II

II

Политика Конта не что иное, как строгое приложение принципов его социальной физики. Так как «общество» есть реальность по преимуществу, то учреждения, созданные для индивидуума, должны исчезнуть. Свобода исследования – краеугольный камень критической доктрины[1537]. С этой первоначальной свободой связаны все другие ее виды[1538]. Провозгласите ее – они будут существовать, отриньте ее – они исчезнут. Конт отрицает ее. Он говорит о свободе совести в выражениях, которые напоминают выражения Луи-Блана, с тою разницею, что, стоя на исторической точке зрения и желая объяснить все, даже то, что он отвергает, он признает преходящую роль, которую сыграла свобода совести. Но из того, что она была полезна в определенный момент, не следует заключать, что она продолжает быть полезной и теперь или имеет законное право на существование. Нет ничего более ложного, как «превращать этот преходящий факт в вечный и абсолютный догмат». В астрономии, химии и физиологии нет места для свободы совести. «Всякий нашел бы бессмысленным не доверять принципам, установленным в этих науках компетентными людьми»[1539]. То же самое должно быть и в политике[1540]. Масса никогда не будет в состоянии проверить доказательства, доступные только одним ученым. Она всегда принуждена будет принимать эти доказательства на веру, не вполне понимая их.

Раз свобода исследования исчезла, должны исчезнуть в свою очередь и связанные с ней установления, т. е. верховенство народа и политические организации, вроде английской конституции, а равным образом – идея права.

Верховенство народа – пустое словосочетание. Английская конституция, «своего рода временный компромисс между революционным и ретроградным духом», не выносит пересадки[1541]. Что касается права, то Конт говорит о нем, как Бональд. Это – слово, которое должно быть «выброшено из настоящего политического языка, точно так же, как слово причина — из настоящего философского языка»[1542]. Это – понятие «безнравственное и анархическое». В реорганизованном обществе есть место только для обязанностей[1543]. Устраняя идею права, Конт устраняет также идею индивидуальности. Попытайтесь овладеть этой идеей – она ускользнет от ваших попыток. Что такое индивидуум? Об этом ничего не известно или, вернее говоря, известно, что реально только одно человечество. Индивидуальный человек – лишь «абстракция»[1544]. Люди, скажет Конт впоследствии, когда его пантеистический мистицизм проявится во всей своей силе, суть не «отдельные существа», а «органы великого Существа»[1545].

Критика индивидуализма и связанных с ним институтов, критика более полная, чем какая-либо из рассмотренных нами ранее, служит естественным введением ко взглядам Конта на политику и правительство.

Критическую доктрину, изолирующую людей, следует заменить принципом общественности, сближающим их. Этот принцип выставило христианство. Он господствовал в средневековую эпоху, когда мир поистине возродился[1546]. В это время «социальное первенство», так долго принадлежавшее политике, перешло к морали[1547].

Католические Средние века осуществили «изумительное разделение» двух властей: власти чисто моральной и власти собственно политической[1548]. Без сомнения, это был только первый опыт выполнения той задачи, которую впоследствии должна была взять на себя положительная философия. Но путь был отныне открыт[1549]. Положительная философия принимает на себя эту задачу; она борется с революционным потоком и вновь связывает традицию человечества в том месте, где порвали ее Руссо и Гоббс[1550], хотевшие восстановить смешание обеих властей. Положительная философия, подражая католицизму, организует распределение компетенций между новой духовной и новой светской властью так, чтобы установилось «естественное и систематическое» соревнование между «философами, свободными от всякого личного честолюбия, и диктаторами, чуждыми всякой духовной тирании»[1551].

Эти философы, или «ученые», как Конт называл их первоначально[1552], эти «интеллектуальные владыки», как он будет называть их впоследствии[1553], пользуясь столь неопределенным термином для того, чтобы под него можно было подвести способности, полученные помимо изучения наук[1554], черпают право на управление умами уже в самом своем превосходстве. Они должны быть нашими господами, так как знают больше нас. «Интеллектуальное правительство» уже существует до некоторой степени в науках, где никто не смеет выражать свое мнение, не потрудившись получить образование. Почему же этому не быть в политике, где дело идет «о наиболее важных и деликатных» понятиях[1555]?

