьму. Это тюрьма для самого себя и для объекта привязанности. Привязанность означает, что вот это – мое, а не ваше; руки прочь! Таким образом, подобные взаимоотношения представляют собой противодействие другим. Весь мир разделен на мое и ваше: мое мнение, мое суждение, мой совет, мой Бог, моя страна – бесконечная цепь такой чепухи. Видя действие всего этого не в абстракции, а в повседневной жизни, мы можем задать вопрос: почему существует такая привязанность к людям, вещам, идеям? Почему человек находится в зависимости? Все бытие представляет собой взаимоотношения, и все взаимоотношения проявляются в зависимости с ее насилием, противодействием и господством. Мы сделали таким целый мир. Там, где человек обладает чем-то, ему необходимо господствовать. Мы встречаем красивого человека, возникает любовь – и немедленно она превращается в привязанность, начинаются все те же горести, и любовь скрывается через окно. А тогда мы спрашиваем: «Что же случилось с нашей большой любовью?» Вот что в действительности происходит в повседневной жизни. При виде всего этого мы можем теперь задать вопрос: «Почему человек неизменно оказывается привязан не только к тому, что красиво, но и к любой форме иллюзии, к столь многим безумным фантазиям?»

Свобода не есть состояние отсутствия зависимости; это положительное состояние, в котором не существует никакой зависимости. Но это не какой-то результат; она не имеет причины. Нужно понять это со всей ясностью, прежде, чем мы сможем углубиться в вопрос о том, почему человек находится в зависимости, почему попадает в ловушку привязанности со всеми ее несчастьями. Будучи привязанными, мы пытаемся культивировать состояние независимости, что представляет собой другую форму сопротивления.

Посетитель: Так что же такое свобода? Вы говорите, что это – не отрицание зависимости, не ее окончание; вы говорите, что это не свобода от чего-то, а просто свобода. Тогда что же это такое? Действительность или абстракция?

Кришнамурти: Это не абстракция. Это такое состояние ума, в котором нет каких бы то ни было форм противодействия. Оно не похоже на реку, меняющую свое течение, приспосабливая его к каменным глыбам, разбросанным здесь и там, обходя их сбоку или сверху. В этой свободе вообще нет камней, есть только течение воды.

Посетитель: Но ведь глыба привязанности существует, она там, в этой реке жизни. Вы не можете просто говорить о какой-то другой реке, в которой нет камней.

Кришнамурти: Мы не избегаем этого камня, не говорим, что его нет. Но сперва нам необходимо понять свободу. Свобода – не та же самая река, в которой находятся камни.

Посетитель: А моя река все еще заполнена камнями, и вот об этом-то я и пришел спросить, – а не о какой-то другой неведомой реке без камней. Для меня она бесполезна.

Кришнамурти: Совершенно верно. Но чтобы понять свои камни, вы должны понять, что такое свобода. Однако не будем тратить время понапрасну на это сравнение. Мы должны рассмотреть и свободу, и привязанность.

Посетитель: Какая связь может быть между моей привязанностью и свободой или между свободой и моей привязанностью?

Кришнамурти: В вашей привязанности существует боль. Вы хотите избавиться от этой боли, поэтому вы культивируете отсутствие привязанности, которое представляет собой иную форму сопротивления. В противоположности нет свободы. Обе эти противоположности тождественны и взаимно усиливают друг друга. То, что вас заботит, – это как иметь удовольствие привязанности без ее горестей. Это невозможно. Вот почему важно понять то, что свобода не является отсутствием привязанностей. Свобода существует в самом процессе понимания привязанности, а не в бегстве от привязанности. Поэтому теперь наш вопрос состоит в следующем: почему люди привязаны, почему они зависимы?

Будучи ничем, являя собой внутреннюю пустыню, человек надеется найти воду в другом человеке. Пустой, бедный, несчастный, неполноценный, не вызывающий никакого интереса, не имеющий значения человек предполагает обогатиться благодаря другому. В любви другого он надеется забыть себя; в красоте другого он надеется приобрести красоту для себя. При помощи семьи, нации, любовницы, при помощи какого-то фантастического верования он рассчитывает покрыть эту пустыню цветами. И высочайшим возлюбленным оказывается Бог. Таким образом, человек повсюду закидывает свои крючки. В этом процессе существует боль и неуверенность, а пустыня кажется даже более бесплодной, чем раньше. Конечно, ее бесплодие не уменьшается и не возрастает; она остается той же, что и была; дело только в том, что человек старается не глядеть на нее, спасаясь от такого зрелища в какой-нибудь форме привязанности с ее болью; а затем он бежит от этой боли к отсутствию привязанности. Но сам он остается столь же пустым и бесплодным, что и раньше. Поэтому вместо того, чтобы спасаться бегством при помощи привязанности или ее отсутствия, разве мы не можем осознать этот факт, эту глобальную внутреннюю нищету и несостоятельность, эту мрачную, пустую изолированность? Только это и имеет значение, а не привязанность или ее отсутствие. Способны ли вы смотреть на данный факт без всякого чувства осуждения или оценки? Когда вы делаете это, смотрите ли вы на него, как наблюдатель, который гладит на наблюдаемое явление? Или при этом наблюдателя нет?

Посетитель: Что вы понимаете под наблюдателем?

Кришнамурти: Смотрите ли вы на факт из некоторого центра со всеми его выводами о том, что ему нравится, а что не нравится, с его мнениями, суждениями, желанием быть свободным от этой пустоты и так далее – смотрите ли вы на это бесплодие глазами умозаключения – или вы смотрите глазами, которые вполне свободны? Когда вы смотрите на факт совершенно свободными глазами, тогда наблюдателя нет. А если его нет, существует ли тогда такой объект наблюдения, как одиночество, пустота, несчастье?

Посетитель: Вы хотите сказать, что это дерево, на которое я смотрю, не существует, если я гляжу на него без выводов, без центра, который является наблюдателем?

Кришнамурти: Конечно, дерево существует.

Посетитель: Почему же одиночество исчезает, когда я смотрю на него без наблюдателя, а дерево не исчезает?

Кришнамурти: Потому что дерево не создано центром, умом нашего «я». А эту пустоту, эту изоляцию создал ум, принадлежащий «я», создал ее во всей своей эгоцентрической деятельности. И вот когда смотрит ум без центра, эгоцентрическая деятельность приходит к концу. Поэтому не существует и одиночества. Тогда ум функционирует в свободе. Когда мы смотрим на всю структуру привязанности в ее целостности, смотрим на движение удовольствия и страдания, мы видим, как ум, принадлежащий «я», строит свою собственную пустыню и собственные средства спасения. Когда ум, принадлежащий «я», спокоен, тогда нет никакой пустыни – и нет нужды в спасении.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.