А.И. Кунцман . Психология мышления Ф. Брентано, Г. Уфуэса, Э. Гуссерля и К. Штумпфа

А.И. Кунцман.

Психология мышления Ф. Брентано, Г. Уфуэса, Э. Гуссерля и К. Штумпфа

Психологические учения о мышлении Брентано, Уфуэса, Гуссерля и Штумпфа будут изложены здесь на основании следующих их произведений: Brentano: «Psychologie vom empirischen Standpuncte» (1874), «Klassification der psychischen Ph?nomene» (1911, переиздание последних глав предыдущего сочинения), Uphues, «Psychologie des Erkennens» (1893); Husserl, «Logische Untersuchungen» (1900, 1901); Stumpf, «Erscheinungen und psychische Functionen» (1907). При этом перед изложением учения о мышлении каждого из них будет дан на основании тех же книг более сжатый очерк его общих психологических воззрений, через что изображение их психологии мышления получит ряд поясняющих ее оттенков.

Душевные явления для Брентано – душевные акты; то и другое для него просто синонимы27. Под актом он, видимо, подразумевает деятельность28. Исходной точкой психологических воззрений Брентано вообще была традиция Аристотелевой и схоластической философии. Из нее он и получил понятие душевного акта, которое, несомненно, понималось в схоластической философии тоже как деятельность, хотя слово «акт» вообще употреблялось в другом, более широком значении.

Основное определение душевных явлений или актов у Брентано следующее. Каждое душевное явление, по его воззрению, характеризуется отношением к какому-либо содержанию, направлением на какой-либо предмет, имманентною предметностью (все эти три выражения обозначают, конечно, одно понятие). Всякое душевное явление, следовательно, имеет свой предмет, но не каждое относится к нему одинаковым образом: в представлении что-нибудь представляется, в суждении признается или отвергается, в любви любимо, в ненависти ненавидимо и т. д.29В этом основном пункте – указании главного, по его собственному признанно, признака душевности30, Брентано уже прямо ссылается на схоластическую философию как на источник этого его определения (там же, стр. 115). Он усваивает и ее терминологию, именуя этот общий признак душевности интенциональным существованием (предмета) внутри (душевных явлений) (стр. 127, ср. стр. 115). Термин «интенциональный» не обозначает, по объяснению самого Брентано31, что в такого рода явлениях есть намерение или преследование цели (франц. intention). Он означает как бы тяготение души в ее явлениях (чаще даже познавательное, чем волевое) к какому-либо предмету (intendere значит тянуться, стремиться к чему-нибудь, прежде всего в физическом смысле). Правда, и при таком толкованы можно еще говорить о том, что тут налицо стремление к цели, так как перипатетическая философия приписывает последнее всякому движению; но у нас сейчас идет речь о гораздо более узком понимании целестремительности. Словом «интенциональный» отстраняется в выражении «интенциональное существование внутри душевного явления» возможность ошибочного его толкования в смысла реального существования предмета внутри душевного явления, а не того особого, которое здесь подразумевается и которое каждый может усмотреть из приведенных примеров.

Далее Брентано определяет душевные явления как представления или такие явления, для которых основой служат представления32. Под представлением же он подразумевает только представливание или акт представления, например, слышание звука, видение окрашенного предмета, вообще, значит, ощущение как акт; подобные же состояния воображения, мышление понятия, если таковое действительно происходит, не включает в понятие представления Брентано все то, что представляется, т. е. предмет или содержание, на которое направлено представление, к которому оно имеет отношение. Сообразно с этим, к физическим явлениям он относит не только, например, виденную местность или оркестр, звукам которого внимают, но и ощущаемые краски, входящие в состав образа первой, звуки, являющиеся элементами симфонии, исполняемой вторым (там же, стр. 103, 104). Через то, что Брентано отрицает душевность представляемых содержаний, он совершает нововведение по отношению к перипатетической традиции, отличающей от акта представления отображение предмета в душе. Это объясняется реакцией против английских психологов, которые, наоборот (начиная от Локка и до Дж. Ст. Милля и Бэна) или отрицали существование актов представления, или в неясном употреблении понятий смешивали их с содержанием представлений. Подтверждается такое объяснение его нападками на указанные воззрения английских психологов (там же, стр. 160– 162).

Затем Брентано считает еще общим признаком душевных явлений их непротяженность (стр. 111, 115, и особенно 126). Тут он опять отдаляется от перипатетической традиции: Аристотель и схоластики признавали протяженными, например, ощущения. Как намекает сам Брентано, второе отступление от Аристотелевой традиции объясняется первым: если (протяженные) содержания ощущений не душевны, то менее основания относить оторванный от них таким образом акт к числу протяженных явлений (стр. 114, особенно прим. 3).

В заключение изложенного выше ряда определений душевных явлений Брентано указывает еще на отличающий их признак единства сознания. Последнее состоит в том, что все душевные явления, в определенное время воспринимаемые одним лицом, во всем их многообразии всегда образуют единство, единую вещь (стр. 125, 126, 127, 214, 272) (единое существо). Сознанием Брентано вообще называет не что иное, как душевные явления, душевные акты (там же, стр...

Данный текст является ознакомительным фрагментом.