Сутра как универсальный текст

Сутра как универсальный текст

«Сутре Помоста» отведена особая роль в чань-буддизме: хотя ее авторство и приписывает конкретному человеку, она носит универсальный характер, рассказывая буквально обо всех ключевых постулатах чань. На фоне биографии Хуэйнэна здесь рассказывается об основных ритуалах, описываются молитвенные формулы, трактуются трудные места классических индийских сутр, излагаются гносеологические основы чань.

Все это указывает, что объем сутры рос не столько из-за желания «дописать» биографию Хуэйнэна, сколько необходимости дать разъяснение по еще одному или нескольким постулатам чань. Таким образом постепенно сутра превратилась в универсальный текст чань-буддизма, в своеобразный компендиум чаньского знания.

Ранний вариант сутры может быть разделен на две части: проповедь, состоявшаяся в монастыре Дафаньсы (секции 1-31, 34–37, следуя классификации Ф. Ямпольского) и другие, в основном разрозненные пассажи текста, касающиеся бесед Хуэйнэна с учениками.

Канонический. вариант XIII в более сложен и логичен по своей структуре. Лишь первые две главы можно отнести к проповеди в монастыре Дафаньсы – именно они и содержат костяк старого текста, хотя и несколько измененный. В остальных проповедях Хуэйнэна нет прямых указаний, что они состоялись в монастыре Дафаньсы, хотя по ряду косвенных указаний можно считать, что действие третьей главы также происходит в Дафаньсы. В частности, именно там проходит некое «вегетарианское собрание» (чжай хуэй), под которым обычно подразумевается прием вегетарианской пищи внутри монастыря с приглашением гостей, после чего можно было обратиться с вопросами к учителю. Примечательно, что инициатором этого «вегетарианского собрания» выступает все тот же наместник Вэй Чжоу, что и встречи с патриархом в монастыре Дафаньсы. Все это указывает, что столь важные для теории и практике чань-буддизма вопросы 3-й главы задавались именно в Дафаньсы.

Примечательно, что неоднократно упоминаемый в тексте рукописи монастырь Дафаньсы, как считает Ф. Ямпольский, «так никогда и не был идентифицирован» [139, 93]. Однако большинство буддийских изданий достаточно точно локализуют его в провинции Гуандун, в области Шаочжоу на территории современного уезда Цюйцзян, недалеко от знаменитого места Цаоси [22, 4]. Ряд японских ученых, в частности Уи, не сомневаются что монастырь находился именно в области Шаочжоу [157, т. 2, 214]

Первые две главы канонического издания XIII в. представляют запись проповеди Хуэйнэна в монастыре Дафаньсы. Четвертая глава включает изложение базовой теории о трансцендентной мудрости (праджни) и самадхи, а также концепции «отсутствия мыслей (у нянь). Пятая глава рассказывает о дхиане, о трех прибежищах (просветление, истина, чистота). Шестая глава посвящена проповеди покаяния и излагает теорию «пяти ароматов» (заповеди, самадхи, мудрость-праждня, освобождения от пут незнания и познания). Седьмая глава передает беседы Хуэйнэна с учениками и содержит неупорядоченные эпизоды из разных периодов его жизни. Вероятно, эта глава составлялась в разное время и разными людьми. В частности, по сравнению с дунхуанским вариантом сутры седьмая глава увеличилась более чем в два раза за счет новых эпизодов. Примечательно, что ряд из них представляют собой развернутую проповедь, другая же часть – короткие заметки в виде классических китайских исторических анекдотов.

Восьмая глава отражает споры о «внезапном» и «постепенном» просветлении, а также записи бесед с учениками, в том числе и с последователями школы Шэньсюя. Девятая глава рассказывает о беседе Хуэйнэна с императорским посланником евнухом Пи Вэнем, а также о том почитании, которое оказывал Хуэйнэну императорский двор. Наконец, десятая глава включает в себя описание последнего года жизни Шестого патриарха и развернутую запись его последней проповеди перед ближайшими учениками.

Биография Хуэйнэна изложена в первой главе в виде автобиографии – он включил ее в свою проповедь, дабы показать свой путь безграмотного и изначально необразованного паренька до знатока Чань. Автобиографический рассказ доведен до того момента, как он получает «патру и рясу» Шестого патриарха и отправляется на юг. Большой кусок его жизни, в частности, между его уходом на юг и проповедью в Дафаньсы, отсутствует. В юаньском варианте этот пробел заполнен несколькими весьма интересными и порой детективными подробностями. В частности, рассказывается, как враги пытались убить патриарха, он скрывался в лесах и горах, преследователи подожгли заросли, где он прятался и т. д.

