2.2.1. Методологические основы исследования языкового образа нормального человека в русской языковой картине мира

2.2.1. Методологические основы исследования языкового образа нормального человека в русской языковой картине мира

Языковая картина мира – это запечатленные в языке процессы и результаты концептуализации действительности как проявление творческой мыслительной и языковой / речевой активности человека. Языковая картина мира постоянно участвует в познании мира и задает образцы интерпретации воспринимаемого [83, с. 64]; влияет на ментально-психологические и речевые стереотипы личности [115, с. 15]; отчасти формирует тип отношения человека к миру. Структурно языковая картина мира представляет собой иерархическую систему образов, формирующих глобальный образ мира.

Образ мира рассматривается отечественными психологами и психолингвистами как отображение в психике индивида предметного мира, опосредованное предметными значениями и соответствующими когнитивными схемами и поддающееся сознательной рефлексии [91, с. 251]. Отображение знаний и представлений человека о мире в языке составляет языковой образ. Общая ориентация языковой картины мира на человека обусловливает центральное положение в ней языкового образа человека.

Образ человека в языковой картине мира – это концентрированное воплощение сути тех представлений о человеке, которые объективированы всей системой семантических единиц, структур и правил того или иного языка [115, с. 8]. Исследование языкового образа «человек» может идти по пути выявления его отдельных ипостасей. Такой подход успешно реализуется представителями омской лингво-антропологии: исследуются такие ипостаси, как человек разумный, внешний, внутренний, святой, средний и др. [57; 76; 79; 107; 108; 177]. Направление нашего исследования диктует интерес к той ипостаси образа человека, которая задана нормой, иначе говоря, к языковому образу нормального человека. Если верно, что нормативные представления в целом влияют на результаты категоризационной и оценочной деятельности человека, то это же утверждение должно быть верно и для нормативных представлений о человеке. Пример взгляда на человека сквозь призму нормы был рассмотрен нами в [179] на базе прилагательных, обозначающих гипертрофированное, особое по сравнению с нормальным, развитие частей тела. В этом и подобных случаях нормативные представления о человеке специально не эксплицируются и обнаруживаются на глубинном семантическом уровне. По-иному обстоят дела с такими единицами языка и речи, которые очевидно содержат указание на норму. К таковым, безусловно, относятся, прежде всего, высказывания о человеке, имеющие в своем составе базовые вербализаторы нормы – слова норма и нормальный, например, такие: Нормальному человеку не нужно кричать, что он нормальный (В. Молчанов, К. Сегура, ruscorpora); Что такое норма для человека, перевоплощавшегося не только в дурацких революционеров и благородных белогвардейцев, но и в Макбета, Ги де Мопассана, Григория Орлова и Дон Жуана? (А. Ткачева, ruscorpora). Между тем обращение лишь к высказываниям со словами норма и нормальный вряд ли может дать сколько-нибудь полное описание образа нормального человека. Причина коренится в многообразии проявлений нормы, в том числе в многообразии систем взглядов, восходящих к нормативным представлениям. В главе I к таковым были отнесены стабильная, статистическая, правовая и идеализированная картины мира. Каждая из этих систем взглядов ценна сама по себе и в той или иной степени изучена.

Стабильная картина мира представляет образ стереотипного мира. Базовая установка стабильной картины мира – установка на благоприятную привычность. Любые отклонения маркируются как нарушения миропорядка, исключения по возможности игнорируются. В целом стабильная картина мира позитивна: образ мира, лежащий в ее основе, представляется известным, привычным и поэтому приятным [166].

Статистическая картина мира формируется как результат научной и наивной статистики и представляет своеобразный мезокосм: мир средних размерностей, в котором протекает повседневная жизнедеятельность человека, мир средних расстояний, весов, времен, температур, мир малых скоростей, ускорений, сил, а также мир умеренной сложности. За пределами мезокосма находятся особо малые, особо большие и особо сложные системы [35, с. 325].

