Веды. Урок восьмой
Веды. Урок восьмой
Этому слову можно посвятить не один урок, а все сорок, и, наверное, даже того будет мало, ибо веды (ведать) означают знание и, собственно, не требуют перевода ни на один индоарийский язык, поскольку на всех звучат одинаково и тем самым связывают в единый корень, по крайней мере, три великие ветви народов, три мифологии, три языка и три великие культуры — славянскую, индийскую и персидскую. Я умышленно не называю их цивилизациями, поскольку это слово слишком современно, умозрительно, не соответствует внутренней сути явления и не обладает емкостью, способной вместить весь круг вопросов существования этого триединства. Слово «веды» — ключ к разгадке таинства незримой и непреходящей магнитной, магической связи культур и народов. Время значительно изменило их внешний вид, история — религиозные воззрения, география и климат поменяли костюмы, но неизменной, как слово «веды», осталась внутренняя этнопсихология, то есть образ мышления и манера поведения.
Мы разные и одинаковые одновременно. Если говорить по первому плану, мы поразительно верно, независимо от режимов, дружим с индийцами и неизвестно почему любим их кино; всю свою историю мы грезили Индией, как заветной страной чудес, слагали сказки о ней и ходили в гости, как тверской купец Никитин, которого почему-то впускали в самые сакральные места, куда не ступала нога иноземца. Когда как весь «продвинутый» мир в самые разные времена искал пути в Индию (даже случайно Америку открыли по этой причине), стремился завоевать ее, и англичанам это удалось, — мы никогда не воевали друг с другом. Хотя отличаемся воинственностью, как и персы, но, однажды померявшись не силой, а хитростью с Дарием (еще в скифский период), более чем две тысячи лет жили вполне мирно. Если не считать разбойного Стеньку Разина, бросившего в волны персидскую княжну, однако ему простительно: переступил через себя, дабы погасить ропот товарищей-ватажников. Кстати, любовь к персиянкам, впрочем, кате и к индийкам или цыганкам, некогда вышедшим из Индии, у нас в крови. Происхождение русской фамилии Перцев тому подтверждение, так что Стенька был не первым и не последним, кто вывозил невест из Персии. Правда, славянин Александр Македонский покорил Персию, но об этом отдельный и особый разговор. Потом мы одинаково пострадали от монголов: персы — от Чингисхана, мы — от внука его Батыя. Пока яблоком раздора не стал, как всегда, Кавказ, и в XIX веке случилось две войны, кстати, организованные все теми же англичанами: только вмешательство третьей силы ставило нас с персами в конфликтную ситуацию. Достаточно вспомнить убийство А. Грибоедова...
Нас и сейчас выдавливают с Кавказа, и опять не без участия все тех же англичан, американцев и опять по поводу Грузии, Армении, Азербайджана. Но мы все равно на стороне Ирана и поддерживаем его, хотя он снова, словно кость в горле у всего «цивилизованного» мира...
Нас соединяет волшебное слово «веды». Оно словно незримое глазом калиброванное отверстие в песочных часах, позволяющее песку перетекать из одного замкнутого пространства в другое. Переверни несколько раз часы, и уже не поймешь, чье там течет время...
Веда — третья буква алфавита, без изменений вошла в кириллицу и означает дословно «дать знания», что открывается в глагольной форме ведать. Слогокорень ве — всегда знания, отсюда вера — знание (признание) Ра, Веста — столп знаний, вещать — излагать знания, невеста — не знающая (мужа), непорочная, великий — разумный, у кого знание на лике (отсюда пословица «велика Федора, да дура» — велика не ростом, а благородна лицом, но без ума). Любопытно слово «вежа» — хранилище огня, света знаний, поэтому белые вежи, высокие башни, и стояли по Руси, одна из которых дала название Беловежская пуща (к вежам мы еще вернемся). Говорящее слово верещать — изрекать знания — получило отрицательный оттенок в эпоху очередной смены идеологии, а весело, веселить, веселье — селить, утверждать знания!
Оказывается, они приносили радость, а нам говорят: печаль...
