Беседа двенадцатая Средневековая европейская философия

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Беседа двенадцатая

Средневековая европейская философия

Когда античная философия окончательно утратила самостоятельность и была поглощена христианским богословием? Условно датой этого важного поворота в её судьбе можно считать закрытие в VI веке императором Юстинианом Великим школы неоплатонизма в Афинах. Это поглощение продлилось до XVI века, то есть «богословское пленение» философии заняло тысячу лет. На Западе и в Византии она развивалась в условиях несамостоятельности по-разному.

Разное направление развития христианской философии в Западной Европе и в Византии обусловилось тем, что в этих двух частях некогда единой Империи сложились принципиально различные социально-политические и экономические условия, и вся жизнь людей потекла в них по-разному. Разумеется, это не могло не сказаться на постановке философских проблем и на методах их решения.

1. Западное христианство

После падения Западной Римской империи в 476 году на её территории возникали, распадались, воевали друг с другом, объединялись, а порой и перемещались с одного места на другое многочисленные королевства, в которых правящей верхушкой были германцы, а народную массу составляли главным образом местные этнические группы – латиняне и кельты. Заметим, что то же самое произошло спустя несколько столетий в Восточной Европе, а именно на Руси, где правили варяги (древние скандинавы, принадлежавшие к тому же германскому этносу, что и правители Западной Европы Средневековья), а подавляющее большинство населения составляли славяне и угрофинны. Три столетия, с V по VII включительно, историки иногда называют «тёмными веками» – название, указывающее на малую изученность происходившего в этот период (тёмный – это «не совсем ясный»). Однако суть этой эпохи как раз очень ясна: в это время шли два наложившихся друг на друга процесса – один вещественный, другой духовный. Первый состоял в продолжении Великого переселения народов, которое улеглось в свои окончательные берега лишь к VIII веку. Второй процесс – христианизация овладевших большой частью Западной Римской империи «варваров», то есть германцев. Казалось бы, что ещё было нужно для восстановления империи – налицо и единая вера, и зримые остатки единой материальной цивилизации, вызывающие ностальгию по былой державной мощи. И когда передвижение племён в основном завершилось, попытка восстановления Римской державы действительно была предпринята Карлом Великим, объявившим себя в 800 году императором, но это административное образование оказалось непрочным, и в 843 году внуки Карла Великого разделили по Верденскому договору его империю на три части, которые, в свою очередь, стали дробиться на всё более мелкие владения, называемые феодами, и так в Западной Европе начал устанавливаться новый образ общественного и индивидуального бытия, называемый феодализмом. Вот что писал об этом известный историк начала XX века Н.И. Кареев:

«Феодализм, сначала подготавливавшийся, затем господствовавший и, наконец, постепенно разрушившийся, составляет одну из наиболее важных особенностей западноевропейской истории. Это разложение государства пришлось как нельзя более на руку Церкви. Сильная своей организацией, образованностью своих служителей в грубом варварском обществе, своим землевладением, которое всё более и более разрасталось, церковь на Западе могла вступить в успешную борьбу с государством, чтобы подчинить его своему влиянию и своему господству». Возникает вопрос: почему всё-таки Империю на территории Западной Европы восстановить не удалось ни Карлу Великому, ни позднейшим германским королям Оттонам, провозгласившим себя кесарями Священной Римской империи германской нации, и их державы оказались не более чем мыльными пузырями? Можно ли объяснить это как-то более убедительно, чем сказав «В одну реку не войдёшь дважды» или «Разбитую чашку не склеишь»?

Объяснение есть. Империя – сложнейшее жизнеустроение, которое не может свалиться с неба, даже если всё население будет желать этого и молиться об этом, – она должна созреть в ходе длительного исторического процесса. Исторический же процесс, подготавливающий и порождающий империю, всегда есть распространение культуры и организованности, накопленных в некоем зародышевом центре, на окружающие общества, менее культурные и менее организованные. Этот зародыш становится сердцем будущей империи и, что очень важно, ясно понимает и ощущает суть своей миссии как упорядочивающей и просветительной. В метафизическом смысле империя превращает хаос в космос, бесформенность в структуру, неразбериху в систему. Вовлекаемые в орбиту этой борьбы с энтропией люди превращаются из «жителей» в «граждан империи», которые должны проникнуться идеей этой борьбы, почувствовать себя миссионерами, несущими прогресс отсталым народам. И они действительно проникаются этой идеей, приспосабливают к ней своё мировосприятие. Имеющие место и в других обществах чувства долга и служения здесь достигают высшего выражения, патриотизм и верность Отчизне становятся своеобразным культом, который нисколько не мешает обычному религиозному культу, а лишь дополняет его. Имперская идея меняет сознание народа, делает его по своим внутренним характеристикам народом державным, и только страна, населённая таким народом, может стать настоящей империей, независимо от того, как она будет официально именоваться. Но как могли бы за два-три столетия образовать державный народ полукочевые германские племена, с удовольствием вписавшиеся в необычайно комфортную для них римскую цивилизацию, но совершенно неспособные по своему складу характера её воспроизводить? Империя нравилась им как потребителям, а исполнять те тяжёлые повинности, на которых она только и может держаться, они не хотели. Так что поговорка «Разбитую чашку не склеишь» всё-таки уместна и тут: расчленить империю германцы смогли, а срастить ее куски им было не дано.