Правовую картину мира формирует правовое, юридическое ми-ровидение. Право как совокупность писаных и неписаных законов объединяет идеализированные представления о высшей справедливости и абсолютном законе и практику воплощения абстрактных принципов в социальную повседневность. Практики очевидны и могут быть описаны по наличию, абстрактные же представления реконструируются через анализ правовых понятий, текстов, так называемого языка права [161].

Наконец, идеализированная картина мира представляет идеальный, эталонный мир, включающий все, что человек считает добром. Это своего рода «облагороженная» картина мира, из которой удалено необратимое зло: преступления, неизлечимые болезни, смерть [9, с. 79–183].

Эти картины мира связаны между собой феноменом нормы. Стабильная картина мира опирается на норму-традицию: «как всегда бывает» и «как должно быть». Статистическая картина мира оперирует нормами-средними величинами: «как обычно, чаще всего». Правовая картина мира предъявляет своему субъекту нормы-предписания: «как следует». Наконец, идеализированная картина мира основывается на нормах-эталонах: «как должно быть в идеале». С феноменом нормы связан общий для этих картин мира оценочный фон: позитивные оценки закреплены за случаями соответствия норме, несоответствия особым образом отмечаются и в большом числе случаев негативно оцениваются.

Лингвистика лишь отчасти может постичь содержание всех выделенных картин мира. Как отмечает Н. Д. Арутюнова, «высшее добро (составляющее содержание идеализированной картины мира. – Н. Ф.) лингвистика определить не может. Она может лишь подтвердить, что употребление общеоценочных предикатов обусловлено отношением к идеализированной модели мира» [9, с. 181]. То же верно и применительно к другим картинам мира: языковед не в силах дать полное описание каждой из них, однако, несомненно, может и должна быть исследована часть представлений, которые репрезентированы в языке социума.

Логическим следствием признания того факта, что к норме восходит несколько систем взглядов, различным образом отражающих мир и человека, является предположение, что формула «нормальный человек» может быть истолкована в соответствии с представлениями каждой из этих систем. Иначе говоря, в формуле «нормальный человек» определение нормальный может соответствовать определениям обычный, типичный (стабильная картина мира), средний (статистическая картина мира), идеальный (идеализированная картина мира), законопослушный (правовая картина мира). Как следствие, языковой образ «нормальный человек» можно представить сочетающим образы обычного, типичного, среднего, идеального, законопослушного человека. Последние могут быть рассмотрены как частные разновидности языкового образа человека нормального[24]. Феномен нормы выступает в таком случае и объединяющим, и дифференцирующим фактором.

Современная лингвистика располагает некоторыми наработками в описании названных образов. Кроме того, каждая из ипостасей нормального человека была в той или иной степени осмыслена в других науках (прежде всего речь идет о философии, психологии и социологии) и в искусстве. Заметим, что, как правило, для исследователя особую ценность имеет только одна из ипостасей – мы же представляем комплексное описание, объединенное синтезирующим образом человека нормального. Интегративность описания обеспечивается таким образом, с одной стороны, комплексом лингвистических, филологических, социологических, культурологических, философских традиций, с другой – возведением частных образов к обобщающему образу нормального человека.

Образ нормального человека в русской языковой картине мира целесообразно рассмотреть через обращение к когнитивным принципам[25] дуальности и градуальности.

Дуальность – это такой принцип восприятия и языкового отображения мира, в соответствии с которым действительность интерпретируется как единство антиномий, противоположностей. Принцип градуальности представляет мир разных величин: как полярных, крайних, так и промежуточных, шаговых. Оба когнитивных принципа, взаимодействуя, реализуются во всех базовых картинах мира: религиозной, научной, художественной, обыденной.