Впервые отзвук слова «веды» я услышал в детстве, и он, отзвук, был зловещим. А кто не слышал сказок про страшных ведьм и ведьмаков, наводящих ужас на неискушенное, однако же пытливое ребячье сознание? Кто с боязливым содроганием потом не обходил стороной избушку какой-нибудь одинокой и не очень-то приветливой старушенции, о которой говорили, будто она — колдунья? Может наслать порчу, проклятье, болезни — в общем, сотворить мерзкое и непотребное дело... Ведьма же и колдунья в сказках, впрочем, и в жизни тоже, считаются одним и тем же лицом, силами тьмы, чертовщины. Все ведьмы непременно колдуют, обращаясь к враждебным силам природы, напрямую общаются с самим дьяволом и действуют по его указке. Короче, ни единого проблеска чего-нибудь светлого и полезного — сплошной мрак, вред человеку и всему сущему на Земле. Абсолютное воплощение зла! И ладно, нас сказками пугали да странными бабками, и далее этого не шло; в «просвещенной» Европе ведьма стала чуть ли не самим дьяволом и главным объектом охоты инквизиции, возникло целое направление в юриспруденции! Даже особый кодекс приняли, называемый «Молот ведьм», по которому облаченные в мантии, серьезные, «образованные» судьи судили в основном женщин, причем чаще самых красивых, и тысячами отправляли на костер. Или в реку с камнем на шее...
Красота в Европе считалась от дьявола, у нас она — от Бога, и не зря красавицы по утрам умывались росой...
Поистине, охватывает ужас от подобных судилищ, и возникает риторический вопрос соразмерно ли зло, творимое несчастными (да и творимое ли?), с тем злом, которое официально проводилось католической церковью? Что это, происки и искушение сатаны или массовое умопомрачение?
Но в детстве мы ничего этого не знали, и детские страхи перед ведьмами впоследствии выпадали вместе с молочными зубами, а на смену им приходило жгучее любопытство. Впоследствии и вовсе разочарование, когда мы узнавали, что на свете нет ни леших, ни русалок, ни Деда Мороза, ни прочей «нечисти», а сказочные колдуны и ведьмы — всего лишь фольклор. Примерно в то же время, избавляясь от пугающего образа, мы наконец-то открывали внутреннюю суть слова «ведьма» и совершали невероятное открытие: оказывается, в его основе скрыто слово «ведать», то есть знать! А ведьма — имеющая, получившая знания. И тотчас на месте разрушенного страшного образа возникал совсем иной, притягивающий воображение: одинокая, замкнутая в себе, старуха-то была знающая! Причем знающая что-то такое, что не доступно всем прочим. Но она уже умерла, и возникало стойкое чувство обманутости: запугивая, нас лишили недоступных теперь, запрещенных знаний, лишили некого мира, существующего будто бы параллельно с нашим.
Так мы впервые сталкиваемся с подменой понятий, организованной через фольклор, в конечном счете, через язык, ибо верим в злых колдуний и волшебников, пока не умеем ни читать, ни писать. Вы заметили, все сказки о добром и вечном всегда насыщены узнаваемым древним духом, космогонием, величественностью образов: тут тебе и герои-богатыри, и благородные силы природы, всегда приходящие им на помощь при условии, что Иван-царевич ведет себя достойно и сообразно с ведической (в данном случае — природной) культурой. Если ты гармонично вписываешься в окружающую среду, то серый волк на спине прокатит, медведь дуб вырвет, на коем ларец с Кощеевой смертью, Баба Яга клубок даст, указующий путь, старик-волшебник — шапку- невидимку. Даже Змей-горыныч не страшный, хотя норовит непременно сразиться с героем, дабы испытать его отвагу и мужество. А то какой же герой, коль не померился силой и не показал молодецкую удаль? У Змея головы-то снова отрастут, ибо душа Земли неистребима, и следующему удальцу будет с кем потягаться.