А это, как метко выразился Кареев, было как нельзя более на руку Церкви. На руку в чём? Уважаемый историк объясняет: в том, чтобы подмять под себя государство. Это совершенно правильно, но здесь надо задать вопрос: а для чего Церкви устанавливать своё господство над государством? Что она получит в результате этого? Давайте подумаем. Духовная власть, господство над душами людей у неё и так имеется, тут ей никто не конкурент. А подчинив себе государство, она будет иметь и власть материальную – политическую, административную и экономическую – таким образом весь мир будет у её ног. Значит, надо внести уточнение. Феодализм был не «на руку» западной Церкви, а представлял для неё сильный соблазн, великое искушение.

Оно имело совершенно ту же природу, что и знаменитое искушение Христа во время Его сорокадневного поста в пустыне перед началом земного служения. Вспомним, как это было.

«…Берёт Его диавол на весьма высокую гору, и показывает Ему все царства мира и славу их, и говорит Ему: всё это дам Тебе, если падши поклонишься мне. Тогда Иисус говорит ему: отойди от Меня, сатана; ибо написано: “Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи”. Тогда оставляет Его диавол, – и се, Ангелы приступили и служили Ему» (Мф. 4, 8).

Этот сюжет повторился в точности. Раздробленность и слабость светского правления нашёптывала церковному руководству: возьмите брошенную кесарями власть в свои руки, отвлекитесь ради бедного беспризорного народа от исключительного служения одному Господу, обратите внимание и на мирское, и всё оно станет вашим! Метафизический смысл искушения был прост: послужите сразу двум господам – Богу и мамоне, и все сокровища и вся слава мира достанутся вам. И, в отличие от Христа, Западная Церковь не смогла преодолеть этого соблазна, не сказала «отойди от меня, сатана». В художественной форме суть искушения, перед которым она не устояла, выразил Достоевский в главе «Великий инквизитор» романа «Братья Карамазовы».

Это был поворотный момент не только в истории христианской Церкви, но и в истории всего человечества. Христианская цивилизация раскололась на католическую и православную. Формальное размежевание между ними произошло лишь в XI веке, а фактически эти ветви разошлись лет на двести раньше. Католицизм воцарился в Западной Европе, православие – в Византии. Загоревшись желанием обрести власть не только над душами своей паствы, но и над её телами и кошельками, католическая Церковь провела энергичные реформы, сделавшие её более мобильной, централизованной и дисциплинированной (эти реформы провёл «величайший из пап» Григорий VII в конце XI века, сразу после официального разрыва с православной Церковью), и начала создавать для достижения своих честолюбивых целей новое богословие и новую философию.

Православным священникам часто задают вопрос: в чём различие между вашей верой и католической? Не всегда вопрошающие получают ясный и чёткий ответ. А он необычайно прост, прост до примитивности. Вся догматика, все обряды, вся метафизика, всё церковное искусство католицизма направлены только на одно: убедить людей в том, что для благополучной жизни на земле и обретения вечного блаженства на небесах необходимо и достаточно целиком ввериться Церкви, быть ей во всём послушными и своё послушание подтверждать пожертвованиями, желательно как можно более щедрыми. Вот и всё! Остальные миллионы слов, сказанных католическими проповедниками и учёными, – лишь заговаривание зубов, радужный туман, скрывающий от глаз наивных людей элементарную жажду власти, которую можно было бы выразить всего в трёх словах: «доверяйте и повинуйтесь».

Чтобы люди доверяли Церкви, надо, чтобы они доверяли её главе, Папе. Для этого в Символ веры, вопреки запрету Вселенского собора, было внесено добавление «филиокве» («и от Сына»), Смысл таков: благодать Святого Духа исходит не только от Отца, но и непосредственно от Сына, то есть Христа, а поскольку Папа после вознесения Христа к Отцу стал Его викарием, то есть «исполняющим Его обязанности», то он тоже является источником Святого Духа, а по Евангелию это Дух Истины (Ин. 16, 13), значит, Папа обладает знанием истины, то есть он непогрешим. Как же ему не доверять?