Раздел о вопросах наместника Вэй Чжоу также является важнейшей частью изначального костяка сутры, в том числе и кардинально важный вопрос о смысле ответов Бодхидхармы на вопросы У-ди и о возможности переродиться в чистой земле. Здесь же содержится неприкрытый выпад против теории, что проповедовала буддийская школа в Сычуани, берущая свой исток в уезде Чисянь.

Большинство историй во второй главе Сутры практически не связаны между собой и в основном призваны подтвердить авторитет как самого Хуэйнэна, так и его учения. Все они построены по одинаковой схеме: монах, что долго практиковался в буддизме, но так и не смог достичь просветления, задает Хуэйнэну вопрос и после его ответа достигает «Великого пробуждения».

В «Сутре Помоста» можно различить несколько слоев проповеди, из которых в качестве основных можно назвать два: проповедь для мирян и послушников и проповедь для посвященных монахов. Монашеская проповедь занимает в основном всю десятую главу.

Десятая глава престольной сутры целиком представляет собой изложение гносеологических постулатов Махаяны. В определенном смысле она выбивается из общего контекста Сутры и сравнение нашего варианта с дунхуанским (т. е. самым ранним) показывает, что эта часть действительно была добавлена позже. Она не отличается той легкостью слога, зачастую тяготеющего к разговорной речи, которую можно заметить в других главах. Примечательно, что изначальные, дунхуанские куски текста написаны значительно более легким языком, чем поздние пассажи, скорее всего принадлежащие XI в. Это косвенно свидетельствует, что первоначальный текст Сутры мог родиться из устных рассказов и действительных воспоминаний о Хуэйнэне, собранных его учеником Шэньхуэем. Имеет свое объяснение, с другой стороны, и невероятная сложность поздних кусков текста, ведущая к сухости изложения, типа той, которую мы встречаем в 10-й главе. Ко времени создания этих абзацев Чань уже монопольно занимал место ведущей буддийской идеологии, был высоко оценен официозом, почитался аристократией и богемой. Эта прочность положения заставила проявиться ряду фундаменталистских тенденций в чань-буддизме, в основном затронувших именно религиозно-философскую, но не эстетико-онтологическую сторону Чань. Теперь Чань стремился доказать, что он «самый правильный» из всех буддийских течений, самый сложный и наиболее прочно придерживающийся изначальных буддийских постулатов. Благодаря этому в ряде сутр и прежде всего в «Сутре Помоста» на первый взгляд внезапно появляется тезисное изложение неких прописных, но при этом крайне важных буддийских истин, характерных для буддизма Махаяны вообще, а не только для Чань. В 10-й главе можно наблюдать и возврат к мощной буддийской логике, характерной для ранних индийских сутр. Так, в последней проповеди своим ученикам Хуэйнэн наставляет их о том, что Срединный Путь появляется как некая результирующая между двумя противоположностями. Для того, чтобы самому познать или объяснить другим смысл Срединного пути (чжун дао), следует на любой вопрос отвечать через его противоположность: «спросят о бытие, отвечай о небытие», «спросят о мирском, говори о священном, будут вопрошать о священном, расскажи о мирском»

Десятая глава, несмотря на то, что большая ее часть представляет собой более поздню вставку, является одной из важнейших частей сутры не столько в плане жизнеописания самого Хуэйнэна, сколько понимания тех изменений в характере буддизма, которые наметились ко времени возникновения окончательного варианта сутры. Эта глава текста представляет собой изложение последнего наставления Шестого патриарха своим ближайшим ученикам, фактически – его завещание, а поэтому здесь всякое слово должно приобретать символически-знаковый оттенок. В дунхуанском варианте это наставление сокращено буквально до двух абзацев и не содержит даже общего изложения доктрины. В позденем варианте наоборот – завещание Хуэйнэна можно считать самостоятельным дидактическим трактатом, требующим хорошего знания целого ряда ключевых буддийских постулатов. Переписчики трактата верно рассчитали, что проповедь, изобилующая специфическими терминами и теориями, никак не могла быть произнесена перед большой аудиторией, где присутствовали и миряне, и конфуцианцы и даосы. А значит последняя глава – не только дидактическое наставление, но и тайная проповедь Чань, правда дописанная по меньшей мере через четыре столетия после ухода их жизни Хуэйнэна.

«Сутра Помоста» выступает не только как универсальный текст – она задает некий идеал чаньской традиции.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.