И, напротив, в «страшных» сказках ощущается их придуманность, наблюдается контрастно резкое противопоставление добра и зла, природа там враждебна герою, звери кровожадны и мстительны, не говоря уж о Бабках Ежках, ведьмах и колдуньях. В общем, все черное и белое: теза и антитеза выдают даже не искусственность таких сказок, а скорее млад о сущность идеологии, в условиях которых они сочинялись. А дело в том, что привнесенные извне идеологии, точнее их апологеты, не умеют и не способны складывать сказки; они, апологеты, стремятся проповедовать и утверждать исключительно свои воззрения, поэтому спешат утвердиться и непременно используют простые и дешевые приемы — очерняют все, что существовало до них. Так, ведунья, то есть женщина, обладающая ведическими знаниями, обратилась в злую ведьму, а современное творчество сказочника Гайдара с его мальчишом-кибальчишом и буржуинами оцените сами. И это символично, что собственный внук, для коего и была написана сказка, развенчал не только ее, но и саму идейную жизнь деда. Сейчас демократические творцы слагают новые: про страшного монстра Сталина, про жутких людоедов из НКВД, коим противостоит хилый интеллигентный герой чеховского порядка, про лагеря, про войну, где ходят в атаку с лопатными черешками. В общем, в очередной раз нагоняют страху, но, кажется, более всего сами боятся своего творчества и созданных образов.
Вопреки марксистско-ленинской философии, все еще довлеющей над умами «сказочников», мир развивается от великого к малому, от сложного к простому. Теперь уже и вовсе к примитивному, даже воображения не потребуется: включил на компьютере «стрелялку» и стреляй...
То есть он не развивается вовсе; он разваливается под натиском цифровой упрощенности.
Ведовство — знание, ведать — знать — вот в чем суть глобальной обструкции этого слова. И не на него, и не на ведьм — на знания ни на минуту не прекращалась охота! Если в средние века все это происходило грубо, откровенно, через суды инквизиции, костры и проруби, то сейчас все перешло в более утонченные, иногда даже изысканные формы. Мы догадываемся, что нас пытаются оболванить, превратить в управляемых и послушных, иногда нутром чуем, как лишают воли, лишая знаний. Но словесно не в состоянии аргументированно доказать, кто стремится, где и как. А на самом деле все происходит известным уже образом — посредством слова, только уже от обратного, вывернув представление наизнанку. Как вы полагаете, отчего вдруг Россию захлестнул бум тотального «ведьмачества»? Тысячи колдуний, ясновидящих, шаманов белых и черных, предсказателей, лекарей — в общем, чума Кашпировская наводнила страну. Самая распоследняя газетенка и та с приворотно-отворотными объявлениями, а христианская (да и не только) церковь тем часом словно и не замечает столь ярой бесовщины. Даже записные телепоп-звезды, то есть медийные священники, помалкивают. Потому что тоже знают работы Ленина: чтобы развенчать идею противника, надо довести ее до абсурда Ведьм сейчас никто уже не боится, даже малые дети, и все потому, что видали в телевизоре кое-что пострашнее, да нескончаемый шабаш этот и не ведьминский — в лучшем случае, вороватый разгул мелких мошенников.
Итак, борьба со знанием продолжается, принимая изощренные формы, однако же преследуя старую, хорошо знакомую конечную цель — подавить божественную природу в человеке. Дар Речи сохранил результаты этой борьбы с тех еще седых, бесписьменных времен, когда развернулась схватка с крамолием, и, надо отметить, приемы адептов новой идеологии оказались узнаваемыми — все уже было в этом мире. Рать первоначально — это не войско, а собрание даждьбожьих внуков для общей молитвы солнцу, разумеется, под открытым небом и в момент зенита. Светилу молвили кличи-гимны, а чтобы иметь представление, как и какие, вспомните фольклорные весенние заклички, хотя это лишь атавизмы, фрагменты, к счастью, сохраненные языком. Соратник — тот, кто молится в одной рати. В русском нет случайных созвучий, особенно в гнезде ритуальных слов. Срать означает буквально молиться Ра, но какой мерзостный смысл получило это слово? Впрочем, как от жреца, несущего огненное, светлое, священное слово, произошло жрать, то есть жадно, безобразно поедать пищу. Иные ритуальные слова — срам, дурак, ссора — даже разъяснений не требуют, но доказывают, насколько острой и беспощадной была борьба между идеологиями, память о которой сохранил язык.
Все равно что от вед — ведьма...
О том, как и почему все это произошло, мы еще поговорим на отдельном уроке, посвященном происхождению воинского духа.
А пока о войне с просвещением, или точнее с просвящением. В разные периоды она ограничивалась рамками одного государства или определенного региона, но порой превращалась в глобальную, общемировую.