Припав к стопам Церкви, может спастись каждый. Откуда у неё эта спасительная сила? Её наличие следует из концепции юридизма, принятой католическим богословием. Она состоит в утверждении, что для спасения души нужно сделать вполне определённое число добрых дел и вознести вполне определённое количество молитв – скажем, жертвовать на благотворительность десятую часть своих доходов и молиться 22 минуты в день. Отдал это Богу – можешь быть спокоен за посмертную судьбу. Но монахи в католических монастырях не смотрят на часы, когда молятся, – они увлекаются этим занятием и отдают ему многие часы. Так они зарабатывают избыточную благодать, являющуюся результатом их «сверхдолжных заслуг». Куда же она девается? Конечно, поступает в распоряжение Церкви, которая в дальнейшем может распределять её по своему усмотрению между верующими и возмещать недостаток их собственных заслуг из этого резервного фонда. А поскольку фонд этот огромен, Церковь может, в принципе, спасти любого. Так обосновывается постулат достаточности обращения к Церкви для спасения. Что же касается постулата необходимости, то тут католикам надо опровергнуть главное возражение: Дева Мария не прибегала к помощи католической Церкви, и не только спаслась, но и удостоилась родить Бога! Чтобы пасомые не соблазнились этим примером, западная Церковь ввела догмат о «непорочном зачатии Девы Марии»: дескать, в момент Её зачатия Иоакимом и Анной с Неё был Божественным актом снят первородный грех. А поскольку на всех остальных людей этот акт не распространяется и первородный грех на них так и лежит, им надо спасаться через Церковь.

Таким образом, проблема спасения в католицизме решена раз и навсегда – доверяй Церкви, будь ей покорен, и попадёшь в рай, – а поэтому никакой сотериологии (науки о спасении) в нём нет, и всё богословие у католиков сосредоточилось на онтологии, на Отце, на изучении Его атрибутов и других свойств, на логических проблемах сотворения мира, соотношения между Богом и человеком, на теории познания. Этими проблемами и занималась религиозная мысль на протяжении нескольких веков в рамках схоластического богословия.

Что же касается философии, то её главной проблемой в это время, вызывавшей ожесточённые споры, была проблема универсалий – общих логических категорий, абстрактных понятий. Здесь богословы разделились на два лагеря. Реалисты утверждали, что общие понятия существуют реально (отсюда их название) и являются мыслями Бога, предшествующими вещам, которые Бог творит уже после того, как они сформируются в Его уме. Тезис этой партии – universalia ante res (универсалии до вещей). Номиналисты возражали на это так: откуда мы можем знать мысли Бога, и вообще, творческое начало в Боге – не ум, а воля Творец не нуждается в предварительных чертежах своих изделий, а просто говорит «да будет!». А общие понятия есть лишь удобные для нас обозначения свойств, имена, поэтому universalia post res (универсалии после вещей).

2. Восточное христианство

Здесь сотериология, напротив, заняла центральное место в богословии, а следовательно, и в философии. Заботиться о телах граждан Империи Церкви не было надобности – это взяло на себя государство, – и она сосредоточилась на проблеме спасения душ. И это пошло на пользу делу постижения истины. В нашем кратком обзоре надо отметить два ценных результата работы философской мысли православных авторов.

Первый принадлежит Симеону Новому Богослову (X век). Будучи великим постником и молитвенником, преподобный Симеон впервые в истории христианской философии серьёзно задумался над тем, каким должно быть в идеале взаимодействие двух составляющих человека – духовной и материальной. То, что они тянут нас в разные стороны и являются поэтому конфликтующими началами (из-за повреждённости плоти первородным грехом), христианам было понятно всегда, но до глубокого осмысления этого конфликта и путей выхода из него у богословов долго не доходили руки. Считалось, что, поскольку дух в человеке должен господствовать над плотью, стало быть, плоть надо умерщвлять. В рамках такого взгляда плоть человека сама по себе представляется его непримиримым врагом. Преподобный Симеон увидел в этом положении несовместимость с постулатом о человеколюбии Творца, в силу которого Он не должен был облечь человека в оболочку, заведомо враждебную его душе. Он высказал убеждение, что плоть надо не умерщвлять, а возвращать к догреховному состоянию, обоживать её, изгоняя из неё грех, иными словами, умерщвлять не саму плоть, а порождаемые её повреждённостью страсти. Эта точка зрения постепенно была принята православным учением и вошла в состав её философского базиса. Она неоднократно звучала в словах преподобного Серафима Саровского, который говаривал: «Плоть наша – подружка наша».

Вторая глубокая идея, которой мы обязаны восточной Церкви, принадлежит святителю Григорию Паламе (XTV век). Она относится сразу к двум разделам богословия – сотериологии и гносеологии (теория познания).

Толчком к разработке нового учения о связи между Богом и человеком стал спор Паламы с калабрийским монахом Варлаамом, который утверждал, что прямое богопознание через молитвенное созерцание и аскезу является самообманом, поскольку Бога отделяет от человека непроходимая пропасть. Опираясь на Священное Писание, Григорий Палама показал, что, хотя сущность Бога, Его внутренняя жизнь непознаваемы и непостижимы, Бог посылает энергии, воспринимаемые человеком и несущие информацию о Божественном мире. Но если даже на земле наша душа способна улавливать небесный свет, то после освобождения от тела она сможет видеть его воочию, то есть будет способна жить в Царстве Небесном.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.