О характере взаимодействия принципов трудно судить однозначно. С одной стороны, понятно, что генетически первичен принцип дуальности; известно, что для архаических картин мира он являлся ведущим. В этой связи можно сослаться, например, на древнекитайскую систему миропонимания, в соответствии с которой в основе мира лежит два противоположных начала – инь и янь (земное и небесное); их дуализм и взаимослияние объясняют в китайской философии сущность всех мировых процессов, человеческой жизни и принципов истинного познания и разумного действия [4, с. 182–200]. В этом же ключе архетипическую картину мира характеризует Т. В. Цивьян, указывая, что мир воспринимался и описывался на основе набора двоичных признаков: «небо – земля», «правый – левый», «день – ночь», «жизнь – смерть», «чет – нечет», «счастье – несчастье» и др. [189, с. 5–6]. Усложнение образа мира должно было идти, по-видимому, в направлении от дуальности к градуальности. Осмыслив возможные полярные проявления одного и того же свойства, качества, признака, человек обратил внимание и на такие проявления, которые не могут быть приравнены к противоположностям. Бинарная оппозиция преобразовалась в триаду, в центральном элементе которой происходит снятие противоречий между полюсами. Впоследствии произошло усложнение триады в многокомпонентное множество. Таким образом, эволюция человеческой ментальности может быть рассмотрена, в частности, как движение от дуальной модели к градуальной [110, с. 123].

С другой стороны, в обыденной картине мира, по-видимому, дуальное восприятие и отображение мира не только не было вытеснено градуальным, но сохраняет ведущие позиции. Размышляя об этом, Т. М. Николаева пишет, что носители языка мыслят и дуальными, и градуальными оппозициями, однако обывательская модель мира в целом «не знает середины, не знает расположенной между плюсом и минусом нормы» [110, с. 126]. Несмотря на некоторую категоричность, последнее утверждение вполне обоснованно. Так, в обыденной картине мира человек предстает «средоточием добра и зла, силы и слабости, простоты и сложности, величия и ничтожества…» [115, с. 9]. Человек представляется существом противоречивым – средоточием качеств полярно противоположных. Об этом говорят русские философы: так,

Н. А. Бердяев формулировал противоречия русского национального характера [16]. Это представление свойственно русской литературе, достаточно вспомнить державинские строки «Я царь, я раб, я червь, я бог». Полярные качества человека отмечены и в русских идиомах: Обличье соколье, сердце воронье, Вид блестящий, а сам смердящий и т. п. Между тем нельзя утверждать, что наивный носитель языка не знает нормы – он осмысляет ее своеобразно. Если для градуального принципа норма – баланс противоположностей, то для дуального – один из полюсов. В этой связи показательны параметрические и аксиологические предикаты: для первых норма – середина (толстый – нормальный – худой), для вторых – полюс (умный=нормальный – глупый). Таким образом, норма совмещает в обыденной картине мира срединные и полярные характеристики. При этом образ человека, являющийся преимущественно аксиологическим, тяготеет к дуальной модели, в которой норма сближается с одним из полюсов.

При попытке сформулировать сущность нормального человека возникает противоречие: с одной стороны, человек – это индивидуальность, следовательно, не может быть таким, как все, с другой стороны, фоном для выдающихся представителей человечества являются именно люди нормальные, обычные. Вероятно, необходимо ввести разграничение, некоторым образом примиряющее два подхода к вопросу о существовании нормального человека. Предположим, что существует внутренняя и внешняя интерпретации нормального человека. При внешней (социальной) интерпретации осуществляется противопоставление в социуме по типу «нормальный человек – ненормальный человек». При внутренней (личностной) оппозицию составляют свойства самого человека: отличительные противопоставляются нормальным.

В целом оппозиция «нормальное – ненормальное» представляет собой частную разновидность дуальной интерпретации образа человека в частности и дуальной модели мира вообще. Расстановка оценочных знаков в этой оппозиции неоднозначна. Так, быть в окружении нормальных людей уютно и спокойно, милые странности прощаются, но значительные отклонения не одобряются. При этом истории милее гениальные безумцы, отпетые негодяи и прочие незаурядные личности. Вообще, сама возможность судить о чьей-либо незаурядности свидетельствует о существовании нормы. В целом норма дает возможность опознать на своем фоне выдающееся, но многочисленность интерпретаций нормы не позволяет единообразно оценить все случаи соответствия и несоответствия ей. Это обстоятельство не в последнюю очередь обусловливает необходимость рассмотрения образа «нормальный человек» через выделение ипостасей внутри образа.