И преуспел в ней полководец всех времен и народов Александр Македонский. Историки относят Македонию того периода к Греции, но сами греки никогда не признавали ее своей, считали варварской, и свидетельство тому, что отца Филиппа долгое время не допускали к Олимпийским играм, участвовать в которых мог только эллин: в общем, геноцид по национальному и культурному признаку. Но сам царь Македонии, чувствуя себя неполноценным, всячески стремился достичь заветного — признания его эллином и насаждал в своей стране греческую культуру, обычаи и язык. Короче, все — вплоть до модной в Элладе педерастии, которой увлекался сам, и в результате погиб от руки любовника. Точно так же, как недавно многие славянские государства (и мы в том числе) норовили заговорить по-немецки, закартавить по-французски (особенно элита), а нынче жаждут в НАТО, единую Европу — в общем, приобщиться к «общечеловеческим ценностям». Все уже было в этом мире, даже США времен Александра Македонского. Правда, назывались они тогда республиканским Римом, но уже готовились стать сверхдержавой. Эллада же переживала кризис, приходила в упадок из-за бесконечных междоусобиц, и Филипп на этом сыграл: его призывали мирить полисы с помощью огня и меча, и царь тут порезвился вволю. Македония превратилась в миротворческие силы Греции, и варвара-царя наконец-то допустили на Олимпиаду. Тогда она проходила не в Сочи, а в священной Олимпии, и после победы в заезде на колесницах Филипп получил звание олимпионика и на радостях дал своей жене Миртале имя Олимпиада. Мать Александра была племянницей царя Эпира — тоже варварского тогда славянского государства — и слыла ведьмой, то есть ведуньей истинной, украшалась живыми змеями, колдовала, волховала, и от волхва же зачала наследника престола Филипп долго не признавал его за сына, однако жизнь заставила, и тогда стареющий царь, уже тиран Эллады, имеющий два голоса в амфиктеонии Дельфийского союза, стал воспитывать из Александра настоящего эллина, наняв ему в учителя малоизвестного тогда ученика Платона по имени Аристотель...
Воспетый чуть ли не всеми народами 10-летний поход Александра на Восток и его «песочная», гигантская по тем временам империя при близком рассмотрении кажется авантюрой, затеей молодого безумца, сподобившегося покорить весь мир. По свидетельству современников, великий полководец был воспитан, всесторонне образован, и не только учеными-греками — своим кровным отцом-волхвом, ведуньей-матерью и по всем канонам не мог пуститься в безрассудный поход, как отмечают авторы апокрифов, дабы отомстить за обиды Эллады, нанесенные персами. Индийские раджи и махараджи никогда не обижали Грецию, однако он и на них пошел войной. Как и следовало ожидать, империя Македонского рухнула сразу же после его гибели, случившейся будто бы от лихорадки. Спустя год умер и учитель философии, отчего-то бежавший из Афин, из своей успешной Ликейской школы, на остров Эвбей...
Как ни укладывай официальную, «исторически» сложившуюся версию в ложе простой логики, как ни пеленай сего младенца, не укладывается и не пеленается, торчат руки, ноги и... уши. Судя по описанию состава армии Дария, индийцы и скифы приграничных районов Бактрии и Согдианы отлично знали истинную цель похода, поэтому на битву еще при Иссе (а это ворота в Азию, путь в Египет — даль несусветная) заранее прислали в помощь персам свои войска, хотя в союзе с ними не состояли. Пестрые всадники на слонах и закованные в чешуйчатую броню (кстати, вместе с лошадьми) скифы-массагеты встречали завоевателя на дальних подступах.
Весь восточный мир вздрогнул и переполошился, но от чего?
Ответ следует искать в обстоятельствах, связанных с фигурой учителя полководца — Аристотеля.
