13–15. Его плоть – человеческого, а не ангельского свойства

13–15. Его плоть – человеческого, а не ангельского свойства

13. Душа стала плотью, чтобы открыться. Но не стала ли и плоть душою, чтобы открылась плоть? Если душа стала плотью, это уже не душа, а плоть; если плоть стала душой, это уже не плоть, а душа. Стало быть, где плоть и где душа, там они взаимно превратились друг в друга. Но если они – ни то и ни другое, ибо каждая из них превращается в иное, – то получается ужасная нелепость: говоря о плоти, мы должны разуметь душу, а указывая на душу, считать ее плотью. Тогда всему грозит опасность быть принятым не за то, чем оно является, и утратить то, чем оно является, раз его воспринимают иначе и если называют не тем, чем оно является. Верность названий тождественна сохранению собственных свойств (proprietates). А когда изменяются качества, предметы] обретают новые имена. К примеру, обожженная глина получает название черепка (testae) и не участвует более в имени прежнего рода, ибо не относится более к этому роду. Поэтому и душа Христа, сделавшись плотью, не может не быть тем, чем стала, и не может оставаться тем, чем была, потому именно, что стала чем-то другим. И поскольку мы привели очень ясный пример, воспользуемся им и дальше. Конечно, черепок из глины представляет собой только один предмет (corpus) и одно название, то есть название этого одного предмета. Он не может называться и черепком, и глиной, ибо он не есть то, чем был; а то, чем он не является, к нему более не относится. То же самое касается и души. Следовательно, и душа, сделавшись плотью, представляет собою субстанцию единовидную и плотную, то есть совершенно цельную и неделимую. Во Христе же мы находим душу и плоть, которые обозначаются простыми и неприкровенными именами, душа называется душою, а плоть – плотью. Никогда душа не называется плотью, а плоть – душою, ибо так они должны были бы называться, если бы существовало подобное превратное] положение; напротив, Он Сам называл каждую субстанцию по отдельности, и всюду, конечно, сообразно различию двух свойств, – отдельно душу и отдельно плоть. В частности, Он говорит: Душа Моя скорбит смертельно (Матф. 26:38) и еще: Хлеб, который отдам Я за спасение мира, есть плоть Моя (Иоан. 6:51). Далее, если бы душа была плотью, то во Христе было бы одно-единственное: плотская душа, и она же – душевная плоть. Но поскольку Он разделяет их, то очевидно показывает, что они суть два вида – плоть и душа. Но если два, то уж не одно; а если не одно, то уж не может быть ни плотской души, ни душевной плоти. Ведь плотская душа и душевная плоть – это одно и то же. Тогда Ему пришлось бы иметь еще другую, особую, душу кроме той, которая была плотью, и объявить о другой плоти помимо той, которая была душой. Но если была у Него одна плоть и одна душа, и эта скорбела смертельно, а другая была хлебом за спасение мира, – тогда сохраняется число двух субстанций, различных в своем роде и исключающих единственный вид плотской души.

14. Но Христос, говорят они, представлял собою и ангела. На каком же основании? На том же, что и человека. Стало быть, одинакова и причина, по которой Христос представлял человека, и причина эта – спасение человека. А именно, Он сделал это для восстановления того, что погибло. Погиб человек, и нужно было восстановить человека. Но для принятия Христом вида ангельского никакой такой причины не было. Ибо если ангелы и осуждены на погибель, в огонь, уготованный дьяволу и ангелам его (Матф. 25:41), – то никогда не обещалось им восстановление. Никакого повеления об освобождении ангелов Христос не получил от Отца. А того, чего Отец не обещал и не повелевал, Христос не мог и исполнить. Для чего же тогда принял Он природу ангельскую, если не для того, чтобы с помощью этого сильного союзника способствовать освобождению человека? Но разве Сын Божий не мог один освободить человека, совращенного одним – единственным змеем? Значит, у нас уже не один Бог и не один Спаситель, если спасение вершат двое и к тому же один нуждается в другом. Однако в том ли дело, чтобы Он освободил человека при содействии ангела? Почему же Он тогда снизошел для того, что намеревался свершить через ангела? Если через ангела, что же делал Он Сам? А если Сам, то что остается ангелу? Он наименован ангелом великого замысла, то есть вестником: но это название Его обязанности, а не природы. Ибо Он должен был возвестить миру великий замысел Отца, а именно, о восстановлении человека. Именно поэтому не должно считать Его таким же ангелом, каковы Гавриил и Михаил. Ибо и хозяин виноградника посылает сына своего к возделывателям, как и прислужников, чтобы истребовать плодов; однако сын не должен считаться одним из прислужников по той причине, что принимает на себя обязанность служителей. Поэтому я, наверное, предпочел бы сказать, что Сам Сын есть ангел, то есть вестник Отца, нежели то, что ангел пребывает в Сыне. Но поскольку и о Самом Сыне возвещено: Не много умалил Ты Его пред ангелами (Пс. 8:6), – то как можно представить Его ангелом, так униженного пред ангелами, что Он становится человеком, как Сын человеческий и плотью и душою? Он – Дух Божий и сила Всевышнего (Лук. 1:35), а потому нельзя считать Его ниже ангелов, ибо Он – Бог и Сын Божий. Стало быть, сколь сделался Он ниже ангелов, приняв природу человеческую, столь же не уступал им, будучи ангелом. Это могло бы согласоваться с мнением Эвиона, полагающего, что Иисус – просто человек, из одного семени Давидова, то есть не Сын Божий; разумеется, кое в чем Он славнее пророков, ибо в Нем, считает Эвион, обитал ангел, – подобно тому, как в Захарии. Но Христос никогда не произносил: И говорит мне ангел, рекущий во мне (ср. Зах. 1:14), – и не повторял даже обычные слова пророков: Так говорит Господь. Он Сам был Господом, лично, от Своей власти говорящим: Я говорю вам. К чему еще слова? Послушай Исайю, восклицающего: Не ангел, и не посланник, но Сам Господь спас их (ср. Ис. 63:8–9).