Социальная и личностная интерпретация нормального человека, безусловно, не являются однопорядковыми. Отличие коренится в глобальности взгляда на личность. При социальной интерпретации нормальный человек признается таковым по совокупности доминирующих качеств. Процедура выведения оценки заключается в обобщении по преобладающему показателю, причем во внимание принимаются качества аксиологические (образ жизни, менталитет, характер, поведение, талант). Приведем пример суммирования признаков, заканчивающегося результатом «норма»: Нормальный человеческий образ жизни. Дети, семья, обмен квартиры, расширение площади, отпуск, новые книги, выставки, рецензии, гости – вы к нам, а мы к вам, дружба домами, долгие сборы в гости, посещение портнихи, демонстрация туалетов, ах, какой прелестный костюмчик, великолепная отделка, так и так элегантно, конечно же, чистая стилизация, зато как исполнено, какая ровная строчка, и так к лицу, а туфельки вроде ничего особенного, но неужели Таиланд, быть этого не может, а вот это уж точно из США, ай, какая прелесть, а вот тут-то я вас надула, это я сама сшила (Ю. Азаров, ruscorpora).

При личностной интерпретации внимание уделяется не только (и, может быть, не столько) обычным, но и отличительным свойствам личности. В результате внутренняя интерпретация характеризуется большей объективностью. В обыденной ситуации идентификации мы постоянно осуществляем сопоставление качеств, причем именно отличительные особенности становятся идентифицирующим признаком. При преобладании качеств, соответствующих норме, узнавание может быть затруднено. Подобная ситуация неоднократно описана в детективах, например, в одном из детективных романов А. Марининой. Героиня серии детективов Анастасия Каменская, как известно, обладает незаурядным интеллектом, но совершенно ординарной внешностью. Разумеется, для людей, хорошо ее знающих, отличительным признаком Каменской являются именно профессионализм и интеллектуальные способности. Однако в ситуации, когда использовать этот опознавательный признак невозможно, возникают трудности: Она уже хотела было описать собеседнику себя в джинсах и куртке и вдруг подумала, что по этим приметам ее найти будет крайне затруднительно. Разве можно в толпе встречающих выделить незнакомую женщину без единой яркой черты во внешности? Лицо? Никакое. Нормальное. Глаза? Бесцветные. Волосы? Непонятно-русые. Куртка – в таких пол-Москвы ходит. Уродина? Да нет, пожалуй, обыкновенная. Красавица? Вот уж точно нет (А. Маринина, НФ)

Укорененное в нашем сознании противопоставление «нормальный – ненормальный человек» реализуется в высказываниях как эксплицитно, так и имплицитно:

• эксплицитное противопоставление (вербализованы оба компонента): С ним не какой-нибудь таганский авторитет встречается, а нормальный интеллигентный бизнесмен (В. Спектр, ruscorpora);

имплицитное противопоставление (вербализован только компонент «соответствующий норме»): Человек нормальный (а я к таковым отношу самого себя) в этих жестоких рамках не может остаться свободным (Е. Чижова, ruscorpora).

Для высказываний с общей оценкой, к которым относится, наряду с «хороший» и «плохой», оценка «нормальный», характерна экспликация мотива, осуществляемая, как правило, двумя способами:

• посредством перечисления неких свойств личности, по совокупности которых делается вывод о нормальности человека: Вроде ведь нормальный мальчишка был! Делал, что говорят, мысли светлые имел, старших, наконец, уважал! (С. Таранов, ruscorpora). Такой способ мотивации характерен для всех общеоценочных высказываний безотносительно оценочного знака;

• посредством отрицания качеств или таких проявлений качеств, которые не соответствуют норме: Он нормальный мужик – не маньяк какой-то (Н. Леонов, А. Макеев, ruscorpora); Слушай, да какой он псих?! Нормальный человек. Сначала жрать хотел, а теперь ему бабу подавай (С. Довлатов, ruscorpora). В подобных случаях мотивом квалификации человека как нормального является отрицание ненормальных черт.

При характеристике человека мы, несомненно, прежде всего указываем на те качества, которые отличают его от других. Эти качества, как правило, немногочисленны, однако именно они составляют неповторимый портрет человека. С другой стороны, качества ординарные количественно преобладают и выполняют отождествляющую функцию: делают человека похожим на большинство других. Если внешняя интерпретация представляет собой аксиологический итог без учета частностей, то при интерпретации внутренней со– и противопоставляются различные качества одного человека – и выделяющие его из большинства, и объединяющие с большинством.

Устанавливая содержание характерных для картины мира представлений о нормальном человеке вообще и об одной из его ипостасей в частности необходимо иметь в виду следующее. Принципиально различаются по своему содержанию и оценочному потенциалу две группы представлений.

Во-первых, общие недифференцированные представления о нормальном (нормальном, обычном, среднем, типичном, идеальном, законопослушном) человеке. При номинации ипостаси посредством словосочетания «прилагательное нормальный + существительное-антрополексема предельного семантического охвата[26]» существительное предельного семантического охвата практически не обозначает ничего, основную семантическую нагрузку несет определение; такая общая характеристика дается в аспекте образа жизни, моральных качеств. Именно этот аспект в наибольшей степени подлежит философскому, культурологическому осмыслению: интересно, какой человек считается нормальным (обычным, средним и проч.) и как данная культура его оценивает. В формуле «прилагательное нормальный + существительное-антрополексема предельного семантического охвата» заключена научная и/или наивная философия, а семантика единиц языка и речи скорее поддерживает, нежели формирует такие представления.

Во-вторых, дифференцированные представления о нормальности человека в той или иной социальной роли (нормальный, типичный, обычный англичанин, католик, водитель и т. п.) или о нормальном проявлении отдельного качества (обычная выскочка, средний ум, идеальная внешность и т. п.). За определением в таком случае стоят национально-культурные представления о мере того или иного качества, о параметризации мира. Следствием общей аксиологичности мира человека является тот факт, что и параметрическая лексика в полной мере ассоциирует оценочные смыслы.

Наконец, несколько слов об образе нормального человека в свете теории систем. Как уже многократно отмечалось, норма в целом – это параметр порядка системы, обеспечивающий развитие последней в заданном направлении. В том фрагменте картины мира, который организован вокруг образа человека, эта характеристика может быть дана образу человека нормального. Носители языка обращаются к этому образу как к эталону (см. частотный сравнительный оборот как нормальный человек), основываются в своих суждениях на том, что может, а чего не может сделать нормальный человек (ср.: Нормальный человек, обнаружив в собственном дровяном сарае мертвое тело, сначала вырубается до полубессознательного состояния, а потом начинает думать о себе и только о себе и своих близких (Е. Козырева, ruscorpora)). Предсказуемость, определенность направления, заданного нормой, – гарантия стабильности системы; и наоборот: ненормальность в силу своей непредсказуемости вносит в систему хаос. Напомним также, что нормативные представления охватывают и часть случаев отклонений от нормы, которые могут быть типизированы. В этой связи показательна тернарная модель, предложенная В. В. Колесовым [71, с. 202–203] и основанная, в частности, на рассуждениях Ю. М. Лотмана о норме и взрыве [93, с. 64–65, 76–77]. Тернарная модель для качества «интеллект» выглядит следующим образом: дурак – умный – сумасшедший. В этой триаде компоненты «дурак» и «умный» могут быть противопоставлены компоненту «сумасшедший» по признаку «предсказуемо – непредсказуемо». Поведение умного – это «норма нормального», оно полностью предсказуемо. Дурость – это не-норма, но единственная доступная дураку форма активности – нарушение правильного соотношения между ситуацией и действием, и это стереотипно, следовательно, предсказуемо. Таким образом, и «настоящая» норма (ум) и типичная не-норма (дурость) обеспечивают стабильность мира. И только непредсказуемое сумасшествие является тем возмущающим фактором, который может поколебать равновесие системы.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.