Подобных философов в то время было пруд пруди, чуть ли не в каждом крупном полисе своя школа, и продвинуться, а более продвинуть свои сочинения было практически невозможно. Каждый сам по себе что-то значил бы, окажись он единственным на свете, но жесткая конкуренция перекрывала все пути, и можно было навсегда затеряться среди толпы поп-звезд, как сейчас, тем паче при живой примадонне в шоу-бизнесе. Самое главное — в то время существовали древнейшие письменные святыни, из коих можно было почерпнуть весь круг знаний — от философских до космогонических. У персов это была Авеста, у индийцев — Веды, у праславян — Веста. Их «открытые» части текстов в списках свободно ходили по древнему миру, и оттуда, как из неиссякаемых источников, греческие ученые и черпали свои философские мысли, создавая собственные школы. О том, что существуют священные, «закрытые» списки, в Элладе прекрасно знали, однако варвары Востока умели хранить свои тайны. И добыть их мог только просвященный варвар, поэтому выбор и пал на Александра. Поход в Египет и признание его сыном Амона- Ра (и еще фараоном) — тому свидетельство.
Разгромив Дария и его невольных союзников, Македонский прямым ходом идет в сакральную столицу персов, Парсу (Персеполь), добывает там священный список Авесты и предает его огню с участием загадочной гетеры Тайс Афинской. И только тогда становится понятной настоящая цель знаменитого похода. После захвата Бактрии и Согдианы Александр строит еще одну Александрию и упорно стремится пробиться из Средней Азии на север, к Синему (Аральско- му) морю. Где-то в глубине скифо-сарматских земель, на Южном Урале, в стране городов, откуда вышли и впоследствии поселились на Пелопоннесе будущие греки, хранилась Веста, священная книга знаний. Но встречает невероятное сопротивление саков и массагетов, коих Геродот относил к скифским народам.
И там же встречает свою первую и последнюю любовь — Роксану, которая и остудила ярый пыл полководца. Однако обязательство перед учителем толкает его в Индию, где хранится третья святыня — Веды. По пути на Инд, и особенно после переправы через Гидасп (приток Инда), приходит полное отрезвление. К тому же армия, не знающая истинной цели похода, ропщет, военачальники устраивают заговоры, в тылу то и дело вспыхивают восстания. Все попытки соединить культуры Запада и Востока терпят поражения, несмотря на грандиозные массовые свадьбы македонцев с персиянками и скифянками.
На Востоке за ним уже летит слава Герострата...
Образумленный варвар-изгой поворачивает на Запад, даже не вступив в битву с индийским махараджей Пором, который был такого роста, что на слоне сидел, будто на лошади верхом. Теперь настал черед содрогнуться Элладе, да и Риму тоже, ибо Александр вышел из повиновения учителя своего. Разумеется, никто бы не позволил ему вернуться в Македонию и, тем паче, в Грецию. Он и вернулся, по преданию, в бочке с медом, который использовали для временного бальзамирования мертвых тел.
И еще одна любопытная деталь: великий полководец скончался в возрасте 33 лет, и поход его был воспет с евангелистским размахом. Древний мир уже стоял на пути к единобожию, уже существовал митраизм, ставший модным среди элиты набирающего силу Рима и впоследствии легший в основу христианства. И хотя Александр не исполнил до конца своей миссии, и учитель его не оправдал надежд Эллады — лишить варваров святынь (за что и поплатился жизнью), однако все же расчистил себе путь. Учение Аристотеля заметно выделилось из когорты иных философов, его трудами мы пользуемся до сих пор, ибо они стали мировоззренческой предтечей новой — христианской — эпохи.
Священный список Авесты погиб безвозвратно, а те общеизвестные тексты ее, что и ныне имеют хождение, в большей части восстановлены, записаны в «аллювиальном», переотложенном виде. Вместе со своей святыней Персия утратила знания и былой дух Властелина Востока, под влиянием арабов приняла ислам, однако сохранила память о былом величии, и она, эта память, позволяет ныне Ирану держать удар. Великий изгой Александр Македонский отказался от замыслов уничтожить индийские Веды, и это за него настойчиво делали другие, в том числе англичане в период колонизации. Но, судя по тому, как Индия все еще добывает главный ресурс — энергию времени — и существует благодаря этому потенциалу, она сумела сохранить священные ведические знания. Поэтому с такой легкостью, безобидностью и веротерпимостью относится к любым конфессиям, невзирая на давление внешней среды.
Ну а что касается праславянской Весты, священного источника знаний, припав к коему, можно обрести вещество — истину, то могу сказать, что она в целости и сохранности. И вы в этом можете убедиться сами, если откроете для себя Дар Речи...
Данный текст является ознакомительным фрагментом.