15. И Валентину, благодаря его преимуществу еретика, можно было измыслить духовную (spiritualis) плоть Христову. Кто не пожелал верить, что она человеческая, тот мог представлять ее чем угодно. Ибо (это следует заявить против всех подобных мнений): если плоть Христова не человеческая и не от человека произошла, то я не вижу, в какой субстанции пребывая, Сам Христос провозгласил Себя человеком и Сыном человеческим: А теперь вы хотите убить человека, сказавшего вам истину (Иоан 8:40), – и: Сын человеческий есть господин и субботы (Лук. 6:5; Матф. 12:8). Это о Нем говорит Исайя: Человек скорбей и умеющий переносить недуги (53:3); и Иеремия: Он – человек, и кто познал Его? (17:9); и Даниил: И Он выше облак, как бы Сын человеческий (7:13). Также и апостол Павел говорит: Посредник Бога и человеков, человек Христос Иисус (1 Тим. 2:5). И еще Петр в Деяниях апостольских: Иисуса Назареянина, мужа, утвержденного вам от Бога (2:22), – и, конечно, человека. Одного этого, в порядке судебного возражения (vice praescriptionis), – если бы ереси могли оставить свою любовь к спорам и хитрым уловкам, – должно было оказаться вполне довольно для признания, что Его плоть человеческая и произошла от человека, а не духовная, равно как не душевная, не звездная, не воображаемая. Ибо, как я прочел у кого-то из шайки Валентина, они не признают, что Христос наделен был земной и человеческой субстанцией, дабы не оказаться Господу ниже ангелов, которые не имели земной плоти. Затем, они утверждают], что плоть, подобная нашей, должна была и родиться похожим образом, – не от Духа, не от Бога, а от желания мужа (ср. Иоан. 1:13). И почему не от тленного, а от нетленного? И почему наша плоть, равная Его плоти, которая воскресла и была взята на небо, тотчас не берется туда же? Или почему Его плоть, равная нашей, одинаково не рассеивается в землю? Подобные вопросы задавали и язычники[105]. Неужто Сын Божий унижен до такой степени? А если Он воскрес в образе нашей надежды, почему с нами ничего такого не происходит? Эти вопросы у язычников понятны; но они понятны и у еретиков. Ибо в чем различие между ними, как не в том, что язычники веруют и не веруя, а еретики не веруют и веруя? Вот, например, они читают: Не много умалил Ты Его пред ангелами – и отрицают менее высокую субстанцию Христа, хоть Он и называет Себя червем, а не человеком (Пс. 21:7), не имеющим ни вида, ни красоты (Ис. 53:2); облик его невзрачен, презрен более, нежели у всех людей, человек скорбей и умеющий переносить недуги. Они признают человека, соединенного с Богом, и отвергают человека. Веруют в смертное, и утверждают, что смертное родилось из нетленного, – как будто тление есть нечто иное, нежели смерть. – «Но и наша плоть должна была тотчас воскресать». – Подожди: Христос не подавил еще недругов Своих, чтобы вместе с друзьями восторжествовать над недругами.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.