XLVII
Мемфис и Гелиополь ближе к будущему, «апокалипсичнее» всех наших современных городов. Каменные иглы обелисков на площадях Константинополя, Рима, Парижа и Лондона – вечные вехи на пути человечества от Атлантиды к Апокалипсису.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.
XLVII. Поверхности и глубины. Плотиновский экстаз — последняя вспышка эллинского гения, уже только с трудом и лишь при величайшем душевном напряжении способного «вспомнить» о том, о чем свидетельствовали древние и блаженные мужи, жившие близко к богам. Аристотель все
Глава XLVII Глупость говорит: Я не требую даров и обетов, не гневаюсь и не жду искупительных приношений, ежели в обряд вкралась какая погрешность. Я не переворачиваю вверх дном небо и землю, когда прочих богов приглашают обонять благовоние жертв, а меня забывают, и я остаюсь
XLVII. Не выходя за порог — познаешь Поднебесную. Не вглядываясь в окно — постигаешь Небесное Дао. Чем дальше выходишь — тем меньше ведаешь. Вот отчего постигший не странствуя — ведает, не вглядываясь — различает, не влияя —
XLVII He выходя со двора, можешь познать мир. Не открывая окна, можешь узреть Небесный Путь. Чем дальше уходишь, тем меньше узнаешь. Вот почему премудрый человек Никуда не ходит – а все знает, Ни на что не смотрит – а все понимает, Ничего не делает – а все свершает. Примечания
XLVII He выходя со двора, можешь познать мир. Не открывая окна, можешь узреть Небесный Путь. Чем дальше уходишь, тем меньше узнаешь. Вот почему премудрый человек Никуда не ходит – а все знает, Ни на что не смотрит – а все понимает, Ничего не делает – а все свершает. Примечания
Письмо XLVII Сенека приветствует Луцилия! (1) Я с радостью узнаю от приезжающих из твоих мест, что ты обходишься со своими рабами, как с близкими. Так и подобает при твоем уме и образованности. Они рабы? Нет, люди. Они рабы? Нет, твои соседи по дому. Они рабы? Нет, твои смиренные
Глава XLVII Краткий эон “Державной” С точки зрения эсхатологической истории Православной Церкви, существует один довольно странный период, который начался в России в 1917 году и длится до настоящего времени. Вместе со свержением династии Романовых и большевистской
XLVII От начала мира до наших дней и, может быть, до конца времен, каждое утро, на песчаной равнине Гизеха, на розово-пепельной дали выжженных, с голыми ребрами. Ливийских и Мокаттамских гор, в лучах восходящего солнца, рдея, как бы изнутри освещенные, кристаллы пирамид
XLVII «Да гуляю я каждый день у пруда моего; да порхает душа моя, как птица, по веткам деревьев моих; да отдыхает в тени сикиморы моей… Да восхожу я на небо и нисхожу на землю, ничем не удержанный. Да будет мой Двойник свободен» (Кн. Мертв.).Именно в этой свободе, полете от земли к
XLVII В половых беззакониях «пол идет против естества и рушит законы его… Чрево мира как бы пробуравливается, и в узенькую воронку потрясающего случая мы разглядываем еще второе над или под миром чрево; еще землю и опять небо – звездное же, но уже не с нашими созвездиями, –
XLVII Вообще внутренний смысл обоих сказаний, библейского и вавилонского, вопреки внешнему сходству, глубоко различен: одна песнь, двумя голосами разно спетая.Когда выпущенный голубь возвратился, «Ной простер руку свою, и взял его, и принял к себе в ковчег» (Быт. VIII, 9).
XLVII «Семя рода человеческого... спасла надежда мира, прибегнув к ковчегу» (Прем. 14, 6). Семя второго человечества спас первый ковчег; второй – спасет семя третьего. Если второе человечество не исполнит своего назначения, так же, как первое, то его исполнит третье: разрушит
XLVII …Крита широкого снегом покрытые горы, В длинновесельном плывя корабле, из очей потерял я. (Odys., XIX, v. v. 338–339) Потерял их Гомер – нашел Виргилий: Ида гора, колыбель нашего рода святая. Mons Idaeus ubi et gentis cunabula nostra. (Virg., Aen., III, v. 105) В самый канун Вифлеема вспомнил Виргилий
Глава XLVII Глупость говорит: Я не требую даров и обетов, не гневаюсь и не жду искупительных приношений, ежели в обряд вкралась какая погрешность. Я не переворачиваю вверх дном небо и землю, когда прочих богов приглашают обонять благовоние жертв, а меня забывают, и я остаюсь