Духовная власть[1556] выработает доктрину, к которой примкнут все образованные люди; так что, ее фактическая власть будет предшествовать юридической[1557]. Центром этой доктрины будет универсальная система положительного воспитания, «не только умственного, но также, и главным образом, морального»[1558]. В Opuscules и Курсе положительной философии теория духовной власти выражена в границах благоразумной осторожности, но в Положительной политике она развита гораздо подробнее. Здесь детально изложена система воспитания, направленная главным образом к развитию альтруизма; система, одинаково обнимающая и раннее детство, и высшие задачи образования[1559]. Западный позитивный комитет становится своего рода «постоянным собором новой Церкви»[1560]. Так как для организации духовной власти необходима «полная концентрация», то всем будет управлять по собственному усмотрению «западный Первосвященник» при помощи других первосвященников. Конт сожалеет, что глава католической церкви обладает ограниченной властью, и требует для себя власти более обширной. Папа позитивистов должен был быть гораздо более абсолютным, чем был в то время, когда писал Конт, наместник святого Петра[1561].

Наряду с подобного рода духовною властью Конт помещает светскую власть, которую, как уже было сказано, он представляет себе в виде диктатуры. К Реставрации, Июльской монархии и Второй республике, вплоть до переворота, Конт относится отрицательно. Он осуждает перенесение во Францию английской конституции, «парламентского застоя»[1562], того странного режима, «который сводит власть к простым репрессивным функциям, не давая ей никакого направляющего значения»[1563].

Правительство, по его мнению, должно иметь право вмешательства, чтобы предотвращать «коренную рознь» идей, чувств и интересов, которая, правда, вытекает из самого развития человечества, но, не встречая противодействия, может задержать прогресс[1564]. Конт требует «энергического преобладания центральной власти»[1565]. Он отказывается смотреть на правительство как на «естественного врага, расположившегося лагерем среди социальной системы», по отношению к которому общество «постоянно должно держать себя недоверчиво и настороже»[1566]. Объем деятельности правительства указан им в Положительной политике: на его долю достаются буквально все стороны человеческой жизни, ускользающие из-под ведения духовной власти.

Суждения Конта о событиях своего времени подтверждают его теоретические взгляды.

Как и Сен-Симон, в юности он был поклонником Священного союза. Он провозглашал его «одной из реальных и насущных потребностей эпохи»[1567]. Он также всегда старался поставить на вид «лояльность своих политических намерений» и доказать, что его взгляды должны «благоприятствовать усилиям правительств, направленным к восстановлению порядка в Европе»[1568]. Будучи поклонником власти во всех ее проявлениях, Конт восхищается ей у деятелей Конвента[1569] и ставит революционной диктатуре в заслугу, что она даже в «критических принципах» искала материал для «органической доктрины»[1570], пытаясь тем самым достигнуть невозможного. Государственный переворот 1852 года, по мнению Конта, принес большую пользу тем, что заставил Вторую республику перейти в диктатуру, «единственно пригодную для французов»[1571]. Этот «неожиданный кризис» кажется ему равносильным совершившемуся в 1848 году освобождению от королевского ига[1572]. Следует напомнить еще, что из самодержцев и государственных людей наиболее способными оценить благодеяния положительной политики Конт считал русского царя и великого визиря[1573].

Правда, рисуя свою политику благоприятной для поддержания порядка, он рисует ее в то же время благоприятной и для прогресса[1574]. Если бы он искал себе единомышленников между приверженцами теологической политики или революционной метафизики, они показались бы ему еще более способными стать на его точку зрения, несмотря на совершенные ими важные ошибки. Кроме того, не дорожа свободой совести, он все-таки признает свободу мнений, при соблюдении известных условий[1575], – например, свободу печати, за исключением периодической[1576], и свободу обучения тому, что он считает истинным[1577].

Понимаемая таким образом, свобода очень напоминает ту свободу, которую другая школа, во многом родственная школе Конта, называет «свободой добра». Понятно, что Ст. Милль мог высказать о политике Конта следующее суждение: «Это – наиболее разработанная система духовного и светского деспотизма, когда-либо созданная человеческим умом, за исключением разве Игнатия Лойолы»[